– Это бабушка моего супруга, Пелагея Ивановна. Давно, говорят, померла. Мишенька её сильно любил в детстве.

– А это что за господин?

– Это дядя мужа, Константин… Не помню, как по батюшке, – стала вспоминать она. – А, вспомнила! Константин Фёдорович.

– Какие славные лица. Сразу видна порода и стать.

– Да, – хмуро поддакивала Гладышева.

От выпитой смородиновой её стало клонить ко сну. И хоть она не подавала виду, но теперь ей казалось, что она слишком устала от своего семейного консультанта, чернеца Петровского и от его долгих разговоров. Её изможденное лицо говорило лишь о том, что она бы с удовольствием уже закончила его сегодняшний визит. Но гость, как назло, всё медлил. Он листал страницы их семейного альбома и с неподдельным интересом рассматривал портреты живых и усопших родственников. Когда же Татьяна Николаевна начала откровенно зевать, он с хитрой усмешкой захлопнул альбом и поднялся.

– Ну, что же, Татьяна Николаевна, спасибо вам за гостеприимство. На сегодня мы с вами попрощаемся. И я обещаю поговорить с сестрой и её супругом.

– Да, сделайте милость, – вновь оживилась сонная хозяйка.

– И ещё один момент… Надеюсь, вы понимаете, что весь наш разговор должен остаться в тайне? И вообще не стоит лишний раз хоть кому-то говорить о вашем участии в спиритических сеансах. Хоть оные и не запрещены у нас законом, однако, в нашем обществе ещё довольно предрассудков и людей, осуждающих спиритуализм, как явление.

– А как же. Я понимаю…

Когда они уже были на пороге, она вдруг вспомнила о деньгах и сунула в карман Петровскому несколько ассигнаций. Тот поклонился и ушёл.

* * *

Едва живая и бледная от обилия новой информации, Татьяна Гладышева вошла в свои покои, и к ней тут же подлетела сухопарая Серафима и, взяв хозяйку за руку, увела на диван и накрыла пледом.

– Да, на тебе лица нет. Приляг, голубушка. Приляг, милая.

– Ой, Серафима, похоже, вляпалась я в какую-то авантюру.

– Отчего, голубушка, такие мысли?

– Ты всё слышала?

– Не всё. Он тихо говорил. Я итак старалась за портьерой не дышать, но потом ушла. Побоялась, что выдам себя. У этого чернеца больно уж взгляд лихой. Глаза пронзительные. Я боюсь его.

– Вот и я боюсь, – она перекрестилась. – На что только я иду из-за любви к своему ловеласу.

– Бедная моя, – Серафима положила сухую ладошку на лоб хозяйки. – Никак лихорадка у тебя?

– Да, неужто? – Татьяна потрогала собственный лоб. – Нет, вроде, нет жару.

– Это всё от нервов у тебя, милая. Ты поспи.

– Какое там спать. Скоро Миша из библиотеки должен вернуться.

– И пусть. Ты помнишь, что твой консультант тебе наказывал?

– Помню. Что надо как можно меньше на глазах у мужа мельтешить.

– Вот именно. Кухарка его сама покормит.

– Эх, – Татьяна протяжно вздохнула. – За что господь меня такой любовью наказал? Да, ещё к кому? К собственному мужу.

– Так не наказал тебя господь, а одарил.

– Да, только от подарка такого у меня всё сердце изболелось.

– Любовь она такая… Ты поспи, голубушка, поспи, милая.

Санкт-Петербург, 1907 г.

Было начало марта. На смену февральским ветрам и метелям пришла недолгая оттепель, а после неё вновь ударил лёгкий морозец.

Татьяна Николаевна дремала, кутаясь в тёплую шаль, и гоняла чаи с ванильным печеньем и яблочной пастилой. Она уже стала и вовсе забывать об обещаниях ушлого Петровского.

Однако через три дня в передней раздался звонок. Хозяйка приказала прислуге, пойти посмотреть, кто пришёл. И каково же было её удивление, когда она увидела в дверях консультанта Петровского и ещё двух господ. Прихожая тут же наполнилась ароматом дорогих заграничных духов. Сразу после Петровского тяжёлыми шагами в коридор вошёл высокий и довольно грузный мужчина лет пятидесяти, с мясистым, чуть надменным лицом и тёмными волосами с проседью. Одет мужчина был в добротное зимнее пальто на меху и бобровую шапку. Вслед за мужчиной в переднюю впорхнула высокая дама. Вернее, это была не дама. Это была молодая и очень красивая, черноволосая девушка, одетая в манто из соболя и длинную шерстяную юбку в пол. Из-под юбки виднелись узконосые, невероятно элегантные ботики на каблучке. На голове женщины красовалась маленькая бархатная шапочка, под которой едва умещалось облако густых тёмных волос.

Татьяна Николаевна, увидев на пороге собственного дома такую невероятную красавицу, даже онемела от неожиданности. А та посмотрела на неё черными, словно, смоль глазами. Это были глаза шалой цыганки или крымской татарки… Бог весть, кто по национальности была эта девица. От её магнетического взгляда Гладышева сначала обомлела, а после и сильно оробела. Ей стало немного дурно. Жар бросился в лицо. В голове, словно набат, звучали крамольные мысли: «Зачем я позвала этих людей в свой дом? А если приедет Миша и сразу же влюбится в неё? Что тогда? Она так хороша. Неужели она супруга этого немолодого господина? На сколько же лет она его моложе? Господи, что же делать? Может, прогнать их, пока не поздно? Но это будет неудобно. Может случиться скандал…»

Подавленная и растерянная, она пыталась хоть как-то сохранять приличия.

Пока тяжкие и крамольные мысли проносились в её голове, девушка легко скинула шубку. А Татьяна Николаевна уставилась на тонкую талию этой невероятной красавицы. Помимо талии у девицы имелась высокая роскошная грудь и широкие бедра. Одета девушка была в синюю креповую юбку и светлую блузку с рюшами и кружевными рукавами, сшитую по фигуре. Под шапочкой у нее оказались густые волосы, заколотые черепаховым гребнем, кои рассыпались по плечам из-за упавших на пол шпилек. Целое облако пушистых тёмных волос.

Так как Татьяна Николаевна неплохо разбиралась в моде, она знала, что её гостья была причёсана и одета на манер «Гибсоновской девушки»^[9].

Пока Гладышева пристально, неприветливым взглядом рассматривала черноволосую девицу, та в ответ лишь приветливо улыбнулась.

– Это ужасно неудобно. Гриша сказал, чтобы мы не ехали в гостиницу, а ехали прямо к вам. Мы точно не стесним вас? – чарующим голоском спросила она.

– Точно, – едва разлепив высохшие от волнения губы, отвечала хозяйка. – Я вам уже и комнаты велела приготовить, на втором этаже.

– Как же это мило с вашей стороны, – пролепетала девица.

И голос у неё звучал так славно и по-девичьи чисто и нежно.

– Ну, тогда давайте знакомиться. Меня зовут Барбарой Александровной Соболевской, а вас, как я понимаю, Татьяной Николаевной Гладышевой?

– Да, так меня и зовут, – растерянный взгляд хозяйки с тревогой блуждал по лицам новых гостей. Она силилась сохранять приветливую улыбку, однако губы её лишь неприятно кривились. С лица не сходил испуг.

– Татьяна Николаевна, – встрял консультант Петровский. – Вы не волнуйтесь так.

А потом, обратившись к своим спутникам, он, смеясь, произнёс:

– Наша дражайшая Татьяна Николаевна – женщина очень скромная и добропорядочная. Она лишь немного стушевалась от приезда важных гостей. Так, Татьяна Николаевна?

– Так, – подобострастно кивала она, стараясь отогнать от себя первую оторопь.

– А вы не тушуйтесь, дорогая Татьяна Николаевна, мы гости тихие и надолго вас не стесним. И потом вы же сами хотели войти в наше «ночное общество».

Пока он это говорил, его сестра Барбара, чуть изогнувшись бедром, непринужденно оглядывала собственное отражение в одном из огромных зеркал. А сам пан Соболевский, грузно усевшись на банкетку, с трудом стягивал с ног массивные калоши.

После того как горничная приняла у него пальто и шляпу, он с хмурым выражением лица подошел к хозяйке и замер в ожидании. Петровский услужливо подошел ближе и произнес:

– Познакомьтесь, господа. Татьяна Николаевна, я рад представить вам графа Казимира Викторовича Соболевского, действительного статского советника и по совместительству одного из самых известных в Европе спиритов и медиумов, члена союза «Тайное братство Рафаэля».

Громоздкий, словно шкаф, Казимир вновь едва заметно поклонился хозяйке.

– Очень приятно, – пролепетала она.

– Татьяна Николаевна Гладышева, – представил её Петровский. – А где же ваш супруг?

– А он в эти часы по обыкновению находится в читальном зале Императорской библиотеки.

– Вот как, ну что ж, тогда мы позже с ним познакомимся. Вы представите нас ему?

– А как же. Непременно представлю.

Горничная проводила гостей на второй этаж. А Татьяна Николаевна распорядилась насчёт обеда в честь приезда четы Соболевских.

* * *

Когда Михаил Алексеевич прибыл домой, то шикая, улыбаясь, жестикулируя и делая страшные глаза, Татьяна Николаевна поймала его в прихожей и увела в свой кабинет. А там, краснея и путаясь, изложила ему суть всей той ситуации, в которую она нечаянно угодила.

– Ты сошла с ума, – фыркнул наш герой, засунув руки в карманы брюк. – Отчего ты не посоветовалась со мною? Почему я последним узнаю о том, что у меня за спиной ты провернула целую авантюру?

– Мишенька, не сердись. Я подумала о том, что тебе будет очень интересно, побывать на спиритическом сеансе.

– С чего это? Я, по-твоему, похож на доверчивого идиота? Если бы мне это было нужно, то я бы посещал сии мероприятия и ранее. Благо, что в Петербурге в каждом втором семействе все от скуки давным-давно заняты этим самым «столоверчением». Да, и, право, эта мода, кажется, давно уже пошла на убыль. После разоблачительных статей самого Гудини и Менделеева. И только такие легкомысленные и вздорные бабёнки, как ты, и могут заниматься подобной чепухой.

– Миша, может, ты и прав, – нервно перебирая рюши на платье, лепетала Татьяна. – Ну, воля твоя. Считай, что я сглупила. Прикажешь мне их прогнать?

– А это уж твоё дело, – зло отвечал Гладышев. – Раз наворотила кучу глупостей, так выкручивайся, как знаешь.

– Ну, Миша…

– Я всё сказал!

– Миша, среди них мой личный консультант. Он родной брат супруги Соболевского. И я не хочу портить с ним отношения.

– Послушай, Татьяна, мне нет дела ни до твоего консультанта, ни до какого-то там Соболевского. С чего я должен знакомиться с какими-то аферистами? Может, их вообще давно полиция ищет?

– Миша! – Гладышева с укоризной посмотрела на супруга. – Какая полиция? Соболевский очень приличный человек. И он поляк графского рода. И почётный член союза «Тайное братство Рафаэля».

– Какого ещё Рафаэля? – Гладышев схватился за голову. – Ты сама себя слышишь? Эти тайные общества растут в мире, словно грибы. Любой проходимец может придумать себе тайное общество и тут же стать его почётным членом. Неужели ты настолько легковерна?

– Ну, Миша…

– Да и с чего тебе взбрело в голову, заниматься всей этой магической чепухой? Тебе что, мало твоих гадалок и приживалок? Откуда у тебя тяга ко всем этим суевериям?

– Я давно прогнала всех приживалок, – всхлипнула она.

– Поздравляю! Зато ты освободила место для новых проходимцев. Теперь в нашем доме поселится чета Соболевских!

– Да, нет же! Они в Петербурге пробудут лишь несколько дней. А потом снова уедут в Европу.

– Угу! Тебе можно что угодно рассказать, и ты поверишь. А по мне, пусть сейчас катятся, хоть в Бразилию.

Бледная Татьяна Николаевна стояла напротив мужа, словно провинившаяся гимназистка. Ему на мгновение стало даже жаль её. Он сидел на диване и с хмурым выражением лица смотрел в окно.

– Ну, Миша, если ты не хочешь принимать участия в спиритическом сеансе, то хотя бы просто сделай вид, что рад гостям. Просто хотя бы выйди к ним на ужин.

– А вот это уж дудки. Раз ты со мною не посоветовалась, то и расхлебывай всё сама. Я не выйду ни к ужину, ни к завтраку.

– Но это же будет верхом неприличия.

– Пусть. Я их в свой дом не приглашал.

– Ну, Миша… Я прошу тебя.

– Я всё сказал.