На рубеже веков (страница 15)
– В мои времена, Петя, храмы строили именно так. Сперва рыли котлован и в нем возводили храм, так сказать, – истинный. Он строился по личным чертежам архитектора. Затем его украшали, наполняли священными предметами и книгами, устанавливали алтари, треножники, статуи, освящали, а потом – засыпали и точно над ним строили второй храм – полностью аналогичный первому. Но это уже был слепок, подобие. Даже строили его по копиям чертежей, а настоящий проект до сих пор лежит в священном ларце у ног бога.
– Зачем?
– Храм – это земное жилище бога, и входить в него смертным нельзя, а вот в копию дома входить можно.
– Магия подобия? – догадался я.
– Правильно, – похвалил меня отец, – благодаря такому решению бог всегда был уверен, что, посетив свой дом, он найдет его неоскверненным и в идеальном порядке, независимо от того, какие события происходят на земле.
– Вот почему истинные храмы нельзя разрушить?
– И рукописи именно поэтому не горят. Во всяком случае, те, которые лежат здесь. Кстати, чаще всего грабители не находили в земном храме ничего ценного. Догадываешься почему?
Я кивнул, с благоговением созерцая величественные колонны и мощные двери.
– А внутрь можно?
– Вообще-то нежелательно, ты ведь не посвящен. Но на порог и на пару шагов в зал я тебя проведу. А если все-таки захочешь войти, я проведу обряд. Богов, даже если их нет, сердить не стоит…
* * *
– …Первый раз о таком слышу, – сообщила Катька, отрываясь от рукописи.
– Подожди, – меня посетила мысль, и я поторопился ее высказать, пока она не убежала, – значит, если бог живет на Олимпе, ну или на небе, то его настоящий дом там. Правильно?
– Наверняка.
– Тогда получается, храм, чертежи которого делал сам архитектор – это отражение дома небесного. В таком случае храм для людей – просто тень этого отражения.
– Ты хочешь сказать, что настоящий теневой храм у всех на виду, а истинный скрыт, – поддержала мою мысль Катерина, – просто за столько лет понятия поменялись.
– Точно! Об этом надо с Батей поговорить.
Но разговор пришлось отложить. Буквально через пять минут со мной связался отец и приказал собираться в дорогу: нас ждали в Никите…
Количество гостей впечатляло, а поняв, кто нас посетил, я преисполнился неимоверной гордости – в зале кроме крымских сидели Магистры из России, Украины, Белоруссии и не менее двадцати высокопоставленных вампиров с учениками из Европы и ее окрестностей. Я с удовольствием поздоровался с Гольмом, Дашей и Мойшей Ивановичем, раскланялся с Федоровым и Деевым. В углу обнаружились мирно беседующие Митиёри, Зотов[9] и Джабраил. Покрышкин и Кошка шептались с Ермоленко. От такого зрелища мы с Катькой слегка растерялись.
– Катюша, подойди к столу, – попросил вошедший в зал дядя Юра.
Я двинулся было за ними, но меня задержал бывший шеф.
– Иван, мы должны встретить высокого гостя, пошли.
Я поймал взгляд отца и, уловив подтверждение, поплелся за Романовым.
– А кого еще ждем?
– Твоего знакомого, – хмыкнул шеф, передавая образ.
– Значит, он приезжает. Круто. А я даже имени его не знаю.
– А его вообще мало кто знает, – успокоил меня Романов, – поэтому и называют просто Он. Понял?
– Так точно! – Я лихо козырнул, изображая бравого солдата Швейка. – Как прикажете к нему обращаться? Товарищ Он или господин Он?
Шеф немедленно отвесил мне подзатыльник и ответил:
– Великий Магистр, при случае достаточно просто Великий, чтобы не путать. Слово «уважаемый» категорически не подойдет. И вообще, не стоит акцентироваться на обращении. Великие сами к тебе обратятся, если понадобится.
Я хотел еще кое-что уточнить, но не успел. Мягко зашуршали шины, скрипнули тормоза, из остановившейся машины вышел Глава Капитула. Осмотревшись, он одобрительно кивнул, улыбнулся Романову и направился к дверям. Мне показалось, что он пройдет мимо, словно меня вообще здесь нет, но, поравнявшись с нами, Он одобрительно хлопнул меня по плечу. У шефа глаза полезли на лоб, а я ощутил необыкновенный прилив гордости, но насладиться триумфом не удалось: гость, более ни на секунду не задержавшись на улице, прошел в дом…
Встреча шла своим чередом. Говорили много, спорили жарко, аудитория сразу разделилась на два лагеря. По принадлежности можно было отличить военных от гражданских. Большинство военных настаивало на том, что политика невмешательства Лиги себя не оправдывает. В то время, когда Ложа активно проводит свои акции в разных странах мира, Лига зарывает голову в песок и пытается отсидеться. А результатом мы имеем повсеместную сдачу своих позиций и потерю зон влияния. Оппоненты же поднимали очередную демократическую волну по поводу того, что люди должны сами выбирать, куда им идти дальше (совершенно не задумываясь над тем, что Ложа такими мелочами не озадачивается).
– Да пусть они выбирают! – не выдержал Митиёри. – Только и нам пора за дело браться, а не пускать все на самотек.
Верховный Глава Капитула сидел молча, казалось, ничто его здесь не интересует, лицо оставалось абсолютно бесстрастным. А эмоции в зале все более накалялись.
– Куда мы докатились с этой политикой? – поддержал Митиёри Федоров. – Страну развалили! Территории потеряли! А все из-за того, что кое-кому просто не хочется брать на себя ответственность.
Я заметил, как при этих словах дрогнули ресницы Главы Капитула, а Батя обменялся с Тотлебеном и Гольмом быстрыми взглядами.
– Так хотел народ! – выкрикнул кто-то в ответ на слова Федорова.
– Не народ, а Ложа!
– Но люди их поддержали!
– Господи! Сколько лет вы живете на свете? Вы что, до сих пор не поняли, что девяносто процентов любого народа за кусочек материальных благ, положенных ему в карман, а чаще всего – просто обещанных, поддержит что угодно и кого угодно! Гитлер тоже пришел к власти демократическим путем, и чем это закончилось? А демократ Черчилль, который фактически сам себя назначил премьер-министром?
И тут впервые заговорил Он:
– Господа, не могу понять, для чего здесь нахожусь я. Если вы разбираетесь между собой – я не собираюсь выступать в роли третейского судьи. Для этого есть нейтралы. Если же хотите знать мое мнение о человечестве, скажу просто – это приблизительно пять процентов homo sapiens, которые хотя бы думают. Все остальные – это скот, и их место – на бойне. Заметьте, пополнение в свои ряды и мы, и вы выбираем из людей, а не из скота. Любой человек подумает над нашим предложением, прежде чем согласиться. Скот же не раздумывает, потому что хочет одного – бесконечно жить и бесконечно жрать. Я надеюсь, комментарии к моему выступлению не нужны.
– Нужны, – тихо сказал Тотлебен, – но чуть позже.
После этих слов полемика как-то угасла. Разговор пошел тише, вампиры рангом пониже и мы с Катькой покинули зал (то есть почти все). Пар явно спустили, мнениями обменялись, разговор предполагался серьезный, блок тоже поставили недетский. Что я, что Ермоленко не смогли уловить ничего, хотя очень старались. Оставалось только одно – идти гулять.
Конец сентября был теплым, вода в море еще не успела остыть, учителя пошли купаться, а мы отправились на прогулку по ночной Никите, между делом заглянув и в ботанический сад. К нам с Гансом, Мойшей и Ленькой присоединились еще несколько молодых вампиров из Европы и Москвы. Это мешало дружеской беседе, но не прогонять же их, гости все-таки.
Буквально через пятнадцать минут беседы мы с изумлением поняли, насколько они невежественны. Привыкнув к общению с умными европейцами (вроде Ганса или Гольма с Покрышкиным), я откровенно растерялся от их политической безграмотности. Интересно, они что, наставников совсем не слушают или тем просто некогда? А может быть, не торопятся учиться, живя в сытой и благополучной (весьма условно) Европе. С некоторым стыдом я вспомнил лекцию Ермоленко по поводу Горбачева, тогда я тоже не понимал, к чему это может привести. Эти же, похоже, игнорировали всё. Они считали, что человек – самое ценное существо в мире, и даже не думали о том, что смерть одного человека, уничтожившего вражеский танк, даст возможность выжить тысяче, нет, они просто не хотели этого понимать.
«Вань, теперь я знаю, зачем меня папа в Цхинвал отправил», – ошеломленно подумала Катька.