Глава 24

«Гелендваген» мчит по заснеженному шоссе. Крупные хлопья падают на землю, образуя гололед на дороге. Смотрю в окно и представляю, что душа Джона нашла покой на том свете, а этот кристально белый снег – его сигнал для нас…

Водитель держит путь домой. Мы с Адамом молча сидим на заднем сиденье, и каждый погружен в свои мысли.

Мы едем с похорон. С похорон Джона…

Повторяю про себя по нескольку раз, чтобы самой в это поверить. До сих пор в голове не укладывается, что его больше нет с нами… Отчего Бог так несправедлив?! Почему молодой, добрый и жизнерадостный парень так рано нас покинул?! Ведь у Джона были мечты, он строил планы на будущее. Жизнь и так наказала его, оставив сиротой, одиноким на всем белом свете. Единственный близкий человек, что у него был – это Адам, ближе друг у друга никого не было. Мне больно представлять, что у Джона могла быть своя семья и куча маленьких, таких же, как он, озорных и непоседливых детишек.

А еще мне невыносимо горько смотреть на Адама. Самое страшное, что он закрылся от меня и не показывает своих чувств, не делится тем, как ему плохо, держит все в себе. Каждый раз мои попытки поговорить с ним и облегчить душевную боль заканчиваются тем, что он молча уходит, избегая разговора.

Я даже не представляю, какая агония творится у него в душе, ведь Джон был самым близким для Адама человеком. Хильда ведь тогда говорила это, да я и сама видела. Они были, как два брата, соратники, всегда прикрывающие спины друг друга. Джон вел большую часть дел Адама. Сможет ли он теперь кому-то доверить управление этим всем? Вряд ли, такого больше нет…

Я постоянно задаюсь вопросом: кому нужно было убивать Джона, еще и таким жестоким способом? Это не просто случайность! А что, если на его месте должен был быть Адам или они оба?! Боже, при мыслях об этом, по телу проходят мурашки!

– Ты знаешь, кто это сделал? – не выдержав, спрашиваю Адама. Он оборачивается ко мне; лицо его осунулось, под глазами залегли темные круги от тяжелых бессонных ночей. Несмотря на усталый внешний вид, его взгляд от моего вопроса мгновенно становится звериным… Какое-то время Адам задумчиво смотрит, словно обдумывает, стоит ли мне знать правду, и молча кивает в ответ.

Он знает.

Что будет с этими людьми, я не спрашиваю, мне и так понятно, что они – трупы. Если еще нет…

Оставшуюся дорогу мы преодолеваем в тягостном молчании. Когда машина останавливается на подъездной дорожке на закрытой территории дома, Адам не торопится выходить. Заметив мой недоумевающий взгляд, говорит:

– Буду позже.

Я понимающе киваю. Из стоящей позади машины выходят заплаканные Хильда и Аннет, они тоже были на похоронах. На прощании присутствовало очень много людей, такого огромного скопления народа я не видела ни на одних похоронах. Даже Максимилиан и Ариела прилетели из Лос-Анджелеса. Джона любили многие, но враги отняли его у нас… Как я заметила Адам, Максимилиан и Артем не просто поддерживают друг друга в своих криминальных кругах, но и довольно-таки очень близко общаются между собой. Меня немного успокаивает мысль, что они были рядом с моим мужем и поддерживали его. Несмотря на напускную собранность и жесткий внешний вид Адама, я знаю, как ему больно, от меня Адам не сможет это скрыть за своей маской.

Бедняжка Хильда очень тяжело перенесла похороны, я волнуюсь, что ей может стать плохо. В каждом из нас на всю жизнь останется огромный шрам на сердце, который никогда не заживет.

Мы втроем входим в дом и в гнетущем молчании уходим заниматься своими делами. Я иду в зал и ложусь на диван прямо в пальто, свернувшись клубочком, все мое тело дрожит, как от жуткого мороза. Вспоминаю свое первое знакомство с Джоном, когда меня похитили. Я ведь сразу почувствовала, что ему можно доверять, что Джон – свой! Так и вышло, он сразу расположил меня к себе своим открытым поведением, будто мы давние приятели.

Смотрю на соседний диван, и перед глазами появляются наши с ним улыбающиеся лица при просмотре «Темного Рыцаря». Я словно подглядываю за нами, в тот вечер со стороны. Воспроизвожу в памяти то, как мы смеемся, держась за животы, над шуткой, понятной только нам двоим, как едим пиццу на этом самом месте. По щекам текут слезы. Как тяжело осознавать, что я больше никогда не смогу поговорить с Джоном и беззаботно посмотреть наш любимый фильм! Думаю, я вообще теперь не смогу спокойно смотреть этот фильм, ведь при каждом просмотре мне будет невыносимо больно…

Не в силах больше мучить себя, нащупываю за спиной пульт и включаю телевизор, чтобы заглушить свои мысли. На первом включившемся канале, девушка-репортер стоит у массивных ворот на кладбище Грейсленд. Вверху экрана горит красная надпись: «Прямой Эфир». Палец замирает на кнопке, но я не решаюсь нажать на нее и переключить канал.

– Сегодня состоялись похороны бизнесмена Джона Грея. Напоминаем, что позавчера вечером мужчина был зверски расстрелян в центре Чикаго во время открытия нового ресторана его компаньона и по совместительству близкого друга – известного ресторатора Адама Коулмана. – Брюнетка держит микрофон у лица.

– Во время самого процесса панихиды на территорию кладбища не пропускали репортеров и незнакомых людей. Однако количество приближенных к усопшему, которым было позволено попрощаться, составило огромное количество людей. Как сообщают наши источники, тело было настолько изувечено, что хоронили в закрытом гробу. – Она делает трагическую паузу, и кадр приближается ближе к самим воротам.

– Как вы видите, поток желающих попрощаться не заканчивается, и люди все продолжают прибывать. Полиция Чикаго уже ведет активное расследование, предположительно, организаторами убийства являются конкуренты молодого и перспективного предпринимателя…

Репортер продолжает говорить, но я выключаю телевизор, швырнув пульт на пол.

Джон… просто не верится! Я до сих пор, до конца не ощутила его уход! Ведь гроб действительно был закрыт, и я не видела его лица, поэтому в моей памяти он всегда будет живым…

Он больше никогда на назовет меня Белкой, не обнимет заботливо, чтобы успокоить. У меня не было братьев и сестер, но Джон словно заполнял эту пустоту все сильнее, каждым своим присутствием. Он больше не заступится за меня перед Адамом и не приедет к нам с пиццей. Мы не поедем с ним в охотничий домик и не будем в обнимку стоять у обрыва скалы. Он никогда больше не накинет на меня свое пальто, чтобы я не мерзла, сам оставшись в одной рубашке … Я никогда больше не услышу его подтрунивание над Адамом. Я вообще больше никогда его не услышу…

Я ненавижу тех, кто это сделал! Нельзя так думать, но я искренне надеюсь, что звери, убившие Джона, будут страдать в агонии и поплатятся за содеянное!

Всхлипы вырываются из моей груди превращаясь в неконтролируемые рыдания. Бью себя в грудь, чтобы унять эту тупую боль.

– Ну-ну, девочка, не плачь… – Хильда, прибежавшая на мои завывания, пытается усадить меня и успокоить, а у самой глаза красные и полные слез. – Джон не хотел бы, чтобы мы страдали! Он не любил слезы и хорошенько отругал бы нас сейчас за разведенную сырость!

– Это так несправедливо, Хильда! – всхлипываю и прижимаюсь к ней. Вошедшая Аннет присоединяется к нам, садясь рядом. Мы втроем плачем, обнявшись и не сдерживая слез…

***

Признаться честно, я думала, что Адам, как обычно, исчезнет, погрузившись в работу, и не приедет ночевать. Но я ошиблась.

– На сегодня вы свободны, можете ехать. – Он возвращается домой через пару часов и отпускает Хильду и Аннет с работы. – На пару дней можете взять отгул, естественно, оплачиваемый.

Мы коротко прощаемся, и они уходят. С грустью представляю, как останусь совсем одна в этом доме в ближайшие дни. Что я буду делать?..

Ужинать мы садимся в тишине, но к еде ни один из нас даже не притрагивается. Я просто ковыряюсь вилкой в тарелке, а Адам смотрит в одну точку, откинувшись на спинку стула. Одинокая слеза падает с моих глаз, следом еще одна, образуя лужу на столе.

– Буду в кабинете. – Адам резко встает, отчего стул со скрипом проезжается по кафелю.