– А завтра воскресенье, – Дима еле заметно пожал плечами, будто извиняясь, – оставайтесь ещё, некуда торопиться.

Светлана не смотрела ни на кого, кроме мужа:

– Мы на рынок с утра собирались. Костя!!

– Да что? – Он отставил тарелку в сторону, чуть покачнувшись, встал с дивана. – Что за срочность-то?

– Домой, – сказала она по-детски и кривила губки.

– Ох… – Вероника закатила глаза и вздохнула.

Костя тяжёлым медведем выбирался из-за стола. Света выпорхнула за ним и наконец посмотрела на подругу.

– Я правда совсем забыла, что мы на рынок собирались, уже давно было обговорено. Знаешь, пока мы приедем, пока то да сё…

– Конечно, – Марина делано улыбнулась, – я понимаю.

Петровы жили всего в одной станции метро, и было понятно, что «утренний рынок» – это наскоро состряпанный предлог. Неужели Светлану так задело то, что Марина собрала эту дурацкую головоломку сразу? Или то, что Егор так гордится своей матерью? Она не понимала этой странной выходки. И, разозлившись, была рада, что они уходят.

«Бред сивой кобылы».

Они скомкано распрощались в маленькой прихожей. Насупленная Вероника едва сдерживала негодование на мать, Косте явно было неловко, а Света нарочито радушно всех обняла, сказав огромное спасибо за вкусный и уютный вечер.

Данила даже не вышел прощаться и скрылся в детской, Егор со своей Гулей остались в гостиной.

– Дим? – Марина в недоумении посмотрела на мужа, когда за Петровыми закрылась дверь. – Ты хоть что-нибудь понял? Что это вообще за хрень?

– Понятия не имею, – он выкатил глаза, изображая полное удивление, – ну, знаешь, мало ли, что там у вас, у девочек, бывает – ПМС, не ПМС, ретроградный Меркурий или что ещё.

– Ну, знаешь, ты нас не равняй, – фыркнула она, – у меня вот почему-то не бывает ретроградных Меркуриев.

– Это тебе так кажется, – философски заметил он.

– Окей, – отрезала она и пошла на кухню.

Не хватало ещё им поссориться сегодня для полного комплекта.

На кухню зашёл Егор:

– Это же не из-за меня?

Марина сидела на своём любимом месте – на стуле между подоконником и столом – и вертела в руках большой винный бокал на тонкой ножке.

– Детёныш мой дорогой, – она кивнула сыну, – конечно, не из-за тебя, это у тёти Светы сегодня ретроградный Меркурий.

– Что у неё? – не понял Егор.

– Не важно, – отмахнулась она.

– Я за таблетками пришёл.

– Нога всё ещё болит? – Марина была рада переключиться.

– Ага, не сильно. И вторая тоже.

– Вторая? – не поняла она. – А вторая-то с чего?

– Доктор Овербах сказал, что нагрузка на другую ногу возрастает и работают непривычные мышцы.

– Ну раз доктор сказал… – Ей нравилось Егоркино восхищение врачом.

Дима тоже зашёл на кухню:

– Что, братцы-кролики, как насчёт поиграть в настолки? Монополия? Элиас? Сэт? Егор, спроси свою Гульбахор, будет ли она играть?

– Конечно будет! – Он подхватил костыли, и они вместе с отцом вышли.

Кстати, о докторе Овербахе. Пора Даньку записать, она помнила, что договорилась с сыном, что он сразу после соревнований отправляется к врачу, и не собиралась нарушать договорённость. И пока все готовились к игре, расчищая стол и выкладывая фишки, она достала его визитку, пошла в спальню и набрала номер.

Послышались гудки, и Марина быстро глянула на наручные часы – было ещё не поздно. Потом в трубке что-то клацнуло, и знакомый голос сказал:

– Здравствуйте, говорите.

– Иван Владиславович? Это Марина (она постеснялась назвать отчество), мама Егора Клеверова, которого выписали три дня назад. Вы дали мне свою визитку и сказали, что если…

– Что-то случилось?

Где-то там, «за кадром», слышался смех и чужие голоса.

– Вы извините, если я не вовремя. – Она подумала, что сегодня выходной и её звонок может оказаться некстати.

– С-сейчас, – через небольшую паузу наступила относительная тишина, – да, Марина?

Она начала говорить…

– Да, я помню, относительно старшего сына, всё в силе. Я вам перешлю номер телефона старшей медсестры отделения, где лежал Егор, её зовут Лидия Васильевна, она это ус…

Снова послышались громкие голоса и смех.

– Не дают мне спокойно поговорить, сейчас… Эй, народ, я выйду на минуту, – снова стало тихо, и он поднёс трубку к уху, – у нас тут как раз Семён в гостях. Празднуем день рождения его супруги.

«Супруги? – Что-то неприятно царапнуло внутри. – И кольца не было».

Но она мысленно вернулась в разговор.

– Да, так вот, обратитесь к Лидии Васильевне, – продолжил Овербах, – скажите, что от меня, и она всё устроит. Сначала МРТ, потом с результатами ко мне на приём. Посмотрим, в чём там дело.

– Спасибо вам огромное, доктор, как я всё-таки могу вас отблагодарить?

– Бросьте, даже не думайте, – и дальше почти скороговоркой, – всего доброго, Марина, мне пора. Жду вас с сыном на приём.

В трубке коротко загудело.

«Хм… женат». Марина задумчиво постучала смартфоном по краю подоконника, думая не о враче, а о Семёне. И они так накоротке с этим Овербахом.

– Это б-была так, реп-петиция, – говорит с тяжёлой одышкой из-за метастаз в лёгких, – не волнуйся, я ещё живой.

Меня трясёт. Буквально. Колотит крупной дрожью, и я не могу с этим справиться. Стараюсь и… не могу.

Сижу на кресле, опустив голову вниз, тру виски, лоб, шею. Пусть бы это была я, господи, пусть я.

– Щас, щас…

«Держись!» Я мысленно пытаюсь собраться в кучу. «Держись, чёрт возьми! Дыши. Просто дыши. Дыши за него, для него, пока ты можешь».

Даю себе минуту – не думать, просто чувствовать.

Небывалая августовская жара разлилась за больничным окном золотистой пыльной взвесью. Солнечные пятна вольготно разлеглись на полу и стенах, утверждая праздность наступающего вечера. И эта летняя яркость – будто насмешка смерти над жизнью. Или наоборот?

Как солнце смеет светить, если он умирает?

Я сажусь рядом с ним, беру за руку. Гляжу в мутноватые от лекарств зрачки.

– Я боюсь, – тихо шепчет он, – я так боюсь…

Сжимаю его руку:

– Я знаю милый, знаю. Я тоже. Я с тобой. Я буду с тобой.

– Не уходи. – Подбородок его дрожит.

– Ни за что. – Крепче сжимаю его ладонь, ложусь рядом и прислоняюсь головой к его виску.

– Она же завтра придёт? – Он говорит о завтрашнем визите, и я сомневаюсь, хочет ли он на самом деле её видеть.

– Ты можешь не встречаться с ней, если не хочешь.

– Я хочу.

Глава 7

Звонок застал её в середине новой таблицы, которую она выводила из новых данных, присланных сегодня, и разозлилась на себя за то, что не выключила на телефоне звук, как делала часто, когда работала.

Марина кинула взгляд на экран и закатила глаза к потолку. Свекровь Галина Ильинична звонила ей только тогда, когда не могла дозвониться сыну.

«Твоя мама не может до тебя дозвониться». – Она быстро написала сообщение мужу.

Звонок повторился. И ещё один.

– Здравствуйте. – В конце концов пришлось снять трубку.

– В чём дело? – с претензией сказала свекровь вместо приветствия. – Почему я до вас обоих дозвониться не могу?

– Может быть, потому, что мы оба работаем? – Марина не удержалась от ехидства.

– Очень смешно, – колко ответила Димина мать, – передай сыну, чтобы позвонил бабушке, она хотела поговорить.

– Да-да, конечно.

Престарелая Димина бабушка всегда относилась и к ней, и к их детям с теплотой, в отличие от его матери.

– Алё? – Марина не заметила, как на противоположном конце вдруг наступила тишина – свекровь отключилась без прощаний.

«Вот дрянь!» – она положила трубку и расстроилась – старая карга перебила её хорошее рабочее воодушевление.

На соревнования ехали все вместе.

– Даже не думай, – прошипела Марина довольно злобно, когда Дима сказал, что не знает, отпустят ли его с работы, – всё-таки в неурочное время, – мне наплевать, – внутри она кипела от злости, – даже если тебя уволят, ты поедешь, потому что если не поедешь – тебя уволю я. Он к этим соревнованиям полгода готовился. Он нервничает, и твоё присутствие для него большая поддержка, так что забудь про свои совещания. Данька и так скучает по тебе, всё спрашивает: «А сегодня папа пораньше?», «А сегодня?», «А сегодня?». Ты для него свет в окошке. Так что…

– Ладно, ладно, успокойся. – Дима был удивлён напором жены.

– И вообще… – Она хотела было сказать, что их брак начинает расползаться по швам, что секса не было уже давно и вместо пары они незаметно превратились в соседей, которые давно друг друга знают и отлично умеют уживаться, но и только.

– Что? – в вопросе прозвучал вызов.

– Ничего! – Она положила трубку.

Марина смотрела на своего старшего сына и не могла насмотреться.

«Господи, когда он успел так вырасти? Красивый какой!»

Он стоял на стартовой тумбе второй дорожки, подёргивая ногами, разминая руки перед заплывом. В тёмно-синей шапочке и плавательных шортах. Сейчас почему-то часто носили обтягивающие шорты по колено вместо коротких плавок.

Широкая спина и плечи, узкая талия, сильные накачанные ноги… Марина словила себя на странном, ранее незнакомом чувстве – ревности. Впервые она не столько поняла, сколько ощутила, что её маленький мальчик совсем не мальчик, а почти мужчина – весьма интересный и привлекательный для других женщин. И ей это не понравилось.

Она вспомнила последнее общение с семейством Петровых и внутренне поёжилась: «Хоть бы он уже обратил внимание на другую девушку, а не на эту тусклую Веронику».

Кстати, «тусклая» тоже была здесь. Когда они пришли, она вежливо поздоровалась и отсела вместе с подружкой чуть поодаль.

Данила ни на кого не смотрел, он слушал последние указания тренера – пижонистого деда с морщинистой шеей и полотенцем, переброшенным через плечо. Он был сосредоточен и напряжён.

Вольный стиль, длинные полтора километра.

Через минуту пловцы заняли исходные позиции, а ещё через секунду все одновременно оттолкнулись от тумбочек и прыгнули в воду.

Марине казалось, что она не просто видит, а чувствует каждое напряжение мышц, что она дышит синхронно с ним.

Дима и Егор орали в голос:

– Да-ня, да-вай! Да-ня, да-вай!

Минуты шли за минутами. Первые десять никто не обращал внимания на лидерство. Все спортсмены были подготовленные, и каждый жаждал победы. Вдоль бортиков ходили разные важные дядьки, наблюдая за юными пловцами, присматривая себе на будущее «звёзд».

Осталось минуты три. Марина чувствовала, что сын выдыхается.

«Давай, заинька, ещё чуть-чуть».

– Да-ня! Да-ня! – Она сама не заметила, как стала кричать вместе со всеми.

Определился лидер в красной шапочке, который шёл уверенными широкими гребками в двух дорожках от Данилы.

«Ещё чуть-чуть…»

Данька плыл вровень с соседом, деля третье-четвёртое место.

Осталось две дорожки… Теперь он был третьим.

– Да-вай! Да-вай! – Дима с Мариной поднялись с мест. Егор тоже встал, держась за костыли.

Переворот, толчок… два сильных гребка… и Данила выплыл чуть дальше соперника, став вторым.

Одна дорожка… Последние силы… Р-раз, р-р-раз…

Судья с секундомером стоял возле финишного бортика.

Р-р-раз…

Первым коснулся заветной черты парень в красной шапочке. Данила был вторым.

– Ура! Ура! Молодец! – кричали наперебой Марина, Дима и Егорка.

Уставший, запыхавшийся Данька обернулся к ним, снял очки и помахал рукой.

Краем глаза Марина заметила, как Ника послала ему воздушный поцелуй.

И когда Марина с Димой стояли возле вытирающегося сына в закулисье бассейна, ещё до награждения, к ним вместе с Данькиным тренером подошёл высокий мужчина лет сорока, моложавый, лысоватый, с аккуратно приклеенной улыбочкой: