– Ну вы и… То есть вот эта сумма за мою жизнь и душу? Дороговато вы меня оценили. Или это прайс такой? Значит вы хотите купить живого человека, как игрушку для дочери? У меня просто нет слов. Вы совсем уже потеряли связь с реальностью? Богом себя почувствовали? Так я вас разочарую. Вы не можете с крошечной девочкой совладать, куда вам до небожителя, – сквозь зубы процедила я. Черт, я так уженно себя не чувствовала уже… Да никогда. Даже мама моя ни разу в жизни не смогла вот так, щелчком пальцев, меня окунуть головой в помои. И я даже не понимаю, что меня так поразило. То, что меня не считают за человека. Или то, что этот оборзевший в край мужик смотрит на меня, как на товар. – Вам бы стоило объяснить дочери, что нельзя играть в живых людей. А то, глядишь, лет через десять, она вас продаст, как секонд хенд. И, знаете что, мне вас жалко. Мне. Вас.

Я выудила из лужи распухшую от грязиной воды пачку, и заковыляла по тротуару. Куда… Да фиг знает куда. Куда глаза глядят, лишь бы подальше от поганца Громова, прожигающего меня взглядом, который я просто физически ощущала спиной. Визитку его я куда дела? Надо было в лицо ему ее бросить. Теперь уже глупо возвращаться, чтобы это сделать.

Пачка еще эта балетная, отяжелела от воды, и с нее текут грязные капли прямо на асфальт. Или это мои слезы? Интересно, если костюмчик балетный постирать, он испортится или нет?

Домой идти не хочется, к Зинке…?

Я вздрогнула от звонка мобильника в моей сумочке. Вздохнула. Глянула на дисплей. Еще раз вздохнула.

– Алло, дочь, ты где шляешься. Срочно иди домой, у нас тут…

– ЧП? – уныло спросила я. У нас каждый день именно чрезвычайные ситуации. Значит планам моим провести вечер с подругой не сбыться. Я снова буду разгребать проблемы родных. Как всегда. А потом слушать, какая я никчемная. Пить чай, похожий на заваренный веник и мечтать, что когда-нибудь я все таки куплю гребаную квартиру.

Ну а что. У каждого свои мечты и проблемы. Вон у олигархов сумасшествие. А у филологов с дипломом… Эх.

Глава 5

Мама, мама, что я буду делать?

Ку!

– Это что за наскальная живопись? – поинтересовалась я у двух, противного вида, мордоворотов, выводящих на мамулиной двери краской кривые буквы.

– Слышь, толстая, иди куда шла, – рявкнул на меня один из красавцев питекантропов. Морда у него, конечно… Как у кабана бородавочника. Тот, даже, как бы, посимпатичнее. Я видела в зоопарке, лет…дцать назад. Когда бабуля моя была еще жива.

– Так я сюда шла, – хмыкнула я, наслаждаясь шикарными письменами. Три слова, очень емких. Но написанных с ошибками. Моя тонкая душевная организация не выдерживает такого издевательства над великим и могучим. Аж глаз задергался. «Верни далги, старая…» дальше следует непереводимая игра слов с использованием местных быдлячих диалектов. Ну, да, живем мы не в лучшем районе нашего прекрасного города, стоит признать. – И можно бы и повежливее, пока я не разозлилась. И полицию вызову сейчас. Они вас загребут за порчу имущества и вандализм. Так издеваться над языком. Вы просто… Так чего вам надо? Вот она я.

– Так это не ты, – хмыкнул один из узколобых, но очень злых, красавцев.

– Ну да. Не я. А что не я? – нет, ну мне правда интересно стало.

– Та тетка, что у нас взяла микрозайм, была на сушеную мартышку похожа. И губы еще так поджимала, – изобразил мою мамулю один из коллекторов, судя по услышанному мной месседжу. И я бы даже посмеялась, насколько он сделал это похоже. Но… Этого же не может быть. Моя родительница всегда говорит, что кредиты – это ярмо. И она бы никогда… – Короче, красотка, передай ей, что ее долг вырос в два раза, и если она не вернет бабосы, то в следующий раз мы не будем столь воспитаны. У нее же, еще одна дочка есть, мы уточняли. Ну знаешь, мало ли, всякие бывают несчастные случаи. Ты поняла нас, тетя слон? Пусть матушка документы на квартиру готовит, – подал голос второй бородавочник. Судя по речи, более образованный, и даже немного симпатичный.

– Обязательно передам, – простонала я, мотая как болванчик тут же распухшей, головой. Боже. Вот уж действительно ЧП. И самое ужасное знаете что?

Я открыла дверь родительской квартиры своим ключом. Тишина такая в ней стояла, что мне даже немного страшно стало. Ну, что меня не встречают обычно, я привыкла. Но голос мамы всегда слышно во всех уголках этого трехкомнатного царства статуэточек, пуфиков и другого пыльного барахла, до которого мамуля большая охотница. Квартира похожа на перевернутый сундук какого-нибудь купца дурака. И как оказалось недавно, мне в ней места не хватает. Поэтому пришлось снимать однокомнатную норку на отшибе. Но знаете, там я, впервые за долгие годы, почувствовала себя счастливой.

– Мам, – тихонечко позвала я. Сердце пропустило сразу несколько ударов. Она точно дома должна быть. Я прошла в гостиную, борясь с ужасающей дурнотой. А вдруг маме плохо? А вдруг…

– Ты одна? – хмыкнула моя родительница, сидящая за столом. – Странно, что ты не впустила этих вымогателей в мой дом. С тебя бы сталось.

Я принюхалась, поморщилась. Мама лечила нервы, судя по запаху, весьма приятным способом.

– Мам, что происходит? Они сказали… Ты взяла микро займ. Мам, но это же абсолютная глупость. Это… Ты понимаешь, что теперь они с нас живых не слезут?

– А что мне делать оставалось? На тебя надеяться? Так это тогда только лечь и сдохнуть. А Мариночке нужен был ноутбук, и поизносилась девочка. Сапогам год. Они из моды вышли.

Ноутбук. Тот с яблоком. Которым моя сестрица хвалилась недавно. Я обмерла, представив сумму долга. Мамочки.

– Мама, это же… Господи, ты осознаешь, что натворила? Ты понимаешь? Надо по средствам жить. Марина вполне обошлась бы старым компом. И сапоги я ношу уже третий год. Я ношу. Чем она лучше? Я звоню в полицию. Я…

– Я, я. Ты как бабка твоя, чтоб ее там черти посильнее жарили. Она тоже была вот такая. Только о себе, квартиру даже свою оставила сыночке своему поганому. Нет бы о внучках позаботилась. Так нет, она решила, что твой козел папуля тебе потом отпишет жилье. Старая дура. А Мариночке надо жизнь устраивать. Хоть она может меня внуками осчастливит. На тебя надежды… А… – махнула тонкой ручкой, увенчанной перстнями, любящая родительница. – И ты такая.

– Какая, мам? Какая? Она меня по крайней мере любила.

– Потому что ты ее копия. Не знаю, как так получилось. Гены кривые. Хоть Маришка не в вас пошла, слава богу. Так что делать будем?

Мы? Что будем делать мы? Боже, ну почему? Вот за что? Где я нагрешила так?

– Я устроилась на работу, – вздохнула, вспомнив зарплату, прописанную в моем договоре. Плакала моя жизнь спокойная. На год точно. И от квартиры придется отказаться. Вернусь в свою комнату. Эх… – Попробую договориться с кредиторами. Может они согласятся на рассрочку. Будем из моей зарплаты и твоей пенсии им делать отчисления.

– А жить на что? Мою пенсию лучше не трогать. И коммуналку с остатков твоей зарплаты надо платить. Мариночке нужно на учебу откладывать. Моя пенсия вся уйдет туда, – я и не ожидала от мамы похвалы. Но стало немного обидно, что она не услышала про то, что я все таки нашла место.

– Мам, я только что устроилась на работу. Буквально утром, – я снова вздохнула. Вот почему я снова сую голову в петлю? Почему эта чертова ответственность не дает мне жить? Пусть бы сами разгребали. Но… Они моя семья. Как я буду жить, зная, что мои мать и сестра оказались на улице? В конце концов, мама меня вырастила. Как уж, это на ее совести. А я так не могу. Может я дура, может блаженная. Но вот какая есть.

– Правда. Туда, куда резюме подавала? Ну, наконец-то. Бог услышал мои молитвы, Ой, Фенечка, детка. Наконец-то я начну получать обратно то, что вкладывала в тебя. Выучила тебя. А ты все недовольна была. Надо слушать мать. Я же говорила. Куда устроилась? Неужели по специальности? На кафедру университета? Оооо. Там, глядишь, карьеру построишь.

О, да, она вкладывала. Я ведь врачом хотела быть. Но мама решила, что я должна иметь языковое образование. Просто засунуть меня ей туда было легче. Да и на бюджет. А на медицину требовались деньги. И я ведь почти прошла, но…

– Мама, я устроилась… Я буду танцевать в шоу толстушек. И…

– О, боже, – простонала мать, схватилась за левую грудь, – ты… Ты будешь танцевать на потеху жрущей публики, полуголая, тряся своим неудачным телом. О, боже. Это же просто… Просто цирк уродов. Я по телевизору видела. Это ужасно, неэстетично, тошнотворно. Ты понимаешь, что над тобой все будут смеяться? Ты соображаешь… Господи, я так и знала, что из тебя не выйдет тока. Я говорила…

– Зато я буду платить твой долг, тряся своим уродским жиром. Можно бы уже как-то свыкнуться с мыслью, что ты родила не идеал. Мама, Маринка бы тоже могла уже хоть как-то помочь. Твоя идеальная дочь вообще понимает, что у нас проблемы? Ты же на нее потратила все, – рявкнула я. Черт, да мне обидно. Всю жизнь меня мама упрекает моим телосложением. Всю жизнь ограничивала в еде, внушая мне, что я страшненькая и толстая. Она пыталась меня подогнать под свой идеал, взращивая во мне махровые комплексы. Я, может, поэтому, такая неудачница и не умею говорить нет. – Сколько хоть там? Сумма какая?

Когда мама назвала цифру, я сама чуть было не схватилась за сердце. Аж пол у меня под ногами покачнулся. Нет, я не неудачница, я круглая дура. Так вот почему этот черт про квартиру говорил. Еще пару недель, и долг станет как раз эквивалентен цене мамулиного жилья. Это катастрофа, и я в самом ее эпицентре. Она окажется на улице, и Маринка…

– Мамочки, – прошептала я, ухватившись за угол стола. – Ты что за сапоги купила Маринке? Из кожи диплодока?

– Ты все таки очень злая, Фиона. Марише учиться нужно, а не бегать высунув язык. Работать сейчас она точно не может. Как у тебя язык только… Умираю. Принеси мне мои капли. И надо дверь отмыть, чтобы девочка не увидела это безобразие.

Вот уж дудки. Пусть видит девочка. Может что-то у нее в голове щелкнет, и мозг встанет на место. Правда озвучивать эти мысли я не стала..

Метнулась в сторону кухни. Конечно, у мамы приступы по сто раз на дню, и только когда что-то идет не так как она планировала. Но мне все равно страшно. А вдруг она не обманывает. Все таки гипертоник она со стажем, и возраст…

Я схватила со стола пузырек темного стекла, сахарницу, резко развернулась, запнулась о проклятый коврик, взмахнула руками… Сахар рассыпался по полу, словно кости в азартной игре. Блин, ну почему я такая? За что? Я нагнулась, чтобы собрать рафинад и… Маленький картонный прямоугольник тисненый золотыми буквами валялся прямо у моих ног. Откуда он тут взялся?

Глава 6

Скушай, доченька, яйцо диетическое. Или, может, обратиться к врачу?

Громовы

– Я увольняюсь. Прямо сейчас.

Я сжал пальцами виски, уставился на сотую по счету гувернантку моей дочери. Интересно, чем так воняет нестерпимо? Выглядит, конечно, баба, будто прошла все горячие точки на планете. А ведь пришла в мой дом месяц назад вся из себя чопорная, чисто Мери Поппинс. Даже в шляпке, вроде. Или не было шляпки? Черт. О чем я думаю? Отрешенно думаю, кстати. Эта еще долго продержалась.

– Прямо сейчас не получится. Вы обязаны отработать по договору еще месяц. Иначе…

– Да подавитесь вы своими деньгами и рекомендациями, – оскалилась Людмила Страшимировна и сразу стала похожа на загнанную в угол гиену.

– Вы себя позиционировали как детский психолог с большим стажем и собственными программами воспитания, – прищурился я, рассматривая взъерошенную тетку.