– Рикки, если ты решила от меня избавится, дождись, пожалуйста, момента, когда я буду стоять у своей могилы, чтобы все вышло быстро и аккуратно, ладно?

– Не говори такого при других девочках, – говорит она сквозь смех.

– Почему?

– Их такое насторожит.

Машины приезжают за нами в половине седьмого. На мне платье, которое я нашла в секонд-хэнде: короткое, изумрудно-зеленое, с чуть расклешенной юбкой, чтобы создать образ девчонки по соседству. Моя лодыжка перевязана, и на мне самые скромные каблучки, которые только нашлись у Рикки. Мы подъезжаем к отелю, одному из многих неприметных местечек в центре Лос-Анджелеса. Нас провожают внутрь и выдают шампанское. Мы ждем, пока приедет Маркус. Нас все еще так много, и Шарлотта не упускает возможности об этом напомнить, пока мы дожидаемся коктейлей.

– Я считаю, ты должна пойти первой, – говорит она мне, – Прия согласна.

Прия сейчас разговаривает с Аалией, но мне не верится, что Шарлотта хоть раз в жизни просила у нее совета.

– Не знаю, – говорю я, – кажется, это немного агрессивно.

Шарлотта смеется.

– Маркус хочет агрессии. Ты же смотрела прошлый сезон, так?

Да, смотрела, и тут Шарлотта права. Маркуса не интересовали трепетные фиалки, а мне нужно, чтобы он продолжил обращать на меня внимание.

– Сама подумай, Жак: на этом этапе путешествия так легко потеряться в толпе!

– Ты права. Но я не хочу воровать время у других девочек, понимаешь? – говорю я, вспоминая, что мне сказала Рикки.

– Поверь, Маркусу значительно интереснее поговорить с тобой, – отвечает она, – я просто хочу предоставить ему возможность.

Знаете, в чем весь ужас этого шоу? Я каждый раз прекрасно понимаю, что происходит, знаю, что мною манипулируют, и на каком-то этапе начинаю верить, что и правда должна делать то, что мне велят. А любой зритель смотрит на это потом и думает: «Жаклин Мэттис, ты не только человек дрянной, ты еще и полная дура, раз на такое повелась».

Я вручаю Маркусу стакан виски, как только он появляется. Он обнимает меня первой, а потом я терпеливо жду, пока он переобнимается со всеми остальными девочками.

– Маркус, – говорю я, когда он со всеми поздоровался и произнес обязательный тост, – можно украсть тебя на секундочку?

Все они так говорят – эта фразочка используется на «Единственной» с незапамятных времен, и она только что сорвалась с моих губ.

А потом я получаю ровно то, чего хотела.

– С удовольствием, – говорит Маркус.

Мы устраиваемся на предназначенном для таких «секундочек» диване, подальше от девочек, оставшихся в другой комнате. С нами Прия и Джанель, продюсер Маркуса.

Маркус тотчас дотрагивается до моей ноги. Странно: мне вроде нравится, но вроде и нет. Такая близость, с одной стороны, кажется самонадеянной, но в то же время приятной, как будто эта самонадеянность оправданна. В глубине души я знаю, что это мне на руку, потому что это значит, что я ему нравлюсь. Он хочет ко мне прикасаться.

Бесит, как много я об этом думаю, но я чувствую себя особенной.

– Я с нетерпением ждал нашей новой встречи, – говорит Маркус.

Я стараюсь выглядеть застенчиво (потом это примут за неискренность).

– Ожидания оправдались?

– Поверь, еще как, – он наклоняется ближе, привлекая меня к себе рукой. – Ты очень эффектно смотрелась сегодня во время полосы препятствий.

Опускаю глаза, почти пристыженно.

– Я немного увлеклась соперничеством, – признаюсь.

Снова поднимаю взгляд. Он наклоняет голову.

– Ну я же сказал, что ищу девушку, которая готова за меня сражаться. Мне с этим не всегда везло.

Мы смеемся, но его слова слишком очевидны, и я сразу же подозреваю, что он говорит о Шейлин, и все это – часть какой-то истории. Мои глаза находят камеру прямо у него за плечом.

– Прямо в объектив не смотрим, – быстро отчитывает меня Прия. Я возвращаюсь к Маркусу, который глядит на меня в ожидании, будто надрессированный щенок.

– Моя лодыжка… эм… немного опухла, – говорю я, потому что не знаю, что еще сказать. Выставляю пресловутую лодыжку, и он хватает ее, кожа к коже. У него большие руки; физически это одна из его наиболее привлекательных черт. То, как много места он занимает, как много меня умещается в его ладонях.

В некоторых смыслах я значительно проще, чем мне хотелось бы.

– Ты сильная. Мне это в тебе нравится. – Он отпускает мою ногу и опирается локтем о спинку дивана, поворачиваясь ко мне всем телом. – Я знаю, что стресс от шоу тебя не достанет.

– Правда? – спрашиваю, повторяя его позу. – А тебя достал?

– Периодически достает, – признается он со смущенной улыбкой, как будто вспоминает какой-то постыдный момент из своего прошлого. Он наклоняется еще ближе ко мне, как будто способен защитить нас от всего, что могут услышать наши микрофоны. – Есть одна странность с продюсерами. Ты знаешь, что они пытаются тобой манипулировать, но все равно вечно стараешься им угодить. От этого душа немного разрывается.

– Да? – говорю я. – С моей душой пока что все в порядке.

Маркус пожимает плечами, но его улыбка колеблется.

– Просто будь осторожна с Генри. Он был моим продюсером в прошлом сезоне.

Мои брови взлетают.

– Но не в этом?

Маркус на миг умолкает. А потом…

– Хватит, Маркус, – говорит Джанель, его продюсер. – Ты же знаешь, что мы ничего из этого не сможем использовать. Поговорите о чем-нибудь еще?

– Как скажешь, – Маркус улыбается агрессивно-милой улыбкой, и у меня такое чувство, что сейчас родилась наша внутренняя шутка: мол, мы следуем правилам, которым не хотим следовать. – Кто ты, Жаклин Мэттис?

– Твою мать, – бормочу я. (Для ясности: ничто из этой беседы в эфир не попадет, потому что «Единственную» интересует только самая поверхностная глубина. Пожалуйста, перечислите, где работаете, чем увлекаетесь и все ваши психологические травмы, выход – слева.) – Наверное, в этом моя проблема. Я никогда до конца не уверена, кто я.

– Ага, – говорит Маркус, – знаю, о чем ты. На это шоу с идеальным осознанием того, куда стремится твоя жизнь, не приходят.

Я смеюсь и чувствую, что кто-то меня понимает, впервые за последние пять лет, на протяжении которых мои друзья заводили семьи и детей и продвигались по карьерной лестнице. Разумеется.

– Тебя не пугает, что тебе за тридцать и ты до сих пор потерян?

– До жути, – отвечает он.

– Можно тебя поцеловать? – спрашиваю я, закусывая губу. Он без раздумий подается вперед и приникает ртом к моему. Поцелуй длится дольше, чем наши предыдущие; он неспешный и напряженный и оставляет после себя обещание следующего, а потом Маркус провожает меня к другим девочкам и уходит с Грейс-Энн.

Генри перехватывает меня для ИВМ, и я несу какую-то безвкусную, предсказуемую нелепицу о Маркусе. Генри выглядит, как будто вот-вот заснет.

– Если в общем, то как ты себя чувствуешь после сегодняшнего? – спрашивает он, меняя подход.

– Думаю, нам стоит довериться процессу, – говорю я.

– Путешествию, – говорит Генри.

– Чего?

– Повтори все то же самое, но скажи: «Думаю, нам стоит довериться путешествию».

– Ни за что, – отвечаю я, – это предложение не имеет смысла, а я писатель. Я использую точную лексику.

– Ага, – говорит Генри, – только мы на шоу говорим «путешествие», а не «процесс». Иначе создается впечатление, что мы заталкиваем вас всех на огромный конвейер и выпускаем в конце парочку ради рейтингов.

– Да, – медленно говорю я, – но будем честны: именно это здесь и происходит. – Я скрещиваю руки. Что-то в нем делает меня особенно враждебной. – Мне все еще позволено думать свои собственные мысли.

– Путешествие, – повторяет Генри.

Я показываю ему два средних пальца (этот кадр появится в эфире позже, во время моей ссоры с одной из девочек, с обеими руками в пикселях). Он смотрит на оператора и жестом велит ему прекратить снимать.

– Думаю, мы закончили.

Когда я возвращаюсь к девочкам, они вовсю разговаривают о маникюре. Скукота. Несколько девочек уходят с Маркусом, а потом возвращаются. Когда настает очередь Алианы, Кэди возбужденно к нам поворачивается. Она невысокая, бойкая и рыжая, у нее талант на сплетни и, на мой взгляд, маленькие шансы задержаться на шоу. Ей не хватает содержания. Но, похоже, ей страшно хочется обсудить свою новость.

– Али нелегко приходится, – говорит Кэди, наматывая на палец длинную прядь рыжих волос.

С прищуром гляжу вслед Али.

– Почему? – спрашиваю.

– Потому что она скучает по дочке, – говорит Кендалл, вскидывая руки, как будто это что-то очевидное.

– Уверена, Жак просто не знала, что у нее есть дочка, – вежливо встревает Рикки и делает большой глоток из своего бокала вина.

Я молчу, потому что, если честно, мне все равно, и ни Кэди, ни Алиана мне ни капельки не интересны.

Мы ждем и ждем. Кажется, время прекращает свой ход, пока мы разговариваем между собой, потом с продюсерами, потом снова между собой, и мне так мучительно скучно, что я убить готова за какое-нибудь интересное занятие.

– Я уволилась с работы, чтобы сюда прийти, – вытягивает меня из раздумий голос Грейс-Энн.

Я почти давлюсь напитком.

– Ты ради этого уволилась?! – спрашиваю ее. – Почему?

– Потому что Маркус – моя вторая половинка, – говорит Грейс-Энн – серьезно, как сердечный приступ. Я истошно смеюсь.

– У тебя с головой все в порядке? – интересуюсь. Я снова слишком много выпила.

– На самом деле, – встревает Кендалл, – многие участницы бросали свою работу, а потом сходились с главным героем.

– Ой, спустись с небес на землю, – отвечаю я. – Зарегистрируйся в приложении для знакомств!

– Жак, – шепчет Рикки на выдохе, но достаточно громко, и мы все равно ее слышим. Она тоже не понимает, насколько пьяна. – Ты опять грубишь.

Вздыхаю.

– Извини. Ты права. Я знаю, что не все могут просто не ходить на работу три месяца, – бросаю взгляд в сторону Рикки, – остается только надеяться, что все сложится, наверное. Потому что так уж жизнь устроена, да?

Кендалл смотрит на меня исподлобья.

– Ты же знаешь, что не все мы настолько ограниченны, чтобы не понимать сарказма? Перестала бы ты важничать, Жаклин.

– Почему бы тебе не рассказать девочкам, чем ты занимаешься, а, Жак? – легко встраивается в разговор Прия. Я смотрю на нее и готовлюсь защищаться, но когда поворачиваюсь обратно к девочкам, то вижу, что они глядят на меня с интересом.

– Я писательница, – говорю я после неловко длинной паузы.

– Что, серьезно? – спрашивает Грейс-Энн.

Кендалл изящно поднимает бровь.

– И мы могли прочитать твои книги?

Я кошусь на продюсеров и съемочную группу. Они наблюдают за нами. Я могу притвориться кем-то успешным.

– Ну… – я растягиваю слово. – Не знаю даже. Если вы из читающих, то да, – я встречаюсь глазами с Кендалл и говорю: – Мои романы довольно популярны в книжных клубах.

Обман. Обман, который непременно будет раскрыт, но Генри улыбается мне из-за плеча Кендалл.

Тут возвращается Алиана, вся в слезах.

– Стейша, – говорит она сквозь всхлипы, – украла мое время с Маркусом. Мы говорили о моей дочке, а она просто… она сказала, он ей нужен.

– Эй, – Грейс-Энн подскакивает и обнимает Алиану. – Эй, все в порядке. Все будет хорошо.

Алиана садится рядом с Грейс-Энн, все еще всхлипывая. Она пьяна. Все мы пьяные. Я бросаю взгляд в сторону Рикки. Она просто пожимает плечами в ответ на творящийся у нас на глазах бардак.

– Я просто… – продолжает Алиана, – это сложно, но у нас с ним все так хорошо двигалось. Она пытается встрять между нами с самой полосы препятствий!

– В смысле? – спрашиваю я, потому что мне скучно и я пьяная.

Али смотрит на меня со слезами в глазах, и на миг мое ледяное сердце тает. Она выглядит по-настоящему несчастной.