По установленным правилам семейное пиршество проводилось в зале Хуэйгуандянь, который был ближайшим к главному входу в императорский гарем. На празднике обязаны были присутствовать все принцы со своими женами. Не пропустила пир и вдовствующая императрица. Вместе с ней пришли и несколько тайфэй. Сама она заняла самое высокое место на южной стороне зала, а ее сопровождающие уселись по обе стороны от нее. В этой же части зала была установлена небольшая сцена, на которой танцевали и разыгрывали миниатюры. Император вместе с императрицей подняли чарки с вином, чтобы поздравить тайхоу и пожелать ей долгих лет жизни. К ним присоединились все присутствующие – принцы с женами, наложницы и даже дети императора.

Осушив чарки и пиалы, гости снова уселись на свои места. По залу разносились звонкие голоса певцов, исполняющих праздничные песни, и гости раз за разом провозглашали тосты и пили за здоровье императора и императрицы.

Вдовствующая императрица была самой старшей среди многочисленных членов славной и благородной императорской семьи, поэтому она по праву могла гордиться своим положением и наслаждаться привилегиями. До этого вечера я много раз представляла, как может выглядеть тайхоу, но воочию увидела только сегодня. Я была наслышана о ней и поэтому сейчас смотрела с благоговением и уважением. Благодаря рассказам придворных в моем воображении сложился образ суровой, осознающей свое могущество величественной дамы, но, когда я увидела ее своими глазами, она оказалась тихой, умиротворенной женщиной. И это меня поразило. Поскольку торжество было семейным, вдовствующая императрица выбрала простой праздничный наряд, украшенный золотым рисунком. В отличие от торжественных образов он не производил гнетущее впечатление, а дарил ощущение радости и легкости. Пышную прическу императрицы украшали лишь заколки с жадеитом и жемчугом. Даже макияж был легким, едва заметным. Тайхоу нельзя было назвать красивой, но ее облик все равно оставался незабываемым. Возможно, из-за того, что она прочитала бесчисленное количество буддийских сутр, ее окружала аура благородства и спокойного достоинства, которая заставляла людей покорно подчиняться ее приказам. Будучи самой уважаемой женщиной правящей династии, она должна была жить шикарной жизнью, о которой простые люди могли только мечтать, но почему-то на ее лице я заметила следы сильной усталости. Видимо, она очень старательно кланялась статуе Будды.

Когда тайхоу увидела нас, наложниц императора, она довольно улыбнулась и обратилась к Сюаньлину:

– Императору стоит одинаково хорошо обращаться со всеми своими женами, тогда в гареме всегда будут звучать детские голоса. – Затем она повернулась к императрице. – А ты, будучи главой гарема, должна управлять им твердой рукой, чтобы у императора был спокойный и надежный тыл.

Императрица поклонилась и поблагодарила за наставления. Судя по очень вежливому и даже отчужденному тону, с которым тайхоу разговаривала, они не были близки, хотя императрица приходилась старшей родственнице родной племянницей. Получалось, что слухи о том, что вдовствующая императрица не жаловала Чжу Исю, правдивы.

Принца Жунаня на пиру не было, так как он отправился в поход на юго-запад страны. Его семью представляла его главная жена, принцесса Хэ. Тайхоу посмотрела на нее и сказала:

– Пока твой муж в отъезде, ты должна хорошо заботиться о себе и вашем сыне.

После этого она повернулась к служанкам и велела принести драгоценности, чтобы наградить ими принцессу Хэ. Принцесса поклонилась и поблагодарила императрицу за милость.

Следующим, на кого обратила свое внимание тайхоу, стал принц Сюаньфэнь.

– Мне рассказывали, что Фэнь-эр ^[41] всегда стремится быть лучшим, что ты хорошо разбираешься в литературе и метко стреляешь из лука. Мое материнское сердце может быть спокойно. – Старая императрица посмотрела на тайфэй Шуньчэнь и тайфэй Чжуанхэ и довольно сказала: – Вы хорошо воспитали своего сына.

Из-за того, что родная мать Сюаньфэня тайфэй Шуньчэнь была низкого происхождения, его воспитанием занималась тайфэй Чжуанхэ. Неудивительно, что, когда она услышала похвалу императрицы, на ее глазах заблестели слезы радости.

Когда взгляд вдовствующей императрицы остановился на Сюаньцине, она ласково улыбнулась и подозвала его к себе. Она относилась к принцу Цинхэ с особой нежностью, потому что именно она воспитывала его после того, как наложница Шу ушла в монастырь.

– Цин-эр, за тебя я беспокоюсь больше всего, ведь я уже много лет заменяю тебе родную мать. Мне было бы намного спокойнее, если бы ты женился и в твоем дворце появилась хозяйка.

– Матушка, не беспокойтесь, – сказал Сюаньцин, тепло улыбнувшись. – Если я встречу ту, кого захочу сделать своей женой, я обязательно ее вам представлю. Вот только пока мне редко попадаются женщины, которые могут заставить мое сердце биться чаще.

Тайхоу развеселил ответ принца. Она повернулась к Сюаньлину и сказала:

– Ваше Величество, вы только послушайте его. Сюаньцин, у тебя такой большой выбор из дочерей генералов и министров. Выбирай, не спеши. Если никто не подойдет, можешь присмотреться к менее знатным семьям. В этом нет ничего плохого.

Шестой принц слушал и улыбался, но отвечать не спешил.

– Матушка, не волнуйтесь, – сказал Сюаньлин. – Может быть, завтра он уже найдет ту самую. Будущее никто не может предугадать.

– Я на это очень надеюсь. – Императрица склонила голову и внимательно посмотрела на Сюаньцина. – Все в твоих руках, Цин-эр.

На шумном пиру тайхоу быстро утомилась и пожелала вернуться в свой дворец. Тайфэй, которые искренне о ней заботились, тут же поднялись, подхватили ее под руки и повели отдыхать. После ухода старшей родственницы пир возглавили император и императрица.

Я сидела довольно далеко от Сюаньлина, потому что наложниц рассадили согласно их рангу: от высшего к низшему. Я не могла нарушить правила и подойти ближе, поэтому мне оставалось только любоваться им издалека. А сегодня он был очень хорош в праздничном желтом одеянии.

Я улыбнулась ему, даже не надеясь на то, что он заметит, но именно в этот момент он посмотрел в мою сторону. Наши взгляды встретились. Его глаза были полны тепла и любви. Он улыбнулся, а я вспомнила, что мы в этом зале не одни, и густо покраснела. Застеснявшись, я схватила чарку с вином и залпом ее опустошила.

Когда я подняла глаза, Сюаньлин уже отвернулся и снова разговаривал с императрицей. Но тут я заметила принца Сюаньцина, который, пользуясь тем, что на нас никто не смотрит, слегка приподнял свою чарку в мою сторону и понимающе улыбнулся. Когда он поднес чарку к губам, я отвернулась.

Во время празднества Сюаньлин часто смотрел на меня и даже приказал Ли Чану относить мне половину блюд, которые появлялись на императорском столе. Он прекрасно знал, что они мои любимые. И хотя мы не обмолвились ни словом, я весь вечер ощущала его любовь и была счастлива.

Когда пир закончился, император вместе с императрицей отправились в зал Чжаоян, так как согласно установленному порядку эту ночь он должен был провести с ней. Наложницы же отправились в свои дворцы и павильоны. Сегодня они могли спать спокойно. Я почувствовала себя пьяной только тогда, когда забралась в паланкин. Лицо горело, словно его ошпарили кипятком, а тело стало вялым, как у тряпичной куклы. Я отодвинула занавеску и посмотрела на небо. Луна в пятнадцатый день цикла была абсолютно круглой. Она напоминала светящуюся пуговицу, лежащую на темно-синем покрывале ночного неба. Струящийся сверху лунный свет отражался от золотых нитей вышивки, что украшали мою юбку, и от нефритовых подвесок в виде камбал, отчего они красиво поблескивали. По легенде, камбала – это две рыбки, соединенные вместе, поэтому она стала символом влюбленных. Как грустно, что в ночь полнолуния компанию мне составляет лишь моя тень… Вдруг со стороны пруда я услышала голоса цапель. Они тоже были в паре. В этот момент мое сердце окутали холодные щупальца одиночества. Луна сияла, но из-за ее света вода, покрытая зелеными листьями, казалась еще темнее, чем была на самом деле.

По возвращению в Инсиньтан я велела Лючжу и Хуаньби помочь мне переодеться. Сменив праздничные одежды на одеяние для сна, я тщательно умылась, очистив лицо от густого макияжа. Когда на коже не осталось и следа румян и белил, я невольно потерла покрасневшие щеки.

– Такое ощущение, что у меня все лицо горит. Видимо, я слишком много выпила.

Лючжу тихонько хмыкнула:

– Не вино пьянит человека, а человек сам себя. Император о вас так заботился, госпожа, что вы просто опьянели от счастья. На госпожу Ань он обращал вдвое меньше внимания, хотя именно ее считают фавориткой.

– Не говори глупостей! – сказала я сердито.

– Это правда? Так и было? – Хуаньби, услышав слова Лючжу, удивленно расширила глаза, но тут же вновь вернула на лицо вежливую улыбку.

– Если бы ты пошла с нами, то увидела бы все своими глазами. Ты даже не представляешь, каким злобным взглядом госпожа Хуа буравила нашу хозяйку, – сказала Лючжу и расхохоталась, да так сильно, что даже согнулась пополам, придерживая живот. – Ну и пусть злится. Она должна знать, какое важное место занимает наша госпожа в сердце императора, чтобы слишком уж не зазнаваться.

Я пристально посмотрела на нее, давая понять, что мне не нравится ее поведение.

– Что за чушь ты несешь? Даже в нашем дворце надо быть очень осторожной и следить за языком.

Лючжу моментально успокоилась, виновато опустила голову и пробормотала:

– Слушаюсь.

Хуаньби задумчиво разглаживала мой праздничный наряд, который все еще держала в руках.

– Император всегда хорошо относился к госпоже, – наконец сказала она и унесла одежду на место.

На сердце стало чуточку теплее от ее слов, но в то же время по спине пробежал неприятный холодок.

Собираясь ложиться спать, я услышала за дверью шаги. Подумав, что это Сяо Лянь, который должен был дежурить сегодня вечером, я сказала:

– Уже поздно. Закрывай все двери и иди отдыхай.

Но снаружи послышался голос Ли Чана:

– Госпожа, простите великодушно, что потревожил ваш покой.

Узнав, что пришел не кто иной, как евнух императора, я очень удивилась.

– Я еще не ложилась, – сказала я. – Что тебя сюда привело, евнух Ли?

– Его величество велел кое-что передать вам, госпожа, и пожелать от его имени добрых снов.

Сквозь занавеску я заметила, как он что-то отдал Цзиньси, и, когда она подошла поближе, я увидела в ее руках очень изящную, расписанную золотой краской шкатулку из сандалового дерева. Замочная скважина была закрыта куском бумаги, на котором было крупно написано «Опечатано», а сбоку император собственноручно вывел пять маленьких иероглифов: «Подарок для цзеюй Чжэнь».

Старый евнух по-доброму улыбался, наблюдая за моей реакцией.

– Госпожа, прошу вас, загляните внутрь, чтобы я мог вернуться и доложить государю, что его приказ полностью исполнен.

Что же там такого? Я растерянно взглянула на Ли Чана, сорвала бумагу и открыла шкатулку. Когда я увидела, что мне подарил император, сердце застучало так, словно готовилось выпрыгнуть из груди, а в глазах защипало. На пару мгновений я потеряла контроль над собой и отдалась во власть чувствам. В шкатулке лежал узел единства сердец ^[42], связанный из серебристых шелковых лент. Ленты извивались, изгибались, переплетались друг с другом, создавая объемный и прочный узел. Было заметно, что в плетение вложено много сил. Рядом с узлом лежала небольшая записка, на которой каллиграфическим почерком были выведены всего две строки: «Две ленты, что на поясе носил я, во сне моем вдруг превратились в узел двух сердец». Это была цитата из стихотворения Сяо Яня, императора У династии Лян, которое называлось «Думаю о тебе». Я улыбнулась, представляя, как Сюаньлин старательно выводил на бумаге иероглиф за иероглифом.

– Передай императору мою искреннюю благодарность, – сказала я ожидавшему ответа евнуху.

– Слушаюсь, – сказал евнух Ли и поклонился. – Поздравляю, младшая хозяйка.

Выполнив приказ хозяина, он ушел, а вслед за ним из комнаты вышли Цзиньси и остальные служанки.

Опьяняюще красивый лунный свет, проникая сквозь оконную сетку, создавал на полу молочно-белый узор, отчего возникало ощущение, что вокруг кровати стелется белесый туман. Я легла, прижав к груди подаренный узел, и вскоре уснула со счастливой улыбкой на губах.