Бешеные деньги. Исповедь валютного трейдера (страница 5)
Мы расселись за столами. Пока грузный улыбающийся трейдер – тот самый, что вел первый раунд в ЛШЭ, – выдавал мотивационные фразы, я оценивал игроков за своим столом. На этот раз мне требовалась совершенно иная стратегия. Все присутствующие участвовали в первом раунде и показали достаточно хорошие результаты, раз уж прошли дальше. У них должно хватать сообразительности, чтобы понять: бессмысленно назначать цены, которые расходятся с ценами других игроков. Это означало, что на этот раз мне не удастся заработать легкие деньги, просто покупая у одних игроков по низким ценам и продавая другим по высоким.
Однако сам по себе тот факт, что игроки понимают, почему глупо объявлять далекие друг от друга котировки, порождал новые возможности. Во время своих упорных тренировок я осознал, что для большинства участников характерна жесткая решимость строго придерживаться тех цен, что звучат вокруг, и игроки лишь незначительно отклоняются от них. Они отслеживали их в основном на слух: слышали оглашаемые цены и держали поблизости свои собственные. Это давало возможность манипулировать тем, что заявляли другие игроки, – я просто называл цену очень громко. Игра шла в стиле «полная неразбериха» (во многом как на настоящих рынках), так что, если цены держались на уровне 62–64, зачастую было достаточно громко заявить 58–60, чтобы цена снижалась примерно до этого уровня. Еще одна возможность установить уровень цены – назвать ее в самом начале игры, и опять же громко.
Это давало мне новую, потенциально прибыльную стратегию. Если у меня в руках находилась высокая карта (то есть карта с большим числом), я начинал игру с низкой цены. Это относительно простой блеф – я показываю, что у меня маленькая карта, следовательно, общая сумма уменьшается, и я могу покупать у некоторых игроков по низкой цене, поскольку все начинают придерживаться моей первоначальной низкой цены. Разумеется, здесь кроется риск: если другие участники поймут, что я блефую, то они просто купят у меня по низкой цене и продолжат торговлю по высокой. Здесь я рассчитывал на относительно простую идею, на которую меня натолкнул несколькими неделями ранее мой друг Сагар Малде: богатые люди ожидают, что бедные – тупые. Если человек, который выглядит и говорит так, как я, начинает игру, объявляя чрезмерно низкую цену, то, скорее всего, другие игроки не увидят здесь сложного блефа, а решат, что этот простофиля легко раскрыл свою руку.
Дальнейший план состоял в том, чтобы просто постоянно спрашивать цены у других игроков с целью вычислить их стратегии и их руки. Тут я опирался на информацию, полученную от игроков из ЛШЭ: большинство из них не рассчитывали на победу в турнире, а собирались использовать финал как возможность для налаживания связей. Поэтому я предполагал, что большинство игроков применит относительно бесхитростную стратегию – котировать чуть выше среднего с высокой картой и чуть ниже среднего с низкой. Некоторые называли нейтральную цену, чтобы не раскрывать информацию, но такое случалось редко. Блефовали совсем мало. Вспомните, что эти ребята являлись студентами-экономистами, а не игроками в покер.
Ключевой посыл здесь заключается в том, что современные экономисты – в основном математики, а не великие мыслители или игроки. Другие студенты играли с помощью калькуляторов, а пока они занимались подсчетами, я манипулировал их слухом и читал по их глазам. Сначала громкий блеф, затем быстрая оценка интеллекта, уровня сложности и вероятной карты всех остальных игроков. После этого я решал, хочу ли я покупать (ставка на то, что сумма будет большой) или продавать (ставка на то, что сумма будет маленькой). Когда я был покупателем, то опускал цену, громко выкликая маленькие числа и активно покупая у других игроков на этом низком уровне. Когда я был продавцом, поступал наоборот.
Эта стратегия прекрасно сработала, и после пяти игр я вышел в большой финал – финал финала. Осталось всего пять игроков. На кону одна практика. Хорошие шансы.
Наша пятерка перебралась за центральный стол, а выбывшие из игры участники набрали канапе и собрались вокруг в качестве зрителей.
Я оценил оставшихся игроков. С большинством из них я уже пересекался за одним столом в предыдущих играх. Все они были хороши, быстро улавливали движение цен и неплохо знали математику; однако, на мой взгляд, ни одному из них не хватало сообразительности, чтобы блефовать или раскусить блеф. Я решил, что мои шансы велики.
После раздачи у меня оказалась –10. Хорошая карта. Число –10 дальше всего от среднего значения, а поэтому такая карта сильнее всего способна изменить общую сумму в игре. Естественно, это верно только тогда, когда другие участники не знают о наличии у вас этой карты. В противном случае они тут же начнут снижать свои цены, и вы не сумеете извлечь выгоду. Это еще одно общее правило торговли: вам не обязательно зарабатывать деньги на том, что вы правы; можно зарабатывать на том, что вы правы, когда другие ошибаются.
Я не стал менять стратегию и сразу же заявил высокую цену. Если я сумею продержать высокую цену на протяжении всей партии, то, хочется надеяться, смогу «продавать» по высоким ценам постоянно, выжимая максимум из своей карты –10.
Удивительно, но первый игрок не стал мне «продавать», несмотря на мою высокую цену. Я спросил его цену, и она оказалась еще выше. Этим он наверняка выдает себя: у него высокая карта.
Я спросил трех других игроков, и все назвали высокие цены. Похоже, у всех на руках достаточно высокие карты. Это означало, что сумма будет большой без учета моего числа –10, поэтому, чтобы получить какую-то прибыль, я должен задирать цену. Я стал предлагать все больше и больше, говорить все громче и громче – до тех пор, пока, наконец, игроки не начали продавать мне. Я сумел поднять цену еще немного, а затем начал активно продавать сам. При подобной цене и с –10 в руке проиграть практически невозможно. Хитрость заключалась в том, чтобы громко называть высокие цены, толкая рынок вверх, словно я агрессивный покупатель, а на самом деле продавать, спрашивая котировки у других игроков. В хаосе и шуме игры другие игроки не могли уследить за тем, кто покупает и продает по их собственным котировкам, в то время как постоянно повторяющиеся звучащие числа оказывали мощное влияние на цену.
Я начал делать много ставок «на продажу», уверенный, что при такой цене почти наверняка итоговая сумма окажется намного меньше. Настало время перевернуть первую из трех центральных карт. Это была 13.
В данной ситуации не очень хорошее для меня число. Оно существенно больше, чем среднее значение 7,65, и увеличивает математическое ожидание суммы всех карт примерно на 3. С учетом значительного количества ставок «на продажу» в моей игровой карточке хорошей новостью это не назвать. Но все же у меня в руке имелась карта –10, о которой никто не знал, а цены держались высоко. Математика была на моей стороне. Я воспользовался этой возможностью, чтобы задрать цену еще выше, и продолжил продавать.
К моменту открывания второй центральной карты я заполнил ставками «на продажу» две игровых карточки. На второй карте оказалось число 14.
Возможно, здесь мне следовало насторожиться, но я этого не сделал. Кроме того, у меня не было на это времени. Мне требовалось, чтобы общая сумма оказалась маленькой – в противном случае моя карьера шла псу под хвост, и, хотя сумма не казалась потенциально небольшой, я не собирался позволить этому факту остановить меня. Я поднял цену и начал продавать еще агрессивнее, по еще более высокой цене. К концу игры я накопил около 300 продаж.
Открылась последняя карта. 20. Перевернули свои карты и остальные игроки. 10, 11, 12, 15. Просто невероятно. У меня –10, а остальные семь карт в партии оказались наибольшими из возможных. Вероятность того, что это произошло случайно, равна 1/11440[24]. 0,0087 %. Игру явно подстроили.
Я не знал, что делать в этой ситуации. Кровь в моих жилах на мгновение застыла. А вот толпе это понравилось. Остальные игроки, разумеется, радовались: я устроил столько продаж, что их игровые карточки представляли собой бесконечную череду покупок. И цена в итоге оказалась сверхвысокой. Кто все это подстроил? Зачем? Что это могло означать?
Стол опустел, игроки растворились в толпе. Трейдеры и другие сотрудники Ситигруп собрались в задней части комнаты, чтобы подсчитать баллы.
– Мне жаль, дружище. – Это Матич положил мне руку на плечо. – Это непруха. Ты сделал все что мог.
Не помню точно, что я тогда ответил. Может быть, и вообще ничего.
Минут пять казалось, что комната тает и расплывается. Я обнаружил у себя в руке бокал шампанского с теми мелкими пузырьками, которые появляются из ниоткуда, взмывают вверх и вроде бы никогда не заканчиваются. Что только что произошло? Кто это устроил? Зачем меня надули?
Вскоре трейдер шагнул в центр зала; огромная харизматичная фигура сразу же заставила толпу замолчать. Вокруг него образовалось свободное пространство.
– Я хотел бы поблагодарить всех вас за игру, – заявил он, и его громкий американский голос вернул меня в помещение. – Мы подсчитали баллы, и я могу объявить победителя.
Я не помню точно счет у других игроков. Мой был меньше, чем минус тысяча. Это… скажем так, ничего хорошего. По правде говоря, я не испытывал неловкости. Если не стреляешь, то и не попадаешь, понимаете?
Прочитав результаты, грузный трейдер объявил победителя. И прозвучало мое имя. Победителем оказался я. Я выиграл.
Я в трансе шагнул вперед.
Пожав мне руку, трейдер обратился к толпе.
– Результаты Гэри в предварительных играх настолько превосходили баллы всех остальных, что мы решили проверить его. Хотели посмотреть, как он отреагирует, когда все оборачивается против него, поэтому подстроили расклад в финале. Важно знать, будет ли трейдер держаться или сдастся и отступит. Гэри, ты держался, и мы рады это видеть. Молодец!
Трейдер снова протянул мне свою громадную руку, и я пожал ее.
– Я Калеб Цукман, увидимся в отделе.
В тот вечер было холодно, но мы с друзьями пошли пить в парк. Я основательно набрался, так что в памяти мало что осталось. Но одну вещь помню четко. Я очень быстро мчусь, и холодный воздух хлещет мне в лицо. Я обнимаю приятеля за плечи.
– Я стану миллионером! – ору я. Ору ему в лицо, и он смеется. – Я стану миллионером!
3
Однажды в начале марта 2007 года я проснулся до восхода солнца.
В родительском доме не было душа. У нас имелся маленький резиновый шланг, который до сих пор можно купить в Argos[25] за 6 фунтов. Я подсоединил его к крану и окатился, сидя на холодном утреннем пластике ванны. Не успел я закончить, как в дверь ванной постучал отец. Он тоже обычно начинал работать рано.
Я вытащил старую одежду, в которой работал в DFS. Темно-синяя рубашка, широкий желто-синий галстук. Поверх всего этого надел дешевый черный плохо сидящий костюм, купленный в Next[26] или в подобном магазине. Уложил волосы с помощью геля и вышел из квартиры. В это время еще темно.
Я вырос в Илфорде, но ближайшая станция называлась Севен-Кингз. Зимой, пока солнце не взошло, все утренние пассажиры стоят здесь в темноте и дрожат в ожидании поезда. В воздухе заметен белый парок от их дыхания. Именно такой поезд проезжал мимо моей спальни. Я пытался разглядеть свое окно, но не преуспел.
Пересадка в Стратфорде на Юбилейную линию. Снова этот циклический, вьющийся, жужжащий звук, и поезд ныряет под землю, направляясь теперь к Канэри-Уорф. В тот день – в марте 2007 года – мне было всего двадцать лет, и этот звук подействовал на меня по-другому. В тот день он стал звучанием будущего.
Перед станцией Канэри-Уорф поезд уходит под землю. Станции на линии тогда были новыми, а огромная просторная Канэри-Уорф отличалась безумно высоким потолком – словно какой-то подземный собор. Вы могли смело утверждать, что с поездов на платформы сходят банковские работники. Дорогие безликие стрижки. Дорогие безликие рубашки. Длинными прямыми рядами они шагали по платформе к выходу. Я вклинился в один из рядов и двинулся вместе со всеми.