Дальше рассказывать особо нечего, война есть война. Двое суток осады: украинские ракеты – сбивающие наши самолеты, украинские танки – идущие в атаку на наши позиции, украинские «КрАЗы» – перевозящие вражеских солдат и орудия, и, наконец, украинские военные – воюющие на той стороне (такое мне и в страшном сне не могло присниться). Вампирами эти наемники не были, и мы с ними не церемонились: враг – он и в Осетии враг.

Все кончилось через пять дней. «Бежали робкие грузины», за ними двигались российские колонны, уничтожая склады техники и разоружая вражескую армию…

Мы шли по городу. Посмотрев на меня, Казимир сказал:

– Больше всего напоминает Минск в сорок первом. Его тоже сначала так проутюжили, а потом взяли.

Жители выходили из подвалов, все еще шарахаясь от военных, но, распознав в них русских, кидались нам на шею со словами благодарности.

А война тем временем продолжалась, то там, то здесь звучали выстрелы снайперов и люди падали мертвыми. Чаще всего в ответ на выстрел летела граната, а один раз я видел, как жители сами поймали такого «бойца». Расправа была короткой: вырванные пальцы и размозженная голова. Постепенно все прекращалось, командировка подходила к концу.

С Катькой я встретился на сборном пункте возле Рокского тоннеля. Увидев, что она жива и здорова, я окончательно успокоился, чего нельзя было сказать о ней. Ее до сих пор трясло после пережитого, я обнял ее, поцеловал и попытался успокоить.

Чуть позже возле нас появился Ермоленко и участливо спросил:

– Ну как? Можно поздравить с боевым крещением?

В ответ Катька бурно разрыдалась. Успокаивать ее он не стал, просто усадил на камень возле дороги и задумчиво произнес:

– Вот точно так же было в сорок первом, только враг был намного сильнее. – Он чуть-чуть помолчал и неожиданно жестко сказал: – Все, подаю рапорт о недопустимости дальнейшей политики невмешательства. Уж слишком дорого это обходится. Кстати, не пора ли тебе позвонить своему знакомцу из Ложи?

Руки мои дрожали, пальцы плохо попадали по кнопкам, но все же я набрал тот самый номер, в глубине души надеясь, что телефон на том конце будет занят. Увы, после второго гудка в трубке раздалось:

– Я вас слушаю…

После всего, что мы пережили в Цхинвале, даже та часть отцовских записей, которая нам сперва показалась скучной, пошла на ура…

* * *

Неделю мы блаженствовали и отдыхали. Отец занимался делами усадьбы. Вступал в права наследования, составлял новое завещание (от предыдущих оно отличалось только тем, что в нем в качестве наследника появился я), заключал новые договоры с прислугой и пересматривал их оплату. Я бродил по Афинам и купался в море вместе с господином Брауном, который с удовольствием сопровождал меня, наслаждаясь свободой. Мы уже помогли ему связаться с учителем, который жил и работал в Северо-Американских Штатах. Тот полностью одобрил действия Джона и рекомендовал всецело положиться на советы господина Промахоса. Джон договорился с отцом, что останется в библиотеке лет на тридцать. Поскольку эта территория считалась нейтральной, а на самом деле патронировалась Лигой, то встреча с бывшими коллегами последнему супругу королевы Виктории не грозила. К тому же, как библиотекарь, он мог не опасаться преследований, да и покровительство Лиги нельзя было сбрасывать со счетов…

В один из вечеров в небольшой таверне на берегу моря мы познакомились с двумя очаровательными дамами. К нашей великой радости, обе они оказались вампирами. Честно говоря, в тот вечер мы не собирались в «Тритона», но, уловив эманации двух незнакомых нам родственников, решили познакомиться. Каково же было наше изумление, когда, войдя в полутемный зал, мы увидели двух прелестных девушек, занятых (под запеченную в тесте рыбу и вино) высоконаучной беседой.

Уловив нашу озадаченность, дамы не жеманясь пригласили нас присоединиться. Джон с восторгом окунулся в диспут; мне бы пришлось нелегко, но благодаря беседам с княгиней Голицыной, которая была прекрасным математиком, я тоже не ударил в грязь лицом. Постепенно разговор свернул на физику и химию, здесь я чувствовал себя гораздо уверенней: господин Менделеев все-таки прекрасный учитель, – к тому же в обществе было просто принято изучать труды современных ученых, поэтому к тому моменту, когда нам подали жареных осьминогов, я окончательно освоился.

Наши новые знакомые оказались необычайно интересными собеседницами. Эмили дю Шатле и Ада Лавлейс Байрон были давними подругами и обе обладали прекрасными математическими способностями, а если добавить к этому их необыкновенную привлекательность и остроумие, то можно догадаться, что мы с Джоном забыли обо всем на свете.

Глядя на двух очаровательных девушек, свободно ориентирующихся в самых сложных научных материях, я в очередной раз убедился, что женщина, когда ей не мешают развивать свои природные склонности, может достичь высот не меньших, чем любой ученый муж.

От разговора меня отвлек мысленный вопрос отца, который деликатно интересовался, где нас черти носят и когда я изволю вспомнить о тренировках. Глянув на часы, я только и смог, что тихо ругнуться, и торопливо поднялся из-за стола, принося извинения нашим собеседницам.

– Ничего страшного, – мило улыбнулась госпожа Эмили, – дело в том, что мы направляемся именно к господину Промахосу, если же вы проводите нас к нему, это будет просто замечательно, а продолжение беседы окажется прекрасным дополнением к прогулке.

Нам с Джоном оставалось только порадоваться. Добравшись до дома, мы выяснили, что отец уже довольно давно ожидал наших спутниц. Он с удовольствием приветствовал их, а меня с Джоном без долгих разговоров отправил в гимнастический зал.

– Какая прелесть, господин полковник, – прощебетала вслед нам госпожа Лавлейс, – у вас есть манеж?

– Мы же в Греции, сударыня, – серьезно ответил отец, – а в Греции есть всё.

– В таком случае позвольте нам воспользоваться этим благом цивилизации. Поскольку за неделю путешествия мы нигде не могли хоть сколь-нибудь размяться.

И уже через какие-то сорок минут к нам присоединились обе дамы и отец…

Сегодня после раннего завтрака Александр Никифорович, приятно улыбнувшись, поинтересовался, как устроились наши гостьи, и, услышав искреннюю благодарность, сказал:

– Прекрасно. Рад, что все хорошо и наконец собрались все, кого мы ждали, можно и отправляться.

– Куда? – полюбопытствовал я.

– В горы.

– А я думал, мы наконец-то посетим библиотеку.

– Да, господин полковник, – согласилась со мной очаровательная мадам дю Шатле, – обозревать окрестности мы будем чуть позже. Сейчас же пора заняться делом.

– Именно им мы и займемся, – абсолютно серьезно заверил ее полковник, – поэтому наденьте походную одежду. Часа вам, я надеюсь, хватит.

Выйдя во двор, я уважительно покачал головой. И когда только учитель успел собрать целый караван, ума не приложу. Штук двадцать осликов косили хитрыми глазами и весело шевелили ушами, спокойно пережидая погрузку. Кони же, наоборот, гордо фыркали и нервно перебирали ногами, демонстрируя свое нетерпение. Слуги деловито грузили поклажу, кухарка бегала от кухни к коновязи, норовя впихнуть в чересседельные сумки еще один кусочек курочки или фляжку вина. Короче говоря, все были заняты делом…

Подъем оказался долгим и трудным. Как отец находил дорогу в этих зарослях и нагромождении скал – не знаю, но те козьи тропы, которыми мы шли, нас не вдохновляли. Кони нервничали и возмущенно ржали, требуя вернуться на нормальную дорогу. Дамы то и дело вскрикивали (что не мешало им наслаждаться путешествием). Джон напряженно мурлыкал какую-то песенку, я временами жмурился и настороженно поглядывал вниз, и только ослики невозмутимо шли вперед, не обращая внимания на неудобства, да отец, бодро указывавший направление, сиял довольной улыбкой.

Неожиданно деревья расступились, и мы увидели площадку, заросшую кустарником и высокой травой. Полковник поднял руку, и караван остановился. Спрыгнув с коня, он медленно прошелся по поляне и поманил меня к себе.

– Здесь когда-то стоял храм, – тихо сказал он, когда я подошел, – видишь?

После его слов у меня словно пелена с глаз упала. Я увидел остатки стен, из кустов выглядывали обломки колонн, более того, выяснилось, что мы стоим возле развалин пологой лестницы.

– Хорошо вернуться домой, – задумчиво продолжал отец. – Владыка Аполлон никогда не отпускает человека, который служил ему от всего сердца, даже если дает ему возможность уйти.

Я озадаченно посмотрел на него и увидел:

…Громада храма с золотым солнцем на фронтоне, казалось, парила в воздухе, ярко-синее небо соперничало со столь же яркими красками на гордых колоннах, мраморная лестница сверкала так, что глаза слезились от света, а там, впереди, тихо и торжественно раскрывались тяжелые двери из драгоценного эбенового дерева, и золотые накладки на них казались маленькими солнцами.

Из полумрака святилища медленно вышел жрец, облаченный в белоснежное одеяние, с треножников струились клубы ароматного дыма, а гигантское изваяние в глубине зала, казалось, ожидало поднимающегося по лестнице взволнованного эфеба. На губах бога играла загадочная улыбка, глаза человека и Владыки Аполлона встретились, зачарованный мерцанием золотистых огоньков в глазницах скульптуры юноша даже не заметил, как жрец обрил ему щеки и срезал длинные пряди волос, тщательно уложенные по плечам. Темные волосы четко выделялись на золотом жертвеннике…

– А дальше? – зачарованно выдохнул я.

– Дальше, Петя, нельзя. Это таинство, но в храм мы сейчас войдем.

– Он же разрушен.

– Нет, – уверенно возразил отец, – истинные храмы никогда не подвергались разрушению и осквернению. Пойдем.

Полковник свернул к обрыву, я, недоумевая, направился за ним, как и наши спутники, которых он позвал резким взмахом руки. Глянув на то, как ловко отец начал спуск, я только обреченно вздохнул и шагнул следом. Судя по звукам за спиной, дамы, спешившись, последовали за нами, и мне оставалось только порадоваться, что мы не связаны никакими человеческими условностями и вид женщины в брюках нас не шокирует. Как они спускались бы по таким камням в юбках и туфлях – не представляю.

Наконец мы достигли ровной площадки, ноги мои дрожали от напряжения, а когда я глянул вверх, то был вынужден присесть. Длина спуска меня приятно поразила, но как по такому склону можно спускать груз – осталось для меня загадкой. Ада и Эмили были в полнейшем восторге, Джон сохранял спокойствие, но всех мучил только один вопрос: а что дальше? Меня это тоже интересовало, отец же с выражением полнейшего удовлетворения на лице обозревал открывшийся с горы вид и чего-то ждал. Уже через минуту мы поняли чего.

Из ближайших к нам зарослей показалась конская морда, а спустя еще пять минут появился весь караван. Поняв, что совсем рядом имеется нормальная дорога, я просто озверел, но сказать ничего не успел: огромная каменная глыба бесшумно отъехала в сторону, явив миру зев пещеры. В проходе появились вампиры, которые, коротко поздоровавшись с нами, принялись помогать разгружать ослов.

– Идем, Петя, – тихо сказал отец, убедившись, что груз принят.

Я покосился на наших спутников, которые тоже направились к пещере. Кажется, отец имел в виду не отдых.

– Они тоже увидят, но тебе я хочу показать все сам…

…Храм, стоявший под горой, казался нереально прекрасным. Белоснежная громада словно парила в первозданной тьме подземного зала. Несколько мгновений я не мог не только дышать, но и думать.

– Как? – только и сумел спросить я, обретя голос.

– Все очень просто, – улыбнулся отец, – это теневой храм.

О таком чуде мне слышать не приходилось, а он как ни в чем не бывало продолжил: