– Да. И думала, что справлюсь. Но… Я боюсь, что психолог очень скоро потребуется мне. Даже, скорее, психиатр. Вы еще мне должны за моральный вред останетесь. У меня начались тики. Вы понимаете, что ваша дочь… Ей не психолога, ей бы священника, чтобы провел обряд экзорцизма. Короче… Мой вам совет. Покажите девочку специалистам, которые работают с буйными пациентами с поведенческими проблемами.

– Что хоть случилось?

– А вы вот идите и сами посмотрите.

Я поплелся за, подскакивающей Людмилой Страшимировной, в общем-то не ожидая увидеть ничего необычного. Черт, да чем же так воняет нестерпимо?

– Вот, полюбуйтесь, – распахнула дверь в свою спальню гувернантка. Я чуть не свалился от вони, несущейся из гостевой комнаты, в которую поселил няню своей дочери. Еле на ногах устоял. Аж глаза заслезились. А в голове загрохотали отбойные молотки. Вся комната, некогда очень светлая и чистая, сейчас казалась декорацией к комедии ужасов. Бежевые стены заляпанные чем-то, ужасно напоминающим…

– Варвара, – справившись с первым шоком заорал я во всю мощь своих легких. Как обычно. Ничего нового. Хотя вру. Моя дочь никогда не повторяется в своих изысканиях.

– Да, папочка, – словно из-под земли выросла моя девочка, больше похожая на подрывника диверсанта. Одевается она… Господи, да откуда бы у нее взяться нормальному девочкиному вкусу, если гувернантки бегут от нее как крысы с тонущего корабля, раз в полмесяца.

– Ко мне в кабинет. Быстро. А вы, Людмила Страшимировна, загляните к экономке. Скажите, что я приказал вас рассчитать. И, по поводу возмещения морального вреда. Пусть выдаст вам еще одну зарплату сверху. Да, и распорядитесь, пусть отправят горничную в вашу комнату. Бывшую вашу.

Какую там к черту горничную. Там эту проклятую комнату надо выжечь напалмом, и повесить на дверь табличку «Радиоактивно». Я отец, мать его. Вот уж никогда не думал, что это так сложно. Сложнее, чем управлять империей игрушек в разы. Но ведь девочки же не должны быть вот такими. Они должны сидеть себе за крошечным столиком в принцессном платье, играть в чаепитие с куклами и косорылыми зайцами, которыми у нас завален весь дом, и они без нужды пылятся. Я так думал, когда узнал, что у меня родится дочь. А на деле…

– Что это было сегодня? – приподнял я бровь, свалившись в кресло. Обычно этот мой взгляд пугает всех подчиненных, всех незнакомых людей. Да вообще всех. Кроме маленькой упрямой девочки, стоящей сейчас напротив с видом милого ангела.

– Испытание грязевой бомбы, – не повела бровью Варя. – Не знаю, чего так Страхолюдина развонялась.

– Это не Страхолюдина развонялась. То есть, ее зовут Людмила Страшимировна. То есть… Что ты добавила в эту свою бомбу. Только умоляю, не говори…

– Ну да, я там на конюшне взяла немного навоза. Эпичнее, скажи же? Так шарахнуло, у Страхолюдины аж парик с головы снесло, – хмыкнула моя маленькая принцесса, одетая совсем не как дочь олигарха. Комбинезон из брезента весь перетянутый ремнями, ботинки на тракторной подошве, на голове каска. Интересно, где она берет подобные тряпки? Я ведь ей покупаю совсем другое.

– Скажи, пожалуйста, до каких пор это будет продолжаться? – спросил я, чувствуя полную опустошенность. – И что на тебе надето? Ты не на девочку похожа, а на безумного Макса.

– Мне Хелл бой больше нравится, – дернула плечиком Варя. – До тех пор, папочка, наверное, пока ты не сдержишь свое слово. Я про подарок.

– Варя, я не давал тебе никакого слова. Я не даю слова, если не уверен, что смогу его сдержать, – вздохнул я устало. А ведь мог бы сейчас уже сидеть в своем кабинете на работе и кошмарить продажников. Какое приятное времяпровождение. – Ты понимаешь, что нельзя купить человека? Живую женщину нельзя. Ну зачем она тебе, эта толстая тетка? Я не могу понять. Чтобы она сбежала от нас вопя от ужаса, когда ты в очередной раз будешь испытывать фекальную бомбы, прости господи.

– А какую можно? – выращила глазенки девочка. – Папа, я знаю, что она нам нужна, понимаешь. Вот прямо чувствую. И она не толстая, а очень красивая и как я… У нее тоже нет никого. И ее не напугать какашечными бомбами, я уверена.

– Никакую. Слышишь ты меня? Варюш, давай тебе купим робопса. Самого навороченного.

В голове уже даже не кузня, а метизный завод. Звенит все, аж до тряски. Хотя. Черт, это же телефон. Я нажимаю на сброс звонка. Пусть сами там разгребают свои косяки.

– Или пони еще одного.

– Чтоб навоза больше производил? Не нужен мне пони. И робопес не нужен. Никто не нужен, если не медведиха, ясно?

– Варюш, она отказалась, понимаешь? Не красть же мне ее насильно.

– Норм идея, папочка, – хмыкнуло маленькое исчадье. Боже, в кого она такая получилась? Ее мать… Черт, я сто лет не вспоминал про проклятую предательницу. – Только ты ведь не станешь. Давай тогда хоть собаку настоящую, живую, большущую.

– Это ответственность большая. Я не уверен…

– Правильно папочка. Не уверен. Потому что сам не знаешь, что это такое, – насупилась Варюшка. – Ну чего ты? Давай. Иди на работу. Ты же всегда туда сбегаешь. Не надо мне ничего, ясно? Я уже привыкла сама. Я…

– Я работаю для тебя. Чтобы у тебя все было, – я говорю твердо. Злюсь, потому что она права. Эта мелкая девчонка права.

– Ты работаешь, папочка, чтобы убедить себя в том, что ты все делаешь правильно. А как по мне, ты просто сбегаешь. И мне это не правильно, ясно?

Она кулачки сжала. И нос сморщила. И в ее глазах отражается такая яростная боль. Она права. Она мудрее меня, хоть и совсем еще крошка. Когда ее бросила мать, я пообещал себе, что моя дочь ни в чем не будет знать нужды. А теперь не могу выполнить гребаное обещание.

Глава 7

Всё время думать одну и ту же мысль нельзя! Это очень вредно! От этого можно соскучиться и заболеть.

– О, Фиона, – радостно улыбнулась мне Дуся. Я вошла в раздевалку боком, опухшая после бессонной ночи и с головой раздутой от тяжелых дум. И пачка эта еще… Точнее то, что от нее осталось после мамулиной сушилки, которой давно место на мусорном полигоне. – Переодевайся скорее. Сролыч сегодня не в духах. Сейчас будем «точиться» до посинения. Вечером приедет Ираида Падловна, ой, то есть, Павловна. Короче денек сегодня предстоит огонь.

– У меня все такие, – уныло буркнула я, вспомнив, как вчера весь вечер оттирала позорную надпись с родительской двери. Моя сестрица домой не явилась. Я думаю, что мама позвонила любимой доче и сказала остаться у подруги. Но… Не пойман, не вор. Может я и ошибаюсь. – А Падловна это кто?

– Это наш балетмейстер и по совместительству кастелянша. Сегодня будет костюмы проверять. Найдет хоть в одном дырку, дырок в нас понаделает запасных. – Ты чего не переодеваешься? Фима терпеть не любит опоздунов. – Слушай, тут такое дело, – хмыкнула я и достала из сумки наряд, который скукожился размера на три и уныло повис, некогда жесткой, тюлевой юбочкой. – Это очень плохо, да?

– Это катастрофа, – всхлипнула Дуся, глядя на испорченную мной пачку глазами какающей мышки. – Фима с Падловной пустят тебя на пуанты. Я бы на твоем месте бежала…

Договорить она не успела. Дверь распахнулась и на пороге появился Ефим Сролович собственной персоной, сияющий ярко-красной лысиной, как кипящий чайник.

– Тут вообще-то девочки переодеваются, – икнула я, спрятав изуродованный сценический костюм за спину. – А вы врываетесь.

– Девочки? Я сколько ждать вас должен? У меня время не казенное. Ты почему не переодета еще? Ты… – он вдруг замер и уставился на меня немигающим взглядом. Блин. Он на ящерицу старую так похож. – А где твой костюм?

– А в чем, собственно дело? – поинтересовалась я, глядя на предательницу Дусю, выскользнувшую из раздевалки совсем не как пышка, а как распухший ниндзя в балетной пачке.

– Хотелось бы увидеть реквизит, только и всего, – елейно пропел начальник. Ну все. Сейчас меня пустят на пуанты, как обещала моя коллега. Ну и хорошо. Не придется корячиться, чтобы вернуть долг. Слава богу еще Громов не ответил на мой звонок вчера. Это было просто временное помутнение. Просто…

– Да бросьте. Я сейчас переоденусь и…

– Показывай быстро! – рявкнул Фима. Я вытянула вперед руку с тем, что раньше было балетным костюмчиком и зажмурилась. Хотя, какой в этом толк? Фима заорал так, что меня чуть не снесло звуковой волной. Я и не думала. Что в таком тщедушном тельце может таиться столько мощи.

– Я так и знал. Так и знал. Ты овца рогатая. Говорила мне мамуля, не связывайся с неудачницами жиртрестихами, без штанов останешься.

– Так вы без пачки остались. Штаны то не пострадали ваши, – вякнула я, прекрасно осознавая, что сейчас он прав. А я не права. Но оскорбления, конечно, были излишни. И сейчас я очень хочу дать чертову Фимозу в ухо, но лишиться еще и этой работы означает для меня верную…

– Уволена, – совсем спокойно сказал Ефим Сролович. – Собирай манатки и проваливай ко всем чертям.

– Но… – блин не разрыдаться бы. Ну как так-то? Я ведь даже еще и не приступала. Да уж, я побила свой рекорд. Продержалась на работе меньше суток. – Ефим Сролович, мне очень нужна работа. Просто ужасно нужна. Я все исправлю. Я…

Унижаться тоже надо уметь. Я лишена даже этого дара. Ну вот не умею я валяться в ногах и умолять. Уж тем более у такого вот сморчка, который смотрит на меня с жалостью и презрением. Вот именно этот взгляд я с детства не выношу. Со школы не терплю.

– Да и пошел ты, – хныкнула я, и натянула на Сролыча чертову испорченную тряпку. Он аж рот открыл, и как рыба губами зашевелил, молча. Я гордо пошла к выходу из раздевалки, дернула на себя дверь и…

Чуть не заорала от неожиданности, почти врезавшись в наглого хлыща Громова. Сегодня он выглядит еще более нахально. Черт, глаза у него похожи на две льдины. И сам он такой… Как айсберг в океане, чтоб его.

– Ты звонила, – сказал утвердительно мерзкий самовлюбленный самодур. – Я приехал. Думаю, что нам есть что обсудить.

– Нечего, – рявкнула я, – посторонись, а то зашибу. У меня занос полтора метра, как у Камаза.

– Я это учту, – ухмыльнулся хозяин мира, и стал на змея искусителя похож. Мира игрушек он хозяин. Я думала, что люди дарящие детство добрые. А этот… – У тебя же проблемы? Ну признайся. Не стала бы ты мне звонить. А я могу все их решить, Медведиха. Щелчком пальцев.

– Откуда ты… Погоди, – я прищурилась и уставилась на похожего на глыбу льда олигарха. – Так это ты мне их устроил? Ты…

– Куколка, проблемы тебе устроила твоя мама. Я только слегка ускорил процесс, Я же говорил, что всегда получаю то, что мне надо? Или нет? – хмыкнул проклятый гад. Боже. Как же я не догадалась сразу?

– Не говорил, – процедила я сквозь зубы, борясь с желанием зарядить этому подонку в его чертово покалеченное ухо.

– Забыл, значит. Ну вот сейчас говорю. Мое предложение еще в силе.

Где-то за моей спиной всхлипнул Сролыч. Господи, я совсем забыла, что стреножила этого старого идиота. И теперь он наблюдает за моим падением в огненную геенну. Ну что ж, пусть наслаждается, старый хрыч. А ведь во всем он виноват и его гребаные ролики.

– Да пошел ты, – прохрипела я. Ну и фигуру из трех пальцев еще для наглядности скрутила и сунула под нос ошалевшему от такой моей наглости Королю игрушек. – Лучше под забором сдохнуть.

– Знаешь, вчера моя дочь предложила тебя похитить, – поморщился Громов. – Слушай, а ты орешь громко?

– А ты испытай, – напряглась я. Ну не станет же он меня на самом деле хитить, или…

Что-то тонкое впилось мне в плечо. Как пчела укусила. Черт, у меня на пчел аллергия. Какие к черту пчелы, на дворе ранняя весна, они еще спят? Я оглянулась назад, увидела Сролыча, который как-то уж слишком бодро освободился от пут балетной пачки и оказался прямо рядом со мной.

– Ах ты старый… Иуда, – прошептала я, чувствуя волны слабости, накрывающие мое сознание тяжелым дурманом.

– С вас десять балетных пачек, новый костюм медведя, аренда нашего помещения на год и…

Это все, что я успела услышать, прежде чем вырубиться. Ну держитесь, я вам устрою жизнь малиновую. Я вам…

Боже. Как хорошо. Я сто лет так не спала.

Хрррр.