Я обхожу небольшой тихий райончик Андовера по кругу всего лишь в течение часа, но так и не нахожу достойного занятия или компании, поэтому решаю вернуться. Пока ноги несут меня по теперь уже знакомой улице к дому Денверсов, замечаю фургон с изображением корма для животных, припаркованный вдалеке у кромки высоких насаждений и живой изгороди. Во мне расцветает надежда, что дочка человека с заправочной станции живет где-то неподалеку. Может быть, я наведаюсь к ним в гости и попробую с ней подружиться, раз предыдущая попытка знакомства не увенчалась успехом.

Моя мама верила в знаки и удачу, вот почему я приближаюсь к фургону так легко и самозабвенно, словно внутри него ответы на все мои вопросы, а водитель – олицетворение Волшебника страны Оз.

—Ты ведь читала сказку. Никакого волшебника на самом деле вовсе и не было…– говорит Дороти в моей голове. Да, я дала имя внутреннему голосу, потому что пока это мой единственный друг. И, может быть, она в чем-то права, но вдруг…

Везение уже пошло другой тропой, я давно должна была прийти к такому выводу, но чего вы хотите от шестилетнего ребенка, отчаянно пытающегося заполнить пустоту внутри? Продолжаю спускаться вниз по улице, улыбаясь, пока Луи Армстронг, засевший в голове, проигрывает свою грустную мелодию. В ней нет слов, но если бы и были, скорее всего, они звучали бы еще печальнее, чем сама музыка, просто по какой-то неведомой причине это кажется подходящим саундтреком ко всему, что случится дальше.

Задняя дверца грузовика хлопает, и тот самый водитель обходит машину, вытирая руки о штанины рабочего комбинезона. Увидев меня, он резко останавливается, быстро осматриваясь по сторонам.

– Какая неожиданная встреча! Привет, Ремеди, – медленная улыбка появляется на его истонченных губах.

– Можно мне поиграть с вашей дочкой?

Хочется стукнуть себя за подобную наглость, но получить отказ все равно будет лучше, чем вернуться в тихий дом, пахнущий шариками от моли. Там даже нет ни одной детской книжки или куклы, а вместо развлечений мы всю неделю смотрели записи концертов и новости.

– А твой социальный работник не будет против?

Качаю головой:

– Он уехал на прошлой неделе. Скоро меня заберут, но может быть… – напоминаю себе, что заводить друзей на временном месте – плохая идея. – Может быть, мы просто поиграем недолго, всего разочек.

Не знаю, насколько жалко выгляжу, один мальчик в больнице рассказывал, что многие родители против, чтобы их дети общались с сиротами. Как будто остаться без родных – то же самое, что подхватить лишай или обзавестись вшами.

– Ну конечно, Ремеди! – Незнакомец хлопает в ладоши, снова оглядывая улицу. – Хочешь секрет? – Я быстро киваю, пока он не передумал, и глаза мужчины вспыхивают восторгом. Он наклоняется так, что его лицо оказывается прямо перед моим, и шепчет: – Я купил для нее щенка, он прямо здесь, в моем фургоне.

Мои глаза, расширяясь, мечутся туда, и кажется, что действительно из глубины запертого короба слышится сдавленный писк. Чувствую, как сдерживаемое ранее дыхание вырывается наружу всплеском удивления и зависти. Эмоции переполняют, и я не успеваю остановить слова.

– Настоящего щенка? – Даже прислушиваюсь, делая шаг ближе, писк повторяется с большей силой, но сразу же стихает.

– Я покажу тебе. – Мужчина протягивает руку, и я смотрю на нее нерешительно. Но это же щенок! Моя маленькая мокрая от волнения ладонь без моего согласия оказывается в твердой хватке чужого взрослого, который подводит меня к задней части фургона.

Даже Дороти притихла. На ее месте предупреждающим голосом тети в голове звучит правило – не разговаривать с незнакомцами и не ходить с ними куда бы то ни было. Жаль, что эта мысль куда тише звуков возни и царапанья когтей о металл, которое, клянусь, что слышу даже отсюда.

Дверь открывается, и мои глаза, привыкшие к свету, с трудом различают фигуру, свернувшуюся на полу в темноте, слишком большую для того, чтоб быть щенком. Рядом с ней другая, намного крупнее, злые холодные глаза льдисто-голубого оттенка мерцают в темноте как две затухающие газовые лампы.

– Заткни ей рот! – резким тоном говорит водитель за моей спиной, толкая меня вперед. Руки и колени ударяются о железный пол прямоугольной тюрьмы, и вот тогда волна ледяного ужаса пронзает насквозь. Открываю рот, чтобы закричать от страха и понимания, что мой собственный кошмар оборачивается еще большим ужасом, но мужчина, сидящий в фургоне, уже прижимает мокрую, пропитанную чем-то дурно пахнущим тряпку к моему лицу и шипит на ухо:

– Хороший улов.

Глаза наполняются слезами, все вокруг плывет и мутнеет, сознание рассеивается, едва различаю мальчишескую фигуру, лежащую на полу, рот и глаза ребенка завязаны. Это он издает те звуки, что я ошибочно приняла за щенячье поскуливание, и все обретает смысл. Картинки последних месяцев выстраиваются в ряд, все от улыбающейся тети Талулы, достающей ароматное жаркое из духовки до жуткой улыбки, расплывающейся по губам водителя прямо перед тем, как дверь закрывается, погружая все во мрак.

Глава 4

Уэйд

16 лет

Внедорожник трясется на ухабах, и меня вот-вот стошнит. По иронии судьбы – это тот же самый автомобиль, прибывший на Берд-Рок год назад. Бунт в моем желудке не имеет никакого отношения к угрызениям совести, так я себе говорю, сглатывая кислый привкус подступающей рвоты.

Раньше аморальные вещи казались обычными подростковыми шалостями, теперь же становится понятно, насколько выросли ставки, и тем не менее я все еще здесь, провожу уйму времени в тренировочном корпусе, пока мои мышцы не закричат от боли. Мне дали шанс, и я не могу просто вернуться и сбросить его с того обрыва в Сан-Диего, потому что такова цена искупления. Это огромная ответственность, рожденная из доверия, которое в свою очередь проистекает из усердной работы.

Сегодня мое первое настоящее задание, и я не должен подвести команду, но куда важнее то, что я не смею оставить в опасности тех детей. Вчерашняя сводка была весьма размытой, к счастью, пока мы прочесывали указанную местность, ища зацепки, отдел информационной безопасности перехватил звонок обеспокоенной семейной пары из Андовера. Теперь совершенно ясно, что банда ублюдков движется в портовую часть Джорджии, и полковник выжимает педаль газа, отчего мое тело снова вжимает в сиденье.

– Ты какой-то зеленый. – Дункан подталкивает меня локтем, но вместо того, чтобы взглянуть на здоровяка, я встречаю в зеркале заднего вида пронзительный взгляд Роддса, изучающего мое лицо.

– Я в норме. – Меньше всего хочется получать насмешки и подрывать свой едва сформировавшийся авторитет в глазах человека, который предоставил мне новые возможности.

Организация, в которую я попал, мало чем отличается от военной академии, но это хотя бы был мой собственный выбор. Жирное «пошел ты» для отца, если хотите. Он больше не может помыкать мной, дергая за веревочки, потому что для него и всех, кто был знаком со мной прежним, я новобранец элитной военной академии. Эта ложь, созданная Роддсом и его командой – слабый эквивалент свободы, но я здесь хотя бы по собственной воле.

Если задуматься, пребывание в стенах «Стикса» оказалось куда полезнее, чем все попытки отца сотворить достойного человека из неудачного бракованного материала. Для него я был ошибочным набором случайных генов, с погрешностями и неровностями, острыми углами и шероховатостями. Он шлифовал меня до помутнения в глазах, но никак не мог добиться зеркального блеска, чтобы разглядеть в нем свое довольное отражение. Ему так и не удалось добиться сходства с самим собой. И слава, блять, богу!

Зато теперь могу быть уверен, что я – это тот человек, которого хотел бы видеть, глядя в зеркало, не идеальный, переживший одно из сильнейших в жизни потрясений и извлекший из него урок. Именно поэтому заставляю себя выпрямиться, упираясь рукой в переднее сиденье, и натягиваю на лицо дерзкую улыбку.

Притворяться стойким чертовски трудно, не знаю, что ждет нас в порту, но с момента, когда смерть Шай подтвердилась, я работал над тем, чтобы не дать своим чувствам помутить мое сознание. Прочие предпочитают выпускать эмоциональные ураганы на прогулку, давать им полную власть над собой, а уж потом пожинать плоды. Я же все это время старался подавить любые признаки юношеских восстаний, перенимая мировоззрение взрослого человека настолько правдоподобно, насколько это вообще было возможно.

Мне нравится иметь представление о том, как в идеале должна работать холодная голова, и тот факт, что теперь я предпочитаю думать, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Даже если внешне выгляжу как хаос во плоти, внутри я остаюсь рациональным. Первое отвлекает людей, запудривает им мозг, второе непривычно и скучно, но так ошибочные варианты сокращаются до минимума и мне не приходится разбираться с последствиями. Весь последний год я потратил на то, чтобы тактика выпускания пара не превратилась в кипящее варево, способное испортить вновь начатое. Я не позволю прошлому себе взять верх, чтобы мой долбаный отец никогда больше не посмел сказать «ты никчемный кусок дерьма».

Выцветшая бледно-розовая резинка совершает щелчок по моему запястью, и крошечная боль – ничто для тела, но в моем сознании это мощнейший сигнал, напоминание о том, что действительно имеет вес. Теперь она всегда на моей руке, так как волосы пришлось остричь короче, чтобы во время рукопашного боя они не давали преимущество противнику.

Ярко-красное зарево, так похожее на калифорнийское, окрашивает горизонт, оно темнее, чем обычно за тонированным стеклом внедорожника Роддса, но неизменно впечатляет. Брызги света из почти алых перетекают в винные по мере того, как солнце садится, исчезая там, куда мы направляемся. Чья-то жизнь может потухнуть так же скоро, в одночасье, и мы не позволим этому случиться.

Вот тогда понимаю, что меня тошнит вовсе не от волнения в честь первого настоящего задания, а от осознания, что мир полон грязных отморозков, чей промысел не укладывается в голове. Открытие, толкнувшее меня поставить подпись на десятках документов и солгать родителям, чтобы я мог присоединиться к людям, спасающим жизни и истребляющим настоящее зло. Может быть, это и есть то, для чего я был создан.

Когда внедорожники «Стикса» один за другим приближаются к месту назначения, полковник выключает фары, передавая по рации, чтобы остальные сделали то же самое. У «Стикса» есть целая армия бойцов и наблюдателей, ищеек, первоклассных хакеров, стрелков и медиков, моя кровь возбужденно бурлит в венах от ощущения своей причастности.

Теперь я часть чего-то по-настоящему важного.

Звук мотора стихает, кажется, наступает настолько оглушительная тишина, что она способна вызвать галлюцинации. Но то, что я вижу, увы, реально. Вооруженная группа из трех человек ведет колонну из восьми маленьких силуэтов в сторону причала, где ожидает грузовой контейнер, перетянутый тросами. Несколько людей, чьи лица скрыты сгустившейся темнотой, спрыгивают с борта, готовые получить «груз».

Волнение в моем желудке сменяется неконтролируемой яростью, секунды промедления могут стоить целой невинной жизни. Как только последний ребенок оказывается вне пределов линии огня, я хватаюсь за дверную ручку, выпрыгивая наружу. Моя задача на сегодня – освободить пленников и прикрывать их, пока остальные не разберутся с похитителями, но что-то в голове щелкает, и я выхватываю пистолет раньше, чем ноги касаются земли.

– Уэйд, ты за детьми! – Приказ Роддса четкий и ясный, он уже знает, что у меня на уме. Стиснув зубы, оборачиваюсь лишь на секунду, чтобы увидеть предупреждение в темном взгляде старшего по команде. – Соберись, мать твою, парень! Они нуждаются в тебе.