Говорил отец тихо, но весьма эмоционально, все время делая упор на то, что враг даже в мирное время остается врагом и в таковом качестве более опасен. Я пропускал его нотацию мимо ушей ровно до тех пор, пока не получил достаточно ощутимый удар коленом в бедро. Это оказалось больно, я чуть не вскрикнул. Но надо сказать, боль привела меня в чувство. Мысли о княгине слегка поблекли и развеялись.

И тут до меня дошло, что я натворил: близкий контакт с лютейшим врагом, который просто жаждет твоей смерти… Будучи от природы бледным, я наверняка побледнел еще больше, голова закружилась, и я ощутил настоятельную потребность присесть. Вокруг фланировали гости, парами и поодиночке, и если на вразумления и физическое воздействие никто не обратил внимания, то бледность и слабость заметили сразу, и одна из прогуливающихся по балкону дам предложила нюхательные соли. Убедившись, что мне стало лучше, она мимоходом заметила, что на этих балах невероятно душно и бравым офицерам, привыкшим к свежему воздуху, здесь очень тяжело. Куда удобнее расположиться у нее в отеле, к тому же ее подруга, которая помогает ей управляться со всеми делами, так же хороша, как и она сама.

От таких слов я растерялся, и даже отец, который всякого навидался, выглядел удивленным. Мы поблагодарили сердобольную даму и поспешили откланяться. Она огорчилась, но не столь сильно, чтобы не начать немедленно флиртовать с другими кавалерами. Мы же направились в буфетную.

– Ну что, уходим? – грустно спросил я, беря с подноса бокал с шампанским.

– Зачем? – удивился отец, пригубив вермут. – Это, мой дорогой, будет расценено как бегство с поля боя и покажет нашу слабость. Так что – остаемся, только, пожалуйста, не дразни больше гусей, держись от Елены подальше…

Вернувшись домой после бала, мы обнаружили ожидающее нас письмо. На прекрасной гербовой бумаге были написаны всего четыре слова: «Перемирие до конца сезона».

– Изумительная женщина! – вздохнул полковник, прочитав записку. – Но расслабляться не стоит. Перемирие – всего лишь элемент стратегии и используется для глубокой разведки и передислокации сил для нанесения внезапного удара…

Глава 3

До конца сезона мы беззаботно развлекались в Вене. Посетили все рекомендованные балы и кое-какие дополнительно (на Бал трубочистов, например, я пошел исключительно из любопытства). Надо ли говорить, что везде присутствовала княгиня. Вначале я нервничал, но, убедившись, что очаровательная противница свято соблюдает данное обещание, начал получать удовольствие от развлечений и общения с ней. Отец также не упускал случая пригласить княгиню на танец или прогуляться с ней по ночному городу. Думаю, они оба впервые за долгие годы отдыхали по-настоящему. Я не мешал им, наслаждаясь покоем и безопасностью.

В Вену, надо сказать, съехалось много вампиров. Пару раз я встретился с паном Вацлавом и Казимиром. Господин Гжибовский сперва сделал вид, что не знает меня, но, обнаружив рядом со мной Елену Ивановну, расплылся в елейной улыбке. Не знаю, встречался он с отцом или нет, а вот с Казимиром мы неплохо погуляли по балам и ресторанам. Теперь он не походил на послушника, наоборот, приобрел лоск и манеры настоящего парижского франта, и мы неоднократно смеялись, вспоминая его первый визит в ресторан.

Все балы, если честно, были похожи. Отличались они только костюмами, этикетом и угощением, но вот Бал прачек оказался по-настоящему особенным. Фривольно одетые дамы в коротких, выше колена, юбочках и с неимоверно низкими декольте, лихо танцевали вальс, позволяя партнерам не только обозревать, но и щупать свои прелести. Завезенный из Парижа канкан вводил кавалеров в исступление. Под музыку Оффенбаха дамы задирали ноги выше головы, обнажая крепкие бедра, и если в начале бала на них были хотя бы панталоны, то ближе к концу от этих условностей просто избавлялись. Приличия здесь вовсе не соблюдались, вино и пиво лились рекой, в потолок то и дело стреляли пробки, а пьяные парочки искали уединения в укромных уголках зала.

– Это просто оргия, – не удержался я от комментария.

– Нет, Петя, – фамильярно ухмыльнулся Казимир, наблюдая за царящей вокруг нас вакханалией, – я в Париже на таком же балу был, так что скажу тебе: здесь – просто верх приличия. А там дамы вообще без ничего остаются. Да и кавалеры от лишнего гардероба избавляются. Вот там да, настоящая оргия, хотя нет – ведьмин ша?баш. Разве что младенцев не едят…

Сезон балов шел к концу, в Вене становилось скучно, после праздников город возвращался к будничной жизни, становясь официальным и предсказуемым. Госпожа Голицына дополнительных контактов не искала, но и перемирия не отменяла, мы были этому крайне рады. В один прекрасный день отец предложил для разнообразия съездить в Лондон и вместе с развлечениями получить там пищу для ума. Странно, в прошлое посещение Великобритании у меня не создалось впечатления, что англичане умеют веселиться, хотя, возможно, у нас просто разные представления о веселье.

– Ты плохо знаешь англичан, – усмехнулся отец, – их развлечения, может быть, и грубоваты, но имеют свою прелесть. В прошлый приезд ты их, конечно, не увидел: времени не было, но сейчас… Короче, не буду рассказывать, – все увидишь сам…

Поскольку мы никуда не спешили и в настоящий момент времени у нас имелось хоть отбавляй, было решено отправиться в путешествие – сперва в Италию, а затем по Средиземному морю и Атлантике до Британских островов. В связи с этим уже в начале весны мы вновь заняли удобные купе, направляясь в Милан – вторую столицу древнеримской империи.

– Жаль, Петя, что с нами нет господина Федорова, – вздохнул отец, удобно раскинувшись на мягком диване, – он бы тебе рассказал об этом городе все. Нет, – неожиданно прервал он сам себя, – до чего все-таки удобная штука поезд. Всего неделя – и мы на месте.

– А что с Миланом? – напомнил я.

– А что с ним может быть? Он две тысячи лет стоит и дальше никуда не денется… – Я нетерпеливо заерзал, и отец сжалился: – Ладно, слушай. В третьем веке до нашей эры римляне завоевали некое кельтское поселение. Как оно тогда называлось, не спрашивай – не знаю, но завоеватели окрестили его Медиоланум. Благодаря своему расположению город стал одним из центров, а во времена империи даже был ее столицей, правда, недолго. Затем он переходил из рук в руки. Кого здесь только не было: немцы, французы, испанцы, австрияки, а совсем недавно он вернулся домой, в Италию. Название упростилось, и теперь мы увидим красивый древний город – Милан…

На вокзале нас встречал Аскольд. Мне было несказанно приятно его увидеть, и я не сразу обратил внимание на молодого человека, следовавшего за ним как тень. Из приветствий выяснилось, что Аскольд жил в Милане уже год, «прожигал», так сказать, жизнь и образовывал ученика (того самого юношу, выглядывавшего из-за его плеча). Я сразу вспомнил, как больше десяти лет назад отец ездил в Мадрид на банкет по случаю инициации. Я же, будучи неотлучно при государе, в Испанию не попал и до сих пор так и не побывал там. Надо сказать, Аскольд с учеником внешне были совершенно разными. Высокий светловолосый скандинав с твердыми, словно вырубленными из камня чертами и худощавый смуглый брюнет, невероятно подвижный и жизнерадостный. Мне он показался похожим на туго свернутую пружину, готовую в любой момент с необычайной энергией развернуться. Аскольд с нескрываемым удовольствием представил его:

– Познакомьтесь, Петр Львович, мой ученик – Рамон Эрнандо Марко де Базан, маркиз де Санта-Круз…

От неожиданности я чуть не сел на мостовую, сам же ученик, покраснев, добавил:

– Господа, прошу, называйте меня просто Рамон.

По довольной улыбке Аскольда я понял, что фамилия и титул настоящие, только вот их владелец не очень любит себе о них напоминать.

– Где здесь можно нанять экипаж? Или вы на своем? – поинтересовался отец.

– Конечно, – ответил Аскольд, – но предлагаю, если вы не против, совершить прогулку. А вещи отправим экипажем.

Так как в поезде мы вдоволь насиделись, то предложение было принято с удовольствием. Прогулка заняла не более часа. За это время я понял, что Милан импонирует мне больше, чем Париж. Город был строг и не вычурен, местные палаццо поражали своей изысканной красотой. А магазинов, ресторанов и пассажей было не меньше, чем в столице Франции. Мне все нравилось, и я с удовольствием осматривался, невольно сравнивая город с виденными мной ранее европейскими столицами. Рамон только молча посмеивался. Наконец мы добрались до гостиницы, в которой собирались остановиться.

Подойдя к огромному зданию в четыре этажа и осмотрев его невыразительный фасад, я почувствовал себя разочарованным. Обычная каменная коробка с редкими балкончиками, после вычурности Парижа и помпезности Вены это не впечатляло, а прочитав название, я не удержался от стона:

– Ну почему в центре каждого города стоит «Гранд отель»?

Вопрос был чисто риторическим, и ответа я не получил. Вещи наши уже прибыли и ожидали в номере. Внутри отель разительно отличался от внешнего вида. Я был вынужден признать, что вкус у хозяев имелся. Но долго рассматривать великолепный холл мне не дали. Проводив нас до апартаментов, Аскольд с Рамоном удалились, сообщив, что ждут через час в ресторане, чтобы после ужина посетить театр…

В «Ла Скала» был аншлаг, пели великий Анджело Мазини и великолепная Амадея Мей Джоваиде. Сегодня они выступали только для своих, но каким-то образом о концерте узнали люди, и зал оказался полон. Выйдя на сцену, Анджело слегка поморщился, обнаружив столпотворение, но возражать не стал и запел. Голос его, вначале тихий, становился все громче и наконец заполнил весь зал. Публика затаила дыхание, я же ждал, когда маэстро возьмет столь высокую ноту, что музыканты просто перестанут играть. Такое я уже неоднократно слышал в Петербурге. Но в этот раз, казалось, Анджело не намерен импровизировать. Вот из-за кулис показалась Амадея, и Мазини, умолкнув, отступил на шаг, освобождая ей место. Дивный голос молодой женщины взлетел под самые своды, и я только восхищенно вздохнул, целиком отдаваясь волшебству музыки.

Четыре часа пролетели совершенно незаметно. Под конец они запели дуэтом, и тут началось. Голоса их взвились, как птицы в поднебесье, трепеща и переплетаясь. Оркестр замолчал, зрители замерли, а я уловил мысли музыкантов: «Мазини это начал – пусть сам и выкручивается». Анджело же и не думал останавливаться, его партнерша не отставала. Вот уже ее голос взлетел до немыслимой высоты и более всего напоминал звук флейты, его голос вторил ей скрипичным альтом, а через мгновение уже звучал как виолончель – диапазон его был воистину огромен. Но все хорошее когда-нибудь кончается, наступившая внезапно тишина оглушала. Несколько секунд зал ошеломленно молчал и вдруг взорвался овациями. Казалось, стены сейчас рухнут, но певцы поклонились публике только один раз, и как ни старались зрители (особенно люди), бархатный занавес больше не поднялся, и зал постепенно начал пустеть.

Кроме нас, к Мазини никого более не пустили, я несколько удивился такому повороту, но не стал задавать лишних вопросов, а направился за учителем и Аскольдом к артистической уборной, которую Анджело и Амадея делили на двоих. Голоса мы услышали, не дойдя до двери добрых десять шагов, а мысленную бурю я уловил еще в зале.

– Ты все-таки намерена ехать? Вот скажи, что ты хочешь там увидеть? Мало тебе, что столько лет просидела в Южной Америке? И что ты там нашла? Грязных португальцев или дикую смесь испанцев с индейцами!

– Опять ревнуешь, – устало заметил женский голос.

– К кому?! – Мазини не сдерживался. – К этим смертным букашкам?! Не смеши меня! – И добавил уже в нашу сторону: – Входите, нечего в коридоре топтаться.

Мы с Рамоном слегка замялись, в то время как старшие, не обращая на нас внимания, открыли дверь. С интересом осмотрев нас и лукаво усмехнувшись, Амадея спросила:

– Это и есть твои неотесанные русские, которыми ты меня пугаешь?

Мазини замялся, но из всей компании русским был только я, о чем немедленно и сообщил. Отец с Аскольдом даже несколько обиделись, они-то давно не разделяли себя с Россией. Мазини окончательно смутился, а полковник добавил: