Галину Ивановну проводили честь по чести. И Елена удивленно ахнула, когда увидела, как много людей пришло, чтобы попрощаться с этой женщиной.

– Кто они? – тихонько спросила она у Вероники Алексеевны, которая помогала готовить стол.

– Ученики. Галя преподавала физику. А потом работала репетитором. Готовила к поступлению в институт. Хорошо зарабатывала. До тех пор, пока не начались проблемы со зрением. Пришлось отказаться от подработки. А ее, как видишь, помнят. Она была очень хорошим человеком…

– Я знаю…

Девять дней… Сорок…

Елена вставала по ночам, чтобы впустить кота, и думала, думала… О том, как короток век человеческий, и о том, как летит время… Она уже знала, почему у нее сдают нервы и почему так тошнит по утрам. И эта тайна, которую она пока хранила, таясь даже от мужа, наполняла ее жизнь новым смыслом.

Она смотрела на Федору, поглаживая ее котят, и шептала:

– Скоро и я снова стану мамой… Страшно немного. Все-таки мои котята уже подросли и многое я забыла. Как думаешь, справлюсь?

Федора мурчала в ответ так громко, что прибегал обеспокоенный Василий, а Елена невольно улыбалась.

– А и правда! Чего это я? Полон дом помощников! Неужели не справимся?

В тот день, когда она собралась уже рассказать мужу о будущем пополнении, случилось то, что еще раз убедило Елену в том, что ничего просто так в этой жизни не случается.

Василий пропадал уже вторые сутки. Такого с ним раньше не бывало, и Елена всерьез забеспокоилась. Ходила к дому Галины Ивановны, но кота там не было. Ни Вероника Алексеевна, ни Алексей, который ходил с обходами по квартирам всю неделю, кота не видели.

– Леночка, ложись спать. Придет – поскребется! – уговаривал Елену муж.

– Не могу! Не спится! Дождь обещали! Промокнет же! Где его носит, поросенка?!

– Кота, Лен, кота! А коты, как известно, гуляют сами по себе! Есть захочет – придет!

– Запру его! Под замок посажу! И из дома больше не выпущу! – волновалась Елена, вглядываясь в темноту за окнами.

Засидевшись допоздна, она так и уснула в кресле, даже не услышав, как вернулся, наконец, Василий.

А кот не просто вернулся. Он метался вокруг дома и кричал так, что, казалось, его должен был услышать весь город. Но двор у Елены был большой, стены дома толстые, а легкий морозец, ударивший ни с того ни с сего, в середине апреля, заставил ее закрыть на ночь форточки. А потому в доме царила сонная тишина, и только Федора, сладко посапывающая рядом с котятами, вдруг подняла голову, прислушалась, потом принюхалась и вдруг стряхнула с себя дрему.

Выскочив из корзинки, она кинулась к Елене и полоснула ее когтями по ноге.

– Ай!

Лена, не понимая, что происходит, пнула было кошку, но тут же проснулась окончательно.

– Ох, Федорушка, прости! Что это?! Почему так больно? Ты меня что, поцарапала?!

И только тут Елена услышала, как воет за окном Василий, и почувствовала, легкий пока, запах гари.

– Славик! Дети! Горим!

Ее крик догнал на пороге детской Федору. Кошка кинулась к кроватям Лениных детей и укусила легонько сначала одного, потом другого.

– Вставайте!

Елена схватила младшего сына, подтолкнула к Славику старшего и кинулась к выходу, подхватив по пути корзинку с котятами.

Пожарных вызвали соседи. И те, приехав на вызов, довольно быстро потушили пристройку, в которой начался пожар. А пока они работали, Василий вытащил из дома Федору, и теперь все кошачье семейство восседало в полном составе рядом со своими хозяевами.

– Все! Готово! Хозяева, можете заселяться обратно! Запах побеспокоит какое-то время, но главное, что дом цел! Вовремя вы проснулись!

Елена, прижимая к себе кошку, кивнула в ответ:

– Спасибо!

Славик кивнул детям, позволяя подойти поближе и поблагодарить пожарных, а потом обнял жену:

– Ты как?

– Хорошо…

– Точно? Уверена, что в порядке? – он положил руку на живот Елены, и та удивленно ахнула.

– Да ты знаешь!

– А как же? Лен, ну ты чего, в самом деле?! Я тебе муж или где? У нас двое… Нет! Уже почти трое детей! Неужели ты думаешь, я тебя еще не разобрал? Нервы эти твои и все прочее?

– Славик, мне страшно…

– Вот уж глупости! Чего тебе бояться? У тебя есть я, дети, котов, вон, куча! Сдюжим! Даже не сомневайся! И дом цел!

– Это точно…

Елена отдала кошку мужу, котят – детям, а сама задержалась на крыльце, подняв глаза к небу.

– Спасибо вам, Галина Ивановна за ваше добро! Спасибо…

Дорогое удовольствие

– Кира, опять? Сколько можно? Я работаю только на твоего кота!

Кот, которого Кира пыталась запихнуть в переноску, все-таки вывернулся из ее рук, шлепнулся на пол, а потом забился в угол прихожей, утробно и тоскливо воя. Судя по его виду, кот, которому Кира когда-то очень давно дала романтичное имя – Бальзак, решил подороже продать свою никчемную, по мнению Дениса, жизнь.

Давно, потому что Базик, как Кира ласково звала своего хвостатого друга, жил у нее уже лет десять. Сколько на самом деле лет было коту, Кира не знала точно. Она притащила его с улицы. И вовсе не котенком. Уже тогда Базик был взрослым котом, хоть и молодым, как сказали Кириной маме в ветеринарной клинике.

Туда Наталья, мать Киры, примчалась вместе с дочкой, крепко прижимая к себе закутанного в старенькое детское одеяльце кота.

– Спасите его!

– Где вы взяли это чудовище? – девушка, которая принимала Базика, поморщилась. – Помойный же кот!

– Какая разница, какой он? Это мой кот! Помогите ему! Видите же, что плохо бедняге! Так чего медлите? У меня в кошельке деньги другие? Хуже, чем у тех, кто сюда с породистыми котами приходит?

Наталья была в тот момент так зла, что девушка-ветеринар решила с нею не связываться. И правильно сделала.

Наталья Сергеевна Медведева была на редкость упрямой женщиной. А что? Жизнь такая! Попробуйте растить ребенка без отца и всякой поддержки и ухаживать за двумя стариками! И все это на зарплату воспитателя детского сада. Еще не такие зубы отрастут!

Постоять за себя Наташа умела, что и говорить. Но при этом была очень доброй женщиной. Любила детей и котов, а иногда даже собак, которых с детства почему-то боялась.

Она не давала спуску никому. Ни соседкам во дворе, ни родителям малышей, которых водили в ее группу, ни незнакомцам, которые иногда нет-нет, да и решали, что эта хрупкая одинокая женщина легкая добыча.

Но при этом Наташа умела делать это так, что окружающие только диву давались. Она не кричала и не ругалась, но умудрялась всегда найти нужный аргумент, после которого в голове обидчика срабатывал какой-то рубильник, и конфликт начинал идти совершенно по другому руслу, нежели планировался изначально. Вместо крика и споров как-то само собой получалось вдруг, что Наташа уходила куда-нибудь в уголок с тем, кто только что пытался доказать ей, что она неправа, и человек, еще минуту назад ругавшийся последними словами, вдруг начинал рассказывать о себе. Жаловался, говорил о том, как все сложно. И Наташе оставалось только кивать, сочувствовать и ждать. Через какое-то время ее, как правило, благодарили, приносили ей свои извинения и отбывали восвояси.

Как это работает и почему получается, Наташа не знала. Откуда она знала, на какую точку нажать, чтобы человек вдруг почувствовал, где на самом деле больно? У нее было какой-то уникальный природный дар слышать людей. Возможно, работало это именно потому, что Наташа слушала. Не пыталась перекричать, чтобы услышали ее, а искренне пыталась услышать собеседника.

Кто знает?

Но так или иначе, этот дар, данный Наташе, работал как-то однобоко. Она могла найти общий язык с любым посторонним, но почему-то совершенно не умела находить его с близкими.

Муж сбежал от Натальи через неделю после свадьбы. Мама Наташина потом не раз шутила, говоря, что долго еще продержался.

Это было обидно, но Наташа решила, что в чем-то мама права. С такой недотепой, как она, каши не сваришь и семью не построишь. Не даром же муж, уходя от Наташи, бросил, усмехнувшись ей прямо в лицо:

– Женщина из тебя… Как из меня балерина!

Наташа, конечно, расстроилась.

Но спустя пару месяцев узнала, что ждет ребенка, и успокоилась. Женщина, все-таки. Как ни крути! Мужики не рожают!

Рождения дочери Наталья ждала больше, чем новогодних праздников и собственного дня рождения. В ее тихой, невзрачной какой-то, жизни, праздников было раз-два и обчелся. А тут такое событие!

Мать Наташу в ее желании взять на себя ответственность за ребенка не поддержала.

– Зачем тебе это, Наташа? Обуза! Ты молода, достаточно красива, и перспективы у тебя какие-никакие, а есть. А родишь? И что? Сидеть будешь на макаронах и гречке! И ребенка своего обречешь на то же самое! Дети – слишком дорогое удовольствие, Наташа! Ты пока этого не понимаешь. Но потом обязательно поймешь!

– Мам, а мы разве не так жили?

– Именно, Наташенька! Именно! И что хорошего?

Наташа, конечно, задумалась. Маму она привыкла слушаться, но в этот раз все внутри почему-то воспротивилось такому простому и, казалось бы, очевидному решению.

Стоило ей подумать о том, что ребенка не будет, и темнота накрывала Наташу с головой, не давая дышать и мыслить. Как?! Как уничтожить то, что уже было у нее внутри. И даже не тот комок, которого она пока не знала и даже толком не чувствовала, а осознание того, что все, что ей говорили, на что пеняли, оказалось ложью. Она может быть не только женщиной, но и мамой, а кто-то хочет лишить ее этого. О том, что решение принимать ей и лишить себя это возможности может только она сама, Наташа почему-то не думала в тот момент. Она словно включила режим защиты и защищала сейчас не только малыша, но и, прежде всего, себя. Свою целостность и будущее.

Точку в ее размышлениях поставила бабушка. Она ни с того ни с сего заявилась вдруг в город, привычно поправляя нарядный платок, которым покрывалась только по особым праздникам, и выдала:

– Рожай, Наташка! Помогу!

– Ба! А как же дед? Он один там в деревне не справится!

– Наталочка, он у нас с тобой еще крепкий! Сдюжит! А не сдюжит – заберем его к нам. Вот!

Чистенький нарядный сверток лег на стол, и Наташа узнала любимый бабушкин рушник, вышитый когда-то ею самой на бабулины именины.

– Помнишь, поди? Разворачивай!

Столько денег Наташа не видала и не держала в руках ни до, ни после.

– Дед родительский дом продал. Через эту деревню дорога пойдет. Участки очень дорогие теперь. И накопления наши все здесь. На квартиру, пусть и небольшую, хватит. А дальше уж сама.

– Бабушка, я не могу…

– Все ты можешь, Наташка! Не спорь! Не для себя, так для дитя. Кто о нем еще позаботится, как не мать?

Сверток этот стал последней каплей, упавшей в озеро раздора между Натальей и ее матерью.

– Вон оно как… Когда я просила у вас денег, мама, вы мне что сказали? Нет их! И не надейся ни на что! А сейчас, что получается? Ты приехала и блюдечко с голубой каемочкой привезла? Хорошо… Что еще тут скажешь?!

Бабушка тогда выгнала Наташу из комнаты и о чем-то долго говорила со своей дочерью.

Но убедить Наташину мать так ни в чем и не смогла. Та категорически отказывалась понимать, почему Наташе, при всем ее непонятном поведении, свалилось на голову все, что только может желать женщина в таком положении – и помощь, и поддержка, и даже жилье отдельное. Куда уж лучше-то! Выигрыш в лотерею и то не настолько хорош!

Что такого было в ее поведении, Наташ так и не уразумела. Она не гуляла, не делала глупостей. Понесла от мужа. Но это же нормально! А то, что у них так все сложилось, так тут не только ее вина есть. Правильно бабушка сказала: «Коль не вывезли, так оба виноваты! Не бывает так, чтобы в паре, тянущей повозку, одна лошадь везла, а другая ехала».