Хуа холодно усмехнулась, подхватила Цао под локоть и заставила встать.

– Почему ты обращаешься к Небесам, когда все это дело рук человеческих? Кому-то захотелось избавиться от тебя и твоей дочери. – Хуа опустилась на колени перед императором и сказала: – Ваше Величество, прошу вас, проявите сострадание к цзеюй Цао и ее дочери: выясните, кто творит зло, и очистите наш дворец от них.

В глазах Сюаньлина появился стальной блеск.

– Расследовать! – приказал он. – Сейчас же начать расследование!

Когда прозвучал приказ императора, все ответственные люди живо принялись за дело. Вскоре выяснилось, что Вэньи начали поить отваром из водяного ореха в тот день, когда наложница Цао поспешно ушла с банкета, узнав, что принцессу вырвало молоком. В последующие дни девочке продолжали давать этот отвар и ей становилось все хуже, что доказывало, что недомогание связано с употреблением маниоковой муки.

Управляющий кухней и главный евнух, отвечающий за дела гарема, проверили, кто из наложниц в последнее время получал со склада этот опасный для детей ингредиент. Судя по их побледневшим лицам, то, что они узнали, напугало их. Они тихонько переговаривались друг с другом, пока наконец не сказали:

– Четыре дня назад за маниоковой мукой приходили из павильона Ифу. Служанки сказали, что госпожа Чжэнь желает приготовить жемчужные фрикадельки ^[28]. Больше никто эту муку не получал.

Все, кто это слышал, тут же воззрились на меня. В зале воцарилась тишина.

У меня в ушах будто бы забил набат. Я подняла голову и ошарашенно посмотрела на евнухов. Я поняла, что все это неспроста. Но моя совесть была чиста: я никогда не строила козни против других и всегда старалась вести себя со всеми вежливо.

– Четыре дня назад мне захотелось пирога с водяным орехом, поэтому я отправила свою служанку Хуаньби на императорскую кухню. Но, когда она вернулась, мы поняли, что ей выдали маниоковую муку, поэтому и решили сделать жемчужные фрикадельки.

– Позвольте спросить, госпожа цзеюй, осталась ли еще та мука?

Я немного помедлила с ответом, задумавшись о том, стоит ли соврать или ответить честно. Я выбрала второй вариант:

– Скорее всего, осталась. Вряд ли мы израсходовали всю.

– Вы уверены, что муку получали только слуги цзеюй Чжэнь, и больше никто? – строго спросил император.

– Да, – без сомнений ответил главный евнух.

Сюаньлин скользнул взглядом по моему лицу и равнодушно отметил:

– Это еще не доказывает того, что виновата цзеюй Чжэнь.

Неожиданно на колени опустилась одна из служанок.

– Ваше Величество, разрешите вашей жалкой рабыне сказать. В ту ночь, когда все господа собрались на банкете, я видела, как младшая хозяйка Чжэнь направлялась в одиночестве в сторону двора Яньюй.

Сюаньлин прищурился и пристально посмотрел на служанку.

– Ты видела это своими глазами?

– Да, ваша рабыня видела это сама. Это чистая правда.

Рядом с ней на пол опустилась еще одна девица.

– Я тоже видела, что цзеюй Чжэнь шла совсем одна. С ней никого не было.

Я почувствовала себя так, словно бы мне в грудь направили острие копья. Эти служанки почти напрямую обвинили меня в том, что я подсыпала отраву в отвар, чтобы навредить принцессе Вэньи.

Наложница Фэн удивленно захлопала ресницами:

– Мне кажется, это недоразумение, ведь сестрица Чжэнь только что пила отвар вместе с нами. Она не стала бы это делать, если бы знала, что в нем маниоковая мука.

Наложница Цинь пренебрежительно фыркнула:

– Лекарь только что сказал, что в таком количестве эта мука неядовита и от нее нельзя умереть. Если бы она отказалась пить отвар… Пф!

Фэн расстроенно вздохнула и посмотрела на меня взглядом, который говорил «я хотела помочь, но ничего не получилось».

– Почему ты еще не на коленях, цзеюй Чжэнь? – грозно спросила наложница Хуа.

Ко мне подошла наложница Цао и сквозь слезы заговорила:

– Наверное, я по неосторожности чем-то обидела тебя. В тот раз во дворце Шуэйлюнаньсюнь я не уследила за языком, но вовсе не хотела, чтобы между тобой и Его Величеством произошла размолвка. Если дело в этом, я готова принять любое наказание. Можешь побить меня и отругать, но, молю тебя, не причиняй зла Вэньи. Она ведь совсем еще малютка, – договорив, наложница опустилась передо мной на колени.

Я тут же подхватила ее под локоть и заставила подняться.

– Сестрица Цао, почему ты так говоришь? Мне не за что на тебя обижаться или злиться, ведь тогда мы с Его Величеством поговорили и никакой размолвки не было. За что же мне тебя наказывать? – Я перевела дыхание и задала встречный вопрос: – Неужели ты считаешь, что сделала мне что-то плохое, когда я сама так не думаю?

Но Цао так ничего и не ответила. Она просто держала меня за рукав и плакала без остановки.

– Цзеюй Цао, почему ты ведешь себя неподобающе? – вмешалась императрица. – Расследование еще не завершено. Почему ты рыдаешь и раскидываешься обвинениями? Я считаю, что это неуместно.

– Если позволите высказать мое скромное мнение, расследование здесь и не нужно, ведь все и без того кристально ясно, – заявила Хуа. – Простите, но мне кажется, что Ее Величество говорит так, потому что хочет защитить цзеюй Чжэнь от подозрений.

Наложница Хуа проявила непочтение по отношению к императрице, но та не разозлилась. Она совершенно спокойно сказала:

– Наложница Хуа, ты совсем позабыла про правила этикета и о том, как ты должна разговаривать с императрицей? Или ты считаешь, что твой второй ранг позволяет тебе смотреть на всех свысока, в том числе и на меня?

Хуа смутилась, но решила не отступать:

– Ваша рабыня ни в коей мере не хотела вас оскорбить. Я просто не могу спокойно смотреть на мучения принцессы и на слезы цзеюй Цао. – Сказав это, она повернулась к императору. – Ваше Величество, прошу рассудить нас.

– Пускай ты сказала так из-за волнения о принцессе, ты все равно должна уважать свою императрицу, – мрачно сказал Сюаньлин. – Не забывай, что именно она хозяйка всего гарема. – Потом он посмотрел на меня. – Если тебе есть что сказать, говори.

Я медленно опустилась на колени. Смотря императору прямо в глаза, я сказала:

– Ваша рабыня никогда не совершала ничего подобного и не собирается делать и впредь.

– Зачем ты ходила ночью во двор Яньюй?

– Я проходила мимо него, но не заходила.

И вновь вмешалась наложница Хуа:

– Той ночью во время банкета большинство служанок и евнухов со двора Яньюй сопровождали свою хозяйку в зал Фули. Оставшиеся слуги наверняка воспользовались отсутствием наложницы Цао, чтобы выпить и вздремнуть, поэтому никто не мог проследить за тем, заходила ты на их кухню или нет. Но маниоковую муку со склада отсылали только в павильон Ифу, при этом служанки видели, как ты ночью направляешься в сторону двора Яньюй, и сразу после этого у принцессы начались приступы рвоты. Я сильно сомневаюсь, что все это можно объяснить словом «совпадение».

Я проигнорировала ее нападки, продолжая следить за лицом императора.

– Хотя все указывает на меня, я этого не делала, – уверенно сказала я.

– Можешь даже не пытаться оправдаться, – злобно произнесла Хуа.

– Матушка-наложница Хуа убеждена, что именно я навредила принцессе Вэньи, и мне нечего на это сказать. Я лишь прошу государя и государыню честно рассудить нас. Но знайте, что ваша рабыня не настолько бессердечный человек, – договорив, я опустила голову и коснулась пола лбом.

– Посмотри на меня, – велел император. – Раз ты уверяешь, что не делала ничего подобного, то расскажи, куда ты ходила той ночью. Может, по пути тебе встретился кто-нибудь, кто может подтвердить, что ты не заходила во двор Яньюй? Отвечай честно, ведь это может доказать твою невиновность.

Я чуть не выпалила про встречу с принцем Сюаньцином, но вовремя спохватилась. Подняв глаза, я посмотрела на заплаканное лицо Цао Циньмо и вспомнила о том случае, когда она своими словами про шестого принца чуть не рассорила нас с императором. В горле встал ком. Я заглянула в глаза Сюаньлину и поняла, что он беспокоится обо мне и верит моим словам. Если бы не верил, он не дал бы мне ни единого шанса оправдаться. Он бы приказал бросить меня в императорскую тюрьму, допросить или запереть в павильоне Ифу и держать под стражей, как Мэйчжуан.

Но если Сюаньлин узнает, что я посреди ночи разговаривала с другим мужчиной наедине, ничем хорошим это не закончится. И пускай этот мужчина его младший брат, меня сей факт уже не спасет. К тому же Сюаньлин обязательно спросит, о чем мы с ним говорили. Если я отвечу честно, доносчики тут же расскажут вдовствующей императрице, что наложница Чжэнь и шестой принц обсуждали отношения гуйфэй Шу и покойного императора. И тогда разразится такой скандал, о котором узнают не только в Запретном городе, но и за его стенами. Получается, мое признание не только навредит мне и принцу Сюаньцину, но и ничем не поможет.

Тем более Цао Циньмо однажды уже посеяла семена сомнения в душу Сюаньлина, после чего он думал, будто у меня есть теплые чувства к шестому принцу. Если он узнает про нашу встречу, он больше не сможет мне доверять. Это страшно, ведь сейчас он бережет меня и оправдывает только потому, что верит. Стоит мне потерять доверие императора, и наложница Хуа тут же повесит на меня все свои преступления, и мне уже будет не спастись.

Столько мыслей пронеслось в моей голове всего за несколько мгновений, что я решила утаить правду.

– По дороге я никого не встретила, – ответила я, смиренно склонив голову. – Я не уверена, но, может быть, найдется тот, кто видел, что я не входила во двор Яньюй.

Я обвела взглядом стоящих рядом наложниц и служанок, но никто из них даже не шевельнулся. Только Линжун вдруг вышла вперед и опустилась рядом со мной на колени. Я заметила, что она плачет.

– Ваша жалкая рабыня готова ценою жизни поручиться за цзеюй Чжэнь, – сказала она императору. – Она ни за что не поступила бы так бессовестно и бесчеловечно. – Договорив, она поклонилась до земли и так и осталась в этом положении.

На лице гуйжэнь Тянь появилась гримаса отвращения.

– Они одного поля ягода, – прошептала она своей соседке.

Императрица с теплой улыбкой обратилась к Линжун:

– Мэйжэнь Ань, встань. Мы с императором добьемся правды и рассудим всех по справедливости. Я искренне считаю, что цзеюй Чжэнь – самый образованный и воспитанный человек в окружении государя. Она не могла так поступить.

– Чужая душа – потемки, – подала голос наложница Хуа, с неприязнью покосившись в мою сторону. – Матушка-императрица, не дайте себя обмануть.

Государыня всегда терпеливо относилась к выходкам и высказываниям наложницы Хуа, но в этот раз у нее закончилось терпение.

– Я не из тех, кого легко обмануть, – резко ответила она. – А вот ты, как я погляжу, очень предвзята и торопишься с выводами.

– Вы мешаете своему императору! – разнесся громкий голос Сюаньлина. – Вы слишком много болтаете. Я и без ваших советов во всем разберусь!

Увидев разъяренного императора, императрица тут же попросила прощения, а наложницы и служанки опустились на колени и взмолились, чтобы государь умерил свой гнев.

Сюаньлин снова посмотрел на меня.

– Подумай еще раз, – сказал он. – Если все-таки есть кто-то, кто сможет подтвердить, что ты не заходила в Яньюй, просто скажи.

У меня заболели колени от долгого стояния на холодном мраморе, а икры начало покалывать так, словно бы кожа была сплошь покрыта кусающимися насекомыми. На отполированном до блеска полу я, словно бы в черном зеркале, увидела отражение мертвенно-бледного лица. Капельки пота стекали со лба по вискам и с тихим плеском падали на пол, образуя узор из влажных неровных кругов.