В кабинете, как и много раз до этого, царила полнейшая тишина. Все та же женщина улыбалась мне, задавала кучу вопросов, осматривала. А я убегала мыслями глубоко в себя, пытаясь не думать о будущем, о своих возможностях и жизни. Ведь что может беременная вдова без образования, работы и на пожизненном обеспечении мафии? Я никогда не думала о том, чтобы убежать и бросить здесь все. Я ничего не умела. Большую часть жизни я провела в детском доме, а вторую часть на кухне семьи Перес и замужем. Что я могла? И что могла дать ребенку?

Когда Генри был жив, я не думала об этом, ведь мы были вместе. И справились бы. Но теперь я одна. Одна перед лицом всех этих трудностей родительства. Как я смогу воспитать человека?

Врач говорила что-то еще, даже назвала пол ребенка, но я уже не слушала. Мне впервые по-настоящему стало страшно. И когда я вышла в коридор, наткнувшись там на Хорхе, я не смогла сдержать слез. Здесь должен сидеть Генри, он должен волноваться, улыбаться и засыпать меня вопросами. Почему в моей жизни все так неправильно?

– Все в порядке? – Хорхе подлетел ко мне, обеспокоенно оглядывая заплаканное лицо. Я кивнула, чувствуя его ладони на своих щеках. Мы стояли посреди больничного коридора, я плакала, а он молча ждал, пока истерика сойдет на нет, непривычно бережно стирая мои слезы.

– У меня будет сын, – прошептала я, вперив взгляд в пуговицы на его рубашке.

– Это ведь здорово. – В голосе слышалась улыбка. Не обычно насмешливая, а теплая, словно возня со мной и просьбы Лу трогали что-то в его душе.

Я подняла взгляд.

– Я не смогу быть матерью, – призналась я, зажмурившись от своих собственных слов. Глубоко внутри я ругала себя за слабость, за то, что сказала эти слова ему, и за то, что призналась.

Хорхе не ответил, порывисто обнял меня, будто проявление эмоций было для него чуждым явлением. Признаться честно, такие порывы и для меня казались странными, но сейчас отчего-то необходимыми. Я не видела в этом ничего романтического. Рядом с Хорхе правда чувствовалась едва заметная поддержка, словно все проблемы и мысли убегали. Пусть мы и почти не были знакомы. Может быть, я просто устала мерить людей по количеству дней, в которых знаю их имена.

– Помнишь, ты спросила меня, что ты такого сделала? – прошептал он, я молча кивнула. Хорхе так и не выпустил меня из кольца своих рук. – Абсолютно ничего. То есть это здесь ни при чем, – встряхнул волосами парень. – То, как ты защищаешь своего ребенка, то, как живешь ради него. Это причиняет мне боль, буквально разрывает изнутри. Моей матери было все равно, а ты живешь так, будто ребенок – единственная причина, которая держит тебя в этом мире, – слишком тихо проговорил он. – Ты не можешь быть плохой матерью, Ана.

– Это и есть единственная причина, по которой я живу. – Я отстранилась, боясь даже смотреть на него. Хорхе сунул руки в карманы брюк, но ничего не ответил. Я двинулась к выходу на улицу, сжимая в руках несколько бумаг и снимков.

Хорхе плелся позади. И я надеялась, что он не начнет этот разговор снова, потому что он и так слишком многое обо мне узнал. И, словно читая мои мысли, мы в абсолютной тишине сели в машину. И зачем только я поддалась на уговоры и все-таки поехала? Зачем рассказала Хорхе о переживаниях и позволила себя утешить? Хотелось убежать и спрятаться или стереть ему память.

И я ругала саму себя в мыслях, пока Хорхе заводил машину, выезжал с парковки и заворачивал на нужные улицы. Вот только мы не успели далеко уехать. Раздался громкий хлопок, за которым последовал хруст стекла. Я вздрогнула, ощущая, как страх сковывает мышцы, и машинально пригнулась.

– Черт, – выругался Хорхе и достал пистолет, но не успел ничего сделать. Разбилось еще одно окно.

О боже, боже, боже.

Я едва могла дышать, от страха легкие сжимались, сердце стучало даже в ушах, я не знала, что думать и делать. Хотелось сбежать и спрятаться. Наверное, если бы я не знала банальных вещей, то уже выбежала бы из машины, но я продолжала сидеть в ожидании самого страшного.

Руки сами по себе опустились на живот, малыш легонько толкнулся, а я, едва сдержав слезы ужаса, прикрыла глаза.

Еще несколько выстрелов раздалось совсем рядом. Я не боялась умереть, но до ужаса боялась потерять ребенка.

Внизу живота затянуло, я с ужасом огляделась вокруг. Осознание пришло как-то резко и совсем нежданно. Хотелось вернуть время вспять. Именно этого мне сейчас так не хватало.

Глава 7
Хорхе

В нас стреляли. Черт возьми, в машину, в которой я вез беременную девушку, стреляли.

Я огляделся, рассматривая местность. Удачное место для засады: узкая улочка с односторонним движением, откуда только одна дорога – вперед. Почти нежилой квартал, ни одного прохожего и ни одной возможности для маневра.

Чертов Тайфун ведь предупреждал, что Карлос Санчес начнет действовать. Правда, я не думал, что так быстро. Неужели до него уже дошла информация о подозрениях полиции?

Еще один выстрел прилетел в дверь около Анабель, она отшатнулась вбок, почти легла на меня, прикрыв руками голову. Никогда в жизни я так не радовался тому, что отец Аарона был параноиком и заказывал машины с усиленным корпусом.

Ана вскрикнула, метнула в меня полный ужаса взгляд, в ее глазах застыли слезы. Сердце ухнуло вниз, а разум кричал о том, что я не мог ее подвести, не мог проиграть в этой битве. Сердце колотилось в груди. Раньше я никогда не боялся бури, всегда бежал впереди Аарона, прикрывая его спину, сердце и прочие органы, но сейчас стало страшно.

Я высунулся из окна машины, надеясь, что это отвлечет стреляющих. По меньшей мере их было двое: один на крыше, второй прятался за углом в переулке.

Если когда-нибудь я узнаю, кто именно это был, если найду их, то буду долго и больно пытать.

Я выстрелил в того, что прятался за углом. Не знаю, попал ли, но около уха тут же просвистела пуля. Я спрятался в машине, оглянулся на побледневшую девушку. Казалось, она была на грани обморока.

Как, черт возьми, они узнали о том, где мы будем проезжать?

Адреналин в крови зашкаливал, и если бы в моей машине не сидела Анабель, наверное, я бы, как обычно, рискнул всем. И жизнью, и положением, уничтожил бы всех на месте, но сейчас важнее было убраться отсюда. Обеспечить Анабель безопасность. Я еще раз выстрелил, высунув руку в окно, и вдавил газ в пол.

Машина, взвизгнув шинами, оставила на асфальте черные полосы и рванула вперед. Вслед донеслась целая очередь выстрелов, я упорно давил на газ, унося нас подальше от кошмара наяву.

Буквально за поворотом все стихло. Значит, целью было запугать, а не убить.

Я сбавил скорость, повернулся к Анабель. Она крупно дрожала, обхватив себя руками. Ее взгляд устремился в пустоту, кажется, девушка не до конца понимала, что произошло. Признаться честно, я и сам не понимал.

Анабель медленно опустила руки к животу, дыхание стало чаще, взгляд забегал.

– Ты в порядке? – тихо спросил я, Анабель лихорадочно повернулась, вцепилась пальцами в ткань моего пиджака на предплечье, сжала губы в тонкую линию. Нехорошее предчувствие закралось внутрь, когда ее и так огромные глаза стали еще больше.

– Кажется, я рожаю, – произнесла она, подавшись вперед.

– Разве еще не рано?

Наверное, мы все еще не отошли от шока. Анабель перевела взгляд вниз, на ноги, затем скривилась, а я заметил мокрое пятно на ее джинсах и небольшие разводы крови.

Черт, кровь – это ведь всегда очень плохо, да?

Никогда в жизни я не чувствовал себя таким тупым.

– Хорхе, я рожаю! – крикнула она, опустив ладони на живот. Я поехал быстрее, и, кажется, в этот момент адреналина в крови стало намного больше, чем во время перестрелки. К ним я хотя бы привык.

– Если честно, Анабель, ты выбрала самого ужасного доктора для того, чтобы рожать. Я ведь упаду в обморок, как только увижу. – Я неопределенно повел рукой, даже не зная, что имел в виду. Ладони дрожали, а я молился всем возможным богам о том, чтобы успеть доехать до больницы. Наверное, если бы что-то случилось с ней или с ребенком, я не смог бы себе простить. Это ведь моя вина. Я не заметил засады, я не заметил очевидного и подверг ее риску. Девушку, которая никак не относилась к моему миру, которая попала в него случайно и совсем не знала, как прятаться от пуль и переживать за свою жизнь.

Анабель тяжело дышала, каждый ее вздох казался отсчетом до неминуемого конца. Моего конца. Я давил на газ, чувствуя себя ненормальным. Страх крепко держал за горло, не желая отпускать. Он так прочно обосновался в моем теле, что дрожь уже стала привычным состоянием.

Я переводил взгляд с Аны на дорогу и обратно, пытаясь объезжать места, в которых тоже могли случиться неожиданности, из-за этого путь стал почти в два раза длиннее.

– Только, пожалуйста, не рожай в машине, здесь же совсем ничего стерильного.

– Я была бы рада, если бы ты сказал это ребенку, который решил вылезти из меня, – отбрыкнулась она, с силой сжав ручку на двери. – Я не смогу засунуть его обратно ради твоего спокойствия, уж прости.

– Ради моего спокойствия лучше бы мы остались дома, – проворчал я, останавливая машину на парковке. Анабель серьезно посмотрела на меня, затем тихо застонала и открыла дверь.

Я выпрыгнул из машины, обогнул ее и оказался у Анабель, поддерживая под локоть.

– Ненавижу то, что уже второй раз за день я унижаюсь перед тобой, – проговорила девушка, но, пошатнувшись, все же взялась за мою руку.

– Нет ничего унизительного в этом, – отозвался я, помогая ей идти. Анабель с трудом переставляла ноги, иногда останавливалась и делала глубокий вдох. Аккуратные черты лица искажались от боли. Только утром она переживала о том, что проходит это все не со своим мужем, переживала, что будет плохой матерью, а сейчас все ее страхи становились реальностью. И рядом снова не было никого. Только я. Самая худшая для этого компания.

Мы зашли внутрь, Анабель тяжело дышала, став еще бледнее. Я был уверен, что еще немного, и она просто упадет.

Боже. Мне будто отключили мозг.

Почти сразу же вокруг нас создалась суматоха, несколько медсестер оказалось рядом. Анабель что-то тихо говорила одной из них, другая косилась на меня слишком подозрительно, будто это я рожал. Хотя, наверное, даже при всей своей бледности Анабель выглядела намного увереннее, чем я. И откуда у нее столько спокойствия? Меня одного волновала рожающая на два месяца раньше срока девушка?

– Папочка, успокойтесь, она в хороших руках. – Я даже не сразу понял, что медсестра обращалась ко мне. Папочка? Какой я, к черту, папочка?

– Но…

– Не переживайте, такое случается. Мы сделаем все возможное, чтобы и она, и ребенок были в порядке, – перебила меня она.

– Ну, конечно, вы сделаете все. Не просто же так вам отваливают круглую сумму за каждый прием, – фыркнул я и, отвернувшись от нее, уселся на небольшой диванчик в коридоре.

Папочка.

Я откинул голову и прикрыл глаза. Это даже звучало смешно. Какой отец бы подверг мать своего ребенка такой опасности? Кто бы вообще в здравом уме затащил любимую женщину в мир мафии?

Да и я никогда не примерял на себя эти роли. Знал, что и отцовство, и семейная жизнь обойдут меня стороной. Я могу быть только вот так, на расстоянии.

Я пытался не переживать, но роды на седьмом месяце, да еще и в таких условиях могли закончиться совсем нехорошо. Лу бы мне никогда этого не простила. Да и я сам себя бы не простил. Как можно было довести девушку до такого состояния всего за несколько дней нормального общения? Наверное, пора заканчивать с нервотрепками.

Телефон зазвонил, заставляя вздрогнуть. Я потянулся к карману брюк.

Аарон.

И как объяснить ему все, что произошло за пару часов? Я вздохнул, поднялся с дивана, вышел на улицу, ответил и закурил.

– Почему ты до сих пор не у меня? – устало спросил он.

– У меня тут роды, – хмыкнул я, затягиваясь. Кажется, до этого момента я даже не понимал, насколько сильно мне требовалась сигарета.

– Что?

– Кажется, Санчес уже обо всем знает, – отозвался я. – Мы ехали обратно, когда в нас немного постреляли, Анабель перенервничала, ну и теперь я в больнице, а она рожает.