Быстро взяв себя в руки, я вхожу в гостиную – и сердце замирает. Экран на стене выключен. Так не должно быть. Его никогда не выключают. Зачем бы ей выключать его? Желудок сжимается. Должно быть, она уже видела объявление – моё лицо, мою карту гражданина.

– Холлис.

Она говорит громче, чем обычно. Я встречаюсь с ней взглядом, и мне невольно хочется поправить форму. Моя кремовая рубашка наполовину вылезла из-под юбки, пряди волос выбились на лоб. Я откидываю их назад и выпрямляюсь, чтобы выглядеть соответственно своему статусу.

Её тонкие губы сжаты. Я уверена, что маму тревожит мой внешний вид, но её лицо даже не дрогнуло. Её контроль безупречен, и её безэмоциональность даёт мне опору.

Что я могу ей сказать? Я должна сказать. Но как?

Она рассматривает мои почерневшие ладони.

– Я упала, пока бежала, – выпаливаю я первое, что пришло в голову. Я подавляю свой тон. Слишком эмоциональный. – Я споткнулась и упала.

– Молодой леди не подобает начинать жизнь с беготни по улицам. Ты теперь взрослая.

Я недоумённо уставилась на неё. Похоже, она не видела объявления.

– Прости, – говорю я на автомате. – А где папа?

– Он отлучился по делам.

– Отлучился?

Я изо всех сил стараюсь, чтобы голос не выдал меня, но получается плохо.

– Холлис, иди и умойся, – говорит мама, отряхивая отвороты моей рубашки. Она бросает взгляд на дверь и потом снова на меня.

– Хорошо, – говорю я, отстраняя её руки. Мой голос дрогнул от тревожных ноток. – Мам, мне надо тебе кое-что сказать. Я должна сказать… сказать кое о чём, что покажется безумием. Я…

Я несу чушь – но как я могу рассказать о таком? Я не знаю, как поступить.

Кончики маминых тонких пальцев вздрагивают, а брови слегка приподнимаются. Я уже видела подобное выражение. Я проявляю слишком много эмоций. Её поза и уравновешенность – немой укор мне.

– Холлис, тебе пора научиться сдерживать себя. Подобное поведение было простительно, когда ты была моложе, но теперь тебе шестнадцать. Ты выпускница. Ты не должна проявлять столько чувств, даже дома, – говорит она. – Я недовольна, что ты вернулась после теста в таком виде. Если честно, не понимаю, что на тебя нашло. А теперь иди и приведи себя в порядок.

Она говорит это, совершенно контролируя себя, её голос чист и прямолинеен, но слова ранят меня. Она разочаровалась во мне? Она просто не понимает. Она наверняка не слышала предупреждения. Наш экран выключен. Она не знает.

Мама снова бросает взгляд на дверь, и у меня ёкает сердце. Я должна рассказать ей, но…

– Почему экран выключен? – спрашиваю я.

– Тебя это не касается, – говорит она, расправляя рукава моего пиджака. – Живо иди умываться.

– Но мама…

– Холлис.

– Мне надо тебе кое о чём рассказать. Это важно.

– Если это касается твоего карьерного предписания, то мы обсудим его за ужином, – говорит она, снова глядя на дверь.

Я отталкиваю её руки:

– Нет, не об этом. Где отец?

Она не отвечает на вопрос.

– Тогда иди и умойся.

Живее. Угрожающий голос снова заговорил у меня в голове, а в кончиках пальцев появилось покалывание. Сердце готово выскочить из груди, и на мгновение я едва не задыхаюсь от впрыска адреналина.

– Мама, прошу, – сказала я, отбросив свои попытки взять контроль над эмоциями. – Я должна тебе кое-что рассказать. В центре тестирования…

Но прежде чем я успеваю закончить фразу, мама начинает говорить со мной угрожающим тоном. Её лицо искажается от гнева, а пальцы сжимаются в кулаки:

– Довольно, Холлис! Ты заигралась в детство. Я не потерплю, чтобы ты вот так смела не подчиняться мне. Сейчас же иди и умойся.

От удивления у меня приоткрылся рот. На несколько мгновений между нами повисло удушливое молчание, и мама отводит взгляд, Она явно не ожидала такого от себя, но кое-что в этот момент щёлкает в моём сознании.

– Ты глаз не сводишь с двери. Где отец? – спрашиваю я, обхватывая её ладони. В моём голосе явное отчаяние, и я ненавижу себя за это, но я утратила всяческий социальный контроль.

– Дела, – едва слышно бормочет она.

– Ты лжёшь. – Я крепче сжимаю её руки, а во рту мгновенно пересыхает. – Прошу, скажи: где он?

Она молчит, но её потерянное лицо говорит вместо неё. Я никогда не видела у неё такого выражения. Она утратила контроль… она теперь даже не похожа на мою мать.

– Ты меня пугаешь. – Я отпускаю её руки и пячусь назад.

Время уходит, слышу я голос в голове, и внезапно нетерпение наполняет мои конечности. Жуткое покалывание вернулось. Оно растекается от груди по всему телу, переполняя меня.

Я должна это сделать. Должна сказать ей. Сейчас.

Я открываю рот, чтобы сказать, но меня перебивает грохочущий звук. Такой звук может издавать только одна штука в мире – военные грузовики.

– Нет, – говорю я, качая головой. – Нет. Прошу, постойте.

Я бегу ко входу в наше обиталище и выглядываю из окна. Полдюжины военных грузовиков окружили наш дом. Я резко разворачиваюсь и говорю голосом, каким никогда прежде не говорила.

– Я провалила тест, но ты не понимаешь. – Я тороплюсь всё объяснить, и глаза невольно наполняются слезами. – Это ошибка. Я не прокажённая. Они совершили ошибку и теперь пытаются убить меня. Отец может помочь мне! Он может поговорить с ними! Он сейчас там? Он разговаривает с ними?

Мама отпрянула от меня:

– Холлис, будь разумной. Ты должна пойти с ними.

– Почему?

– Они пришли помочь тебе.

– Они собираются убить меня, – говорю я, подбегая к ней и хватая за руки. Голос совершенно вышел из-под контроля, и в нём звучат интонации, которые казались мне невозможными. – У них автоматы. Они пристрелят меня, но это ошибка. Они допустили ошибку. Мама, прошу, ты должна мне помочь!

– Глупости, – говорит она. – Они помогут тебе. Они не станут тебя убивать.

– Это правда. Прошу, ты должна мне поверить. Обязана! Прошу, мама, не отдавай меня им!

Бум!

Удары по входной двери моего родного обиталища приводят меня в ужас. Дверь сотрясается, а кончики пальцев горят. Мама резко забывает о своём мгновенном замешательстве, отталкивает мои руки и снова отстраняется от меня.

Её взгляд под полным контролем встречается с моим.

– Холлис, ты должна пойти с ними. Они пришли помочь тебе.

Я разворачиваюсь к двери, не в силах совладать с собой. Покалывание переходит на лицо, и я вскидываю перед собой руку. Зловещая сила переполняет меня, и я стою, готовая встретиться с натиском оружия.

Дверь распахивается. Десяток мужчин в тёмном камуфляже вваливаются в комнату, и мама ахает при виде их автоматов. Так же как и в центре тестирования, все дула нацелены мне в грудь. Я инстинктивно принимаю удобную позу, рука взмывает вверх, ладонь вперёд. Я не могу остановиться.

Покалывание усиливается.

Затем, словно в дурном сне, прямо из воздуха рядом со мной появляется девушка и крепко обхватывает меня за плечи. Я даже охнуть не успела, как начала терять сознание, а всё вокруг меня погружается в кромешную и непроглядную тьму.

Глава 4

Меня ослепляет резкий неумолимый свет. Я резко подаюсь и подаюсь вперёд. Меня только что сокрушили.

Я делаю несколько глубоких вдохов, и когда немного прихожу в себя, то кручу головой и вижу вокруг бетонные стены и яркий флуоресцентный свет. Я больше не в своём обиталище.

Я отстраняюсь от девушки, которая схватила меня. На вид она чуть старше меня. Длинные чёрные волосы рассыпаны по плечам, тёмные глаза мерцают. Выражение её лица резко контрастирует с оливковым цветом кожи. Я вжимаюсь спиной в стену.

– Где я? Ты кто? Как… как мы тут… – Я даже не знаю, о чём спросить в первую очередь.

– Меня зовут Тиффани Чанг. Можешь звать меня Тиф, если хочешь, – торопливо произносит она.

– А ч-что ты сделала? Как мы сюда попали?

Я оглядываюсь, отчасти ожидая, что это всё окажется бредовой иллюзией, но ничего не исчезает. Покалывание в пальцах ушло, и я больше не чувствую прилива странной силы.

– Я телепортировала нас, – объясняет она. – И кстати, как раз вовремя.

– Ты нас… что? – заикаясь, переспрашиваю я.

Я тру глаза, надеясь, что это поможет проснуться, но ничего не происходит. Я трясу головой, уставясь на девушку. На её лице появляется подобие улыбки. Она демонстрирует эмоции. Она выражает свои…

У меня всё сжалось внутри. Члены общества так не поступают.

– Ты из… прокажённых? – спрашиваю я.

Она грустно усмехается, склонив голову набок.

– Я должна была принести тебя сюда, – поясняет она. – Я сейчас приведу Джону. Он всё объяснит. Обещаю. Я на секундочку.

Она перемещается к металлической двери в конце комнатушки и выскальзывает в неё. Дверь клацает, и звук эхом отражается от, кажется, непроницаемых стен. Ручка громко щёлкает.

– Эй! – Я кидаюсь к двери и тяну. Заперто. – Где я?

Акустика комнаты усиливает мой голос. Я оглушаю саму себя. Ненавижу вопли. Нужно держать себя в руках. Я отхожу от двери, стараясь заставить свой пульс биться в спокойном ритме, расслабляю лицо, и это простое действие придаёт мне уверенности.

Она не сказала «нет». Я спросила её, прокажённая ли она, и она не сказала «нет». Я приглаживаю волосы. Это плохо. Очень плохо. Значит, существуют другие прокажённые? Сколько их? Они планируют начать вторую Террористическую войну? В курсе ли правительство?

Я содрогаюсь. Террористическая война унесла миллионы жизней. Сто лет назад прокажённые попытались захватить власть в мире и почти победили. Мне нужно выбраться отсюда. Я должна предупредить правительство. Это моя гражданская обязанность. Люди должны узнать об этом прежде, чем станет слишком поздно. История не должна повториться.

По спине пробегают мурашки, и ужас пронзает меня до костей. Моя семья в опасности. Что же мне делать?!

Я обхожу комнату по периметру, ведя рукой по стене. Волосы растрепались, и я отбрасываю с лица светлые пряди. Я снова поворачиваюсь к двери. Может быть, когда они вернутся, у меня получится убежать. Мне нужно выбраться отсюда.

Я сжимаю пальцы и на долю секунды пытаюсь заставить себя испытать всепоглощающую силу, но ничего не происходит.

– Что я делаю?

Я смотрю на собственные ладони и чувствую глубокое отвращение к себе. Я не такая, как они. И никогда не буду такой. Они само зло. Монстры. Убийцы. А я – член общества. Правительство совершило ошибку, и когда я сообщу им, что существуют другие прокажённые, они забудут о моём тесте. Они поступят как должно. Они всё исправят.

Щёлк.

Я отскакиваю от двери и вжимаюсь в стену. Моё желание бежать угасает.

Возвращается Тиффани Чанг и с ней ещё трое: темноволосый мужчина средних лет, светловолосый парень и рыжая девушка, усыпанная веснушками. Девушка и парень мои ровесники. Руки сжимаются на единственное необузданное мгновение, и мне страшно, что группа передо мной замрёт, но ничего не происходит.

Темноволосый мужчина направляется ко мне, и я отстраняюсь. Стук сердца отдаётся в ушах, и я совершенно потеряна, не способна думать.

– Меня зовут Джона Люксен, – говорит он.

Я смотрю на него в упор. Его лицо кажется добрым, брови хмурятся, но волевые черты преобладают над всем. Резкий свет отражается от его жёсткой бороды, и я отвожу взгляд.

– А это Эштон Тил и Розали Симмонс, – представляет он парня и девушку.

Я не могу ничего сказать. Как будто онемела.

– Уверен, что у тебя множество вопросов, – говорит Джона.

Я закрываю рот. Омерзение и страх переполняют меня. Я стою в бетонной комнате с прокажёнными, и это выбивает меня из колеи. На их лицах явная обеспокоенность, даже сочувствие. Они не могут управлять собой. Моё сердце колотится так бешено, что перед глазами плывут звёздочки.

Что они со мной сделают? Будут пытать? Убьют? Используют как пешку в их мерзкой и смертельной политической игре?

Я пытаюсь проглотить ком в горле, но безуспешно.