– Да, пожалуй, нам всем пора спать. Спокойной ночи, дорогая. Надеюсь, тебе понравится твоя комната, – сказала она Грете и повернулась к Трисси: – Ты какую для неё приготовила?

– Комнату для гостей, мэм. Вы мне ничего не сказали, и я…

– О! Ну, она, конечно, немного… простовата. Трисси, прошу тебя, у этой девочки должно быть всё, что ей нужно. До завтра, дорогая. Спокойной ночи и сладких снов.

Графиня быстро исчезла вслед за графом, и Трисси, сразу же повеселев, легко подхватила огромный чемодан Греты.

Проходя вслед за горничной по залам и коридорам, девочка успевала разглядеть старинную мебель, диваны с шерстяной обивкой, потёртые кожаные кресла, огромные картины с изображением забытых сражений, гобелены, сотканные с трудолюбивым терпением. Всё, что выхватывал из темноты подсвечник Трисси, стремительно летевшей всё дальше и дальше вглубь виллы. Поднимаясь по широкой монументальной лестнице, Грета заметила, что ковёр на ступенях сильно изношен, и попыталась представить, сколько по нему протопало ног, сколько графов и графинь поднялись и спустились по лестнице за все эти месяцы, годы, столетия, сколько служанок и дворецких пробежало вверх и вниз, неся в руках подносы с тостами и маслом.

– Простите, мисс, – вывел её из задумчивости голос Трисси. – Мне сообщили о вашем приезде только сегодня утром, поэтому готовить для вас комнату мне пришлось в спешке. Она немного необычная, но, надеюсь, вам в ней будет удобно.

– Она в башне? – с надеждой спросила Грета.

– Э-э-э, да, – замявшись, подтвердила Трисси. – Комната для гостей – одна из самых старинных в доме. Она простовата, но в ней, как говорится, что-то есть.

И это была сущая правда. Комната, в которую вошла Грета, была похожа на камеру пыток. Каменные стены, потолок, с которого непонятно зачем свисали цепи, и массивная жёсткая кровать, всем своим видом напоминающая кресло судьи испанской инквизиции. Покрывало на кровати было цвета могильного камня.

– Я представляла её немного по-другому, – призналась Грета.

– Эту комнату устроили по желанию Абелярды Салливан, – объяснила Трисси, – двоюродной бабушки покойного Десмонда Салливана. Она чувствовала в себе призвание стать монахиней. Но прежде чем принять обет, велела воссоздать у себя в доме монашескую келью, чтобы попробовать пожить такой жизнью, потренироваться, так сказать. Потом она, правда, передумала, стала воздушной гимнасткой и сбежала с укротителем слонов.

– Вот это да! – пробормотала Грета, вытаращив глаза. – Откуда вы всё это знаете?

Трисси скромно потупилась:

– Ну а как вы хотите… За долгие годы, проведённые здесь, я узнала историю всех ваших предков. – Хоть и предпочла бы оставаться в неведении, – добавила про себя горничная, а вслух спросила с почтением: – Могу я вам что-нибудь предложить? Ромашковый чай? Горячий шоколад?

– А где мне умыться? – спросила Грета, не обнаружив нигде раковины.

– Ой! Правда, – спохватилась Трисси. – Я сейчас принесу кувшин, таз с водой и полотенце. А если вам понадобится туалет, он в конце коридора справа.

– И я, пожалуй, выпью горячего шоколада.

Горничная улыбнулась:

– Сейчас всё будет. Если вы за это время переоденетесь, я отправлю вашу одежду в чистку.

– Сейчас?

– Ну нет конечно! – хихикнула Трисси. – Завтра.

Горничная тут же исчезла, и Грета осталась наедине со своими мыслями. Ей нравилась эта комната, в ней было что-то чарующее, и она совсем не похожа на её детскую, заваленную удобными вещами и игрушками. Зато напомнила ей о старом полуразвалившемся замке, куда Грета как-то ездила, когда ей было шесть лет. В тот день она ещё покаталась на пятнистом пони, съела кусок ромового торта, приготовленного для взрослых, и надела свои первые туфли на шнуровке. Это был самый счастливый день в её жизни; а прожила она уже немало.

Грета прошлась по комнате, а потом стала смотреть в окно, блуждая глазами по пейзажу, который будет окружать её в ближайшие дни.

Всё было необычно. И очень тихо.

Окно выходило на задний двор виллы. Большой, залитый лунным светом газон походил на шкуру спящего зверя, а вокруг него, насколько хватало глаз, теснились чёрные деревья леса, словно солдаты, готовые перейти границу и вторгнуться на вражескую территорию. Их мрачные кроны были кое-где усеяны блестевшими в темноте «глазами».

Грета поняла, что, наверное, там и живут привидения. Десятки, сотни привидений, все голубоватого цвета и со скучающим видом жующие ромовые торты и потягивающие из призрачных чашек призрачный горячий шоколад. Может, они зайдут к ней в гости ночью. На всякий случай Грета приоткрыла окно.

– Приходите. Я буду вас ждать! – сказала она в образовавшуюся щель.

И тут позади неё раздался пронзительный крик и грохот: Трисси уронила поднос с шоколадом. Коричневая дымящаяся жидкость растекалась по полу как кровавое пятно.

– Простите! – воскликнула горничная, торопливо собирая осколки и вытирая шоколад уголком фартука. – Поднос выскользнул у меня из рук…

Грета смотрела на разбитую фарфоровую посуду с нездоровым интересом. А что, если… Ну конечно, так и было!

Девочка медленно, как робот, подошла к горничной и положила руку ей на плечо.

– Это не случайно, Трисси, – сказала она. – Это знак. Сегодня ночью сюда кто-то придёт, я уверена. Будьте осторожны.

Трисси растерянно посмотрела на Грету и, закончив убирать, пробормотала, поднимаясь с пола:

– Я… я п-принесу вам другую чашку…

– Нет-нет, не нужно, – ответила Грета, раздеваясь и натягивая ночную рубашку. – Уже поздно, да и привидение скоро придёт.

Не зная, что на это сказать, горничная улыбнулась, выключила свет и вышла из комнаты. Закрыв за собой дверь, она ещё долго стояла, прислонившись спиной к створкам. Если бы её кто-нибудь увидел, обязательно бы спросил: «Вам плохо?» Но её никто не видел.

Трисси прижала ладонь к груди, чтобы успокоить сердцебиение, поправила фартук и быстро спустилась на первый этаж.

5
Тайное послание

Всё готово. Сделай всё как мы договорились и жди меня сегодня ночью в условленном месте. Ничего не бойся, всё будет хорошо. У нас нет выбора, понимаешь? Я могу рассчитывать только на тебя. Я знаю, ты не предашь меня.

Он расправил записку и перечитал её в десятый раз, буква за буквой, чтобы не ошибиться. Он часто ошибался, когда читал слова целиком. Они были длинными и трудными, он иногда терял одно слово и смотрел, как оно плывёт по бумаге, а потом опускается на самое дно, в пучину, из которой его уже не выловить. Ни чегоне бойся.

Он откусил кусок размякшей от сырости галеты. От неё пахло ночью и рыбой, и ему стало спокойнее. Ночью было хорошо, потому что ночь всё скрывала.

Язнаю

тыне

преда

шьменя.

6
В темноте

Одиннадцать пятьдесят восемь, одиннадцать пятьдесят девять.

Уже скоро. Полночь.

Притаившись за занавеской, тень подглядывала уже не меньше получаса. Время шло, пальцы нетерпеливо барабанили по подоконнику.

Не надо было тут стоять. Это не предусматривалось планом. Мало того – это неразумно. Но ожидание было невыносимым.

Снаружи ветер играл на ветках как на скрипке, хищные птицы выкрикивали свои охотничьи кличи, лунный свет стекал на мягкие тени сада. Ночь была тихой, почти сказочной. Какая ирония.

На вилле было холодно. Сырость пронимала до костей. Надо потуже затянуть пояс халата. И плотно прикрыть рукой нос и рот, чтобы не чихнуть.

Пять минут первого.

Проклятье.

Сверху раздался какой-то шум. По ковру в коридоре застучали быстрые шаги – и остановились. Открылась дверь. Послышался звук стекающей воды. Это в туалете.

Тень выдохнула и только теперь поняла, как долго она стояла у окна не дыша.

Когда же, чёрт возьми?! Тогда уж лучше вернуться… Минуточку.

Какое-то движение вдалеке, среди деревьев. Чей-то силуэт медленно и осторожно двигался по периметру газона. Подходил всё ближе и ближе. На четвереньках.

На четвереньках?

А, вот, вот!

Тень задёрнула занавеску и отскочила от неё как от огня. Значит, пора.

Она побежала в условленное место, сделала то, что должна была сделать, и быстро вернулась наверх.

И началось.

– Арчибальд, ты слышал? – Матильда Салливан повернула голову, и шиньон, отстегнувшись, упал на подушку. – Арчи?

Тишина. Граф спал, утонув в матрасе огромной двуспальной кровати и повернувшись к жене спиной.

– Арчи, проснись! Как ты можешь спать?! – Графиня потрясла мужа за плечо и заметила, что поверх пижамы на нём надет халат. – Арчибальд!

– М-м-м? – промычал наконец граф. – Что?

– В доме кто-то есть, – громким шёпотом выпалила Матильда.

Граф сел на кровати. У него слегка кружилась голова, а кости ныли от ревматизма. Проклятая сырость.

– Который час? – спросил он, слепо оглядываясь в тёмной комнате.

– Ради бога, Арчи, ты проснёшься наконец?!

– Да я не сплю, не сплю, – не очень уверенно ответил граф. – Что происходит?

– Внизу… Я слышала какой-то шум. Кажется.

– Так слышала или нет?

Матильда помедлила, прежде чем ответить:

– Я спала…

– Я тоже, – буркнул граф.

Он потёр пальцами лоб и нащупал рукой тумбочку. Продолжая ворчать, выдвинул верхний ящик и, покопавшись в нём, вытащил коробок спичек. Крепко сжав двумя пальцами горящую тонкую палочку и взглянув на по-кошачьи блестевшие в темноте глаза жены, граф на мгновение задумался. В лице Матильды было что-то не так, но он не мог понять что.

Он зажёг керосиновую лампу, пустившую струйку чёрного маслянистого дыма, и поставил её на скамью рядом с кроватью:

– Не волнуйся, это, наверное, животн… – Граф осёкся, услышав скрежещущий звук, будто кто-то тащил по мостовой глиняный горшок. Так это не в доме?

– О боже! – воскликнула графиня и прижала руку ко рту.

С гибкостью своих семидесяти с лишним лет граф Арчибальд Салливан свесил с постели длинные ноги и сунул ступни в вязаные тапочки. Он посидел неподвижно всего одно мгновение – и сразу почувствовал, как по голым лодыжкам побежал холодный ветерок.

Первым делом граф подошёл к одному из окон спальни. Внутренние ставни закрывались неплотно, между ними всегда оставалась щель шириной с палец, через которую можно было выглянуть наружу.

Спальня располагалась на втором этаже и выходила окнами на южную сторону виллы Дроков. Позиция была довольно выгодная: граф мог видеть подъездную дорожку, часть газона и мерцающий чуть поодаль стеклянный потолок оранжереи. Ворота, кажется, были закрыты, но они находились слишком далеко, и граф не был до конца в этом уверен. Машины не было. Наверное, Маккеннон уехал на ней домой после работы. Он часто так делал.

– Ну что там? – спросила графиня, вцепившись в одеяло.

– Ничего не вижу, – ответил граф. – Вроде всё спокойно. – Он снова выглянул в окно. Поблизости не было ни машин, ни людей. Ночь казалась тихой.

Граф взял пуф графини, стоящий перед туалетным столиком, подтащил его к платяному шкафу и в темноте на ощупь взобрался на него нетвёрдыми ногами.

– Осторожно!

Не обращая внимания на жену, он стащил вниз кожаную коробку и, поставив её на кровать, дрожащими пальцами вынул из неё серый, засаленный и тяжёлый на вид свёрток. Когда он осторожно развернул его, в его руках блеснул чёрный револьвер.

– Боже правый! Что ты надумал?! – встревожилась графиня.

– Когда я уйду, запри дверь и не выходи, пока я тебя не позову. Поняла?

Графиня растерянно кивнула:

– Дорогой, не делай глупостей…

– Я делаю то, что должен делать, – перебил её граф и, взяв керосиновую лампу, вышел из комнаты.

Коридор был наводнён тенями. Прислушиваясь, Арчибальд Салливан наставил пистолет перед собой и вздрогнул от щёлкнувшего позади него замка: Тилли выполнила его приказание.