Но как? Как такое может быть? Хорошо, предположим, я не различаю лица. Но другие-то различают. Анна, например. Нет, это плохой пример. Анна начала работать в нашем доме после аварии. Отец, да. Отец. Он видел Родиона после аварии. Сначала мы с мужем были в больнице в Риме. Потом приехали на реабилитацию в Москву. Папа каждый день общался с Родей. Он регулярно приезжает к нам в Италию. И Рита, наша домашняя помощница, тоже его видела.

Стоп! Вот как раз Рита мне первая и сказала, что Родион после аварии как-то очень изменился. Правда, она это списывала на травму. И на то, что он сутками сидел у меня в больнице после того, как его выписали. Хотя сам себя плохо чувствовал.

В тот кошмарный вечер после аварии я вообще подумала, что он умер. Его тело с залитой кровью головой безвольно повисло на ремнях, когда машина встала на крышу.

– Род, Родя, скажи хоть слово, – шептала я.

Но боль заволакивала сознание. И я отключилась. А пришла в себя только в больнице в Риме.

– Где мой муж? – спросила я, едва очнувшись.

– С ним все в порядке, – ответил врач. – Насколько это возможно при такой аварии. Вам бы пожертвовать на церковь. И чем больше, тем лучше. Вашего мужа, видимо, ангелы на руках удерживали. Наверное, он много добра в жизни сделал. В подобных ситуациях люди обычно в овощи превращаются. А у него ушибы и царапины. Никогда такого не видел.

Я попыталась встать с постели, но врач удержал меня.

– Вам нельзя вставать.

– Господи, спасибо тебе! – прошептала я и расплакалась. – Спасибо тебе и всем ангелам, которые удержали моего мужа на этом свете.

Но что пытается сказать мне один из ангелов, все время показывая число 11:11?

Улыбка Метатрона. Так называется это число. Или подмигивание Метатрона –главного архангела, стоящего возле трона бога. Начальника всех архангелов. О нем я писала в своей книге, которая сделала меня знаменитой. И которую сейчас экранизирует «Зетфликс».

У меня в сюжете число 11:11 играло главную роль. Именно оно было ключом к расследованию сложной серии убийств. Но кто мог послать мне его эсэмеской? И почему я всё время вижу его на часах со вчерашнего дня?

Я почти подъехала к дому и заглушила мотор за последним поворотом. Дом стоит на холме. Из окна видны проезжающие по проселочной дороге машины. Но за этим поворотом не видно ничего. Так бы и сидела здесь всю ночь. Страшно ехать домой. Мне так нужно с кем-то поговорить! Но с кем? Отцу не решусь заикнуться. Да и кому можно признаться в таком? Меня объявят сумасшедшей. И что вообще сказать? Этот человек заменил моего мужа?

Род, миленький, где же ты? Что за бред происходит со мной? Что делать? Куда бежать? Где тебя искать? К кому обратиться?

Пугающий и таинственный незнакомец ждет меня в моем уютном доме. Что ему нужно от меня? Зачем это всё? А главное: как ему удается выглядеть настолько похожим на Родю, что никто не замечает подмены? Это же невозможно! Двойники встречаются, да, но не настолько же! Может, у Роди есть брат? Тогда почему я о нем ничего не знаю?

Нужно подъехать к дому, выйти из машины и лечь спать. В постель, где меня ждет инкогнито. Он знает обо мне всё. Я о нем ничего. Ловушка захлопнулась намертво. Ангелы, помогите мне! Кто угодно! Хоть черти из ада! Мне уже всё равно.

4 глава. Музыка последнего дня

Я покопалась в телефоне, нашла наше свадебное видео и включила его. С экрана телефона повеяло теплом. Присутствие Рода окутывало нежностью, на кончиках пальцев отзывалось прикосновениями, которые нельзя забыть. Я даже чувствовала его запах. А тот, кто вероломно ворвался в мою жизнь, холодным колоколом бил в сердце. Звучал противным, холодным, морозным стуком падающих сосулек.

Как мне хочется снова услышать «Грозу» Вивальди! Чтобы кровь кипела предчувствием новизны и чуда. Как в детстве, когда мы начинали день с ожидания волшебства.

– Вот сегодня случится что-то прекрасное, необычное, – шептало сердце.

И каждый день был совсем не похож на предыдущий. «Танго смерти» зазвучало в голове и вытеснило звон сосулек. Недаром я всю жизнь так боялась этой мелодии. По телу всегда поползли мурашки, как только слух ее улавливал.

Мне казалось: что-то очень страшное надвигается на меня. Апокалипсис. Конец мира. Ведь наш мир такой прекрасный. Значит и музыка его последнего дня должна быть прекрасной. Так и вижу эту картину: небо обрушивается на землю, ветер сносит горы, здания, аэропорты, причалы. А над всем этим в щепки разбивающимся миром плывет по небу смерть в черном балахоне. Огромная, величественная. Нет, не скелет с косой. Всадник апокалипсиса. На черном коне. А за ним темный вихрь звуков «Палладио».

Каждый аккорд – стук копыт всадника. Тревожный ритм – дрожь сердца, замершего на пороге всего. Под ногами еще есть крошечный кусочек земли, но и он уже змеится трещинами. Еще миг – и всё рухнет в пропасть.

Мой личный мир только что разлетелся на куски. Потому что до этого я еще пыталась закрыться от беды. Еще пыталась сама себе не поверить. Ведь это очень страшно: поверить в неизбежное. Но теперь, когда я приняла то, что со мной случилось, всё встало на свои места.

Больше не будет тепла и любви. Не будет Вивальди. Уютных вечеров, когда мы с Родей сидели за деревянным столом во внутреннем дворике нашего итальянского дома. Этот дворик соединен с кухней. Летом мы часто там обедаем и ужинаем. Тишина, аромат трав с холмов, безмятежное ощущение покоя. На столе сыр и тягучий гранатовый сок. Я со своим компьютером, Родя со своим. Иногда он берет мою руку и целует пальцы.

Мои щеки стали мокрыми от слез. Я поспешно вытерла их и завела машину. Нужно заставить себя приехать домой, в страшную пустоту, в неизвестность, которая кишит монстрами. Вот они, эти строчки из песни Энни Леннокс: «Так много монстров в моей комнате».

Лжемуж уже ждал меня во дворе.

– Ну где ты, Никусь? Анна приготовила роскошный ужин. Всё стынет.

– Спасибо, не голодна, – я вышла из машины и юркнула мимо него, стараясь быстрее попасть в дом, потому что он явно собрался меня поцеловать. – Поужинала с коллегами.

– Тогда спать. Тебе нужно больше отдыхать.

Я зашла в спальню и скрылась в ванной, горько пожалев, что дверь не запирается. Когда ванна наполнилась, я выключила воду и услышала как инкогнито раздевается в спальне и ложится в постель. Пружины жалобно скрипнули под ним.

Эта огромная кровать с балдахином досталась нам вместе с домом. Мы сначала хотели выбросить ее и купить новую и современную. Но потом передумали. Жаль было расставаться с таким раритетом. У нее огромная деревянная спинка с резьбой ручной работы. Весь остов кровати выполнен из натурального дуба. Только пружины матраса металлические, но крепкие. Хоть и излишне разговорчивые. У них настоящий итальянский темперамент. Они всё время громко возмущаются и активно участвуют в нашей сексуальной жизни.

– Я себя чувствую королем, – смеялся Родя, забираясь в постель. – Его величество изволят опочивать.

– А его величество не желает подвинуться чутка? А то венценосная особа умудрилась занять всю огромную кровать. И как вы, ваше величество, это делаете? Тут же можно роту солдат расположить, – я поворачивалась к нему спиной и попой толкала его на вторую половину кровати.

– Величество намек понял, – Род прижимался ко мне сзади. – Моя королева, вы невероятно изящны и в заде, и в переде! А ну-ка, еще раз толкните меня венценосной филейной частью. Мне очень нравится, как вы это делаете.

– Перебьетесь, ваше величество! Никакого намека не было, – возражала я. – Просто борьба за спальное место. Отвалите, солнцеликий монарх. Очень спать хоцца.

– Ну уж нет! Король-солнце желает наказать тебя, простолюдинка, за неслыханную дерзость, с которой ты обращаешься с монархом. Трепесчи! – взвывал Род, произнося это слово именно так: трепесчи, и набрасывался на меня.

При этом пружины кровати громко и жалобно стонали.

– Мы с кроватью трепесчем! Уже обе стонем, – со смехом отбивалась я. – Вы, величество, как-то массу поднабрали. Не то, чтобы мы с кроватью намекали, но вам бы перейти с калорийных сыров и мяса на ужин на что-нибудь легкое, вроде овощей.

– Заставить меня, хыщника, траву жрать? Ну уж нет! Даже обе любимые женщины не заставят меня это сделать!

– Чего? Это кто вторая? Вам, величество, сейчас все букли с парика оторвать? Или корону на нижнюю часть организма натянуть? Какая наглость! – я захватывала в болевом приеме самую чувствительную часть мужского тела.

– Ты и кровать – две мои любимые женщины! Милая, вот сейчас не нужно делать резких движений, когда твои ловкие пальчики находятся в опасной близости к королевскому жезлу. Это, между прочим, символ власти. Ты сейчас всю монархию лишишь величия. Ой, какая у вас прэлэстная ручка! Дозвольте облобызать!

– А мне всё равно. Соперниц не потерплю! И лобызнуть не дозволю. Недостойны вы.

– Так, всё. Доигралась! Иду на вы! Монархия пошатнулась под натиском рэволюционэров, но не пала. Можешь в процессе петь «Марсельезу». Но учти: кровать поет лучше, чем ты.

А теперь незнакомый мужчина ждет меня в постели. Я почти час просидела в ванной, ожидая, когда он уснет. Но он не заснул. Окончательно потеряв терпение, он зашел в ванную.

– Устала? Давай я тебя помою.

– Нет, не нужно! Уже выхожу, – я приподнялась в ванной.

– Расслабься, Никусь. Что с тобой? Ты так напряжена. Это же я.

– Кто я? – чуть не сорвалось с моего языка.

Я в ужасе сжалась под его руками. Мой мозг отказывался воспринимать реальность. Просто не понимал, как такое могло случиться. А тело не узнавало эти руки. Кожа покрылась мурашками от того, что чужой мужчина гладит меня, обнаженную.

– Ух, ты совсем замерзла, – прошептал он.

Взял меня на руки, осторожно извлек из ванной и завернул в полотенце.

– Давай-ка под одеяльце, там согреешься, – он положил меня на кровать и начал целовать в шею.

– Нет! Не сегодня! Я очень устала.

– Я всё сделаю сам, – прошептал он.

– Не нужно, Родя. Не хочу. Слышишь? – я сбросила его руки со своего тела, завернулась в одеяло и в ужасе сжалась под ним.

Если он продолжит приставать, я с ума сойду.

– Ладно, спи, – он поцеловал меня в щеку и повернулся спиной, отодвинувшись на другой конец кровати.

Я подождала, пока он заснул, тихонечко встала и выскользнула на кухню. Не зажигая света, впотьмах сварила себе кофе и поднялась в кабинет на второй этаж. О работе и речи быть не могло. Я просто сидела у открытого окна и смотрела на спящие холмы. Так и встретила рассвет.

Недопитый кофе давно остыл. Я спустилась вниз, в кухню, чтобы сварить себе свежий.

Анна уже бодро шуршала в кухне.

– Приготовить вам завтрак? – она с готовностью взялась за сковороду. – Яичница? Тосты? Или горячие вафли? Тесто на оладьи уже готово. Пять минут и будет первая порция с пылу, с жару.

– Спасибо, ничего не нужно. Я сама сварю кофе.

– Ты совсем ничего не ешь, – в кухню вошел Род.

Свежий, бодрый, в белой рубашке, с мокрыми, зачесанными назад волосами. Сразу видно, что хорошо выспался, в отличие от меня.

– Так не пойдет, Ника, – решительно заявил он. – Анна, будьте любезны, глазунью для нас с Никой. И оладьи. Ника не любит омлеты и яичницу. Только глазунью. Наша бывшая помощница Рита всегда ее жарила по утрам. Это, можно сказать, семейная традиция.

И это он знает. Откуда?

– Я сейчас, мигом, – Анна метнулась к плите.

– Сядь, – Род усадил меня за стол. – Без завтрака не отпущу.

Пришлось сесть за стол и позавтракать. Анна очень старалась, но ее оладьи и глазунья не были такими вкусными, как у Риты. Удивительно! Казалось бы: что сложного в глазунье? Просто разбить яйца на горячую сковороду. Но даже это Рита делала так виртуозно, что все в один голос всегда говорили, что ее глазунья вкуснее, чем у других. Это признавал даже мой отец, который старался не баловать Риту похвалами, так как откровенно недолюбливал ее.