Кому именно надо и для чего, я не понимал, а потому продолжал ничего не делать, насколько это было возможно.

После школы я приходил домой, и все начиналось сначала. Диалог с родителями не особо отличался от разговора с педагогами.

– Иди делай уроки!

– Зачем? Я что, если не выучу уроки, сразу стану бомжом? (Стать бомжом, а затем – наркоманом – самый страшный сценарий моего детства.)

– Сразу не станешь! Но делать их надо!

– Тогда зачем? Зачем?

Обоснованного, внятного ответа на этот вопрос я ждал от взрослых напрасно, а сам начал искать его лишь на втором курсе университета. На поиски ушло еще несколько лет.

И должен сказать, эта проблема в целом никуда не делась, она существует и поныне, и не только для сегодняшних детей. Большинство взрослых (уже моих ровесников) так до сих пор и не нашли для себя ответа. Большинство «купили» ответы, предлагаемые кем-то извне. Но, как говорится, «если ты знаешь, но не делаешь, это значит, ты не знаешь», а в данном случае – «если ты знаешь, зачем учиться, но не учишься, значит, ты не знаешь, зачем тебе это».

Чтобы вы лучше понимали, о чем я говорю, приведу пример. В седьмом и восьмом классах мы спрашивали учителей, зачем нам физика и химия. Как они нам пригодятся в жизни? На что следовал типичный ответ: «Так кто-то когда-то решил, и надо, чтобы все дети учили физику и химию». То есть сами учителя – взрослые, живущие реальную взрослую жизнь, – сами не знали, зачем нам нужен тот или иной предмет, и предпочитали об этом не задумываться, а зря. Ведь умение формулировать и задавать вопросы – один из полезнейших навыков в жизни, дающий огромные преимущества.

В общем, тогда я не знал зачем и не делал.

Более того, я считал, что, если взрослые не могут ответить на мой вопрос «зачем?», это их проблемы. Проблемы, которые делали их в моих глазах людьми, не стоящими доверия, демонстрирующие их слабость, некомпетентность в вещах, которые были важнее, собственно, школьных предметов, потому что касались самой жизни, ее законов.

Понятно, все это серьезно расстраивало моих родителей, как расстроило бы и любых других. Плюс – мои были воспитаны советской системой, где школа обязательна для всех и каждого и учились, так или иначе, все – даже законченные тупицы. У мамы к тому же было педагогическое образование. Она мучила меня уроками, мучилась сама, но помочь ничем не могла, потому расстраивалась вдвойне – терпя фиаско и как мама, и как педагог.

Сейчас я на полном серьезе продолжаю считать, что лучше бы я в школу вообще не ходил и осваивал ее программу на каком-нибудь домашнем обучении. Как раз в год моего поступления в школу, в 1994-м, появился закон об альтернативном образовании, о котором многие узнали в конце нулевых. Однако таких опций у ребенка из обычной семьи просто не было. Стало быть, у меня не оставалось вообще никаких вариантов.

В результате благодаря школьной системе и моему полному несоответствию ее формату из счастливого любимого ребенка я превратился в вечного троечника, лентяя, хронического неудачника. Кстати, в будущем, исследуя свою проблему, я наткнулся на статистику, которая говорила, что классический метод образования, со всеми натяжками, подходит только 63 % людей. Так что, если вы узнали себя, знайте: мы не одиноки!

Именно тогда, в первом классе, и началась история моего затяжного лузерства.

Это сейчас в современной психологии существует мнение, что хорошист или троечник – это нормальный человек с точки зрения гибкости психики, стрессоустойчивости и, как следствие, жизненных перспектив в целом. А отличник может оказаться ребенком с множеством приобретенных неврозов, а значит – с очень серьезными потенциальными проблемами в будущем (хотя это, конечно же, не стопроцентное правило). Но тогда, в постсоветском пространстве, никаких подобных человеколюбивых философий еще не было, и «троечник» – это было клеймо.

В системе ценностей общего советского образования троечник – это либо тупица, который не совсем дебил (но не более того), либо лентяй, либо пофигист, либо всё вместе, то есть ленивый туповатый пофигист. Отчасти это про меня. Я с детства был и остаюсь (правда, теперь это моя сильная сторона) очень ленивым человеком, но моя лень всегда обусловлена важной причиной: я не делаю что-то, если не понимаю – зачем.

Тогда, став школьником, я искренне не понимал смысла моего пребывания в этом месте и долгое время оставался верным себе, а стало быть, делал все, чтобы там не быть. Вариантов было немного, точнее, всего один, которым я пользовался, правда, безуспешно: через день бегал в школьный медпункт, дабы отпроситься с уроков из-за плохого у самочувствия. Это не прокатывало, так как я был абсолютно здоров и болел редко – спасибо маме, которая пристально следила за моим состоянием и всячески меня закаляла.

Я начал этот тихий протест с первого класса: так я безмолвно обозначил свою позицию по отношению к системе общего образования – и сохранил ее вплоть до конца десятого класса.

Вся эта история моего первого личностного кризиса осложнялась отношениями с одноклассниками. Если коротко, я не только был троечником, но и не умел ладить с детьми, оказался слаб духом и телом. Как следствие, я очень быстро стал грушей для битья.

Тут пришла пора сказать, что я, в общем-то, не самый высокий человек на свете. Сейчас я – метр семьдесят, но это – результат моих неимоверных усилий. А в детстве я был самым маленьким в классе. У меня и родители невысокие, и бабушки с дедушками, и дяди с тетями. В общем, я достойный продолжатель семейных традиций, и чуда в этом плане ждать было неоткуда. И если в моем дошкольном детстве это было совершенно не важно, то теперь я как будто стоял под лучами ярких прожекторов – маленький, слабый, беззащитный. Я словно родился заново в каком-то новом жестоком мире, где абсолютно все играло против меня: скверный характер, почти полное отсутствие социальных навыков, комплексы и неуверенность в себе, из-за которых я еще больше чудил, плохая успеваемость. И конечно, маленький рост.

Отдельным школьным испытанием стала для меня физкультура, где я всегда замыкал строй, то есть стоял самым последним. Даже девочки (причем все!) были выше меня.

И вот меня – такого низенького – били. Оно и понятно. Маленький и слабый – всегда жертва. Ну и характер мой тоже был не сахар, я с детства умел бесить людей. Надо сказать, я никогда не терпел, а пытался сопротивлялся, как мог давал отпор. Но ключевые слова «как мог», а мог я не очень хорошо. Так что это не особо помогало, точнее, даже вредило, потому что сопротивление еще больше злило обидчиков и они били сильнее. Заступиться за меня было некому – в школе у меня совсем не было друзей, разве что соратники по несчастью, на которых так же, как на мне, вымещали злость другие дети.

Вот так я, пребывая в статусе невысокого, ленивого троечника-нелюдима, перманентно отбуцканного школьным конгломератом, провел шесть первых школьных лет…

Что интересно, примерно в это же время я был, можно сказать, звездой экрана, а именно МТВ (не путать с MTV) – Минераловодского телевидения, где вел передачу «Страна чудес». Мне было девять лет. Этому, конечно, поспособствовали родители (они заказывали рекламу на телевидении), но все, что касалось дальнейшей работы в кадре, было моей ответственностью и задачей, с чем я вполне успешно справлялся. То есть я как бы одновременно существовал в параллельных вселенных: был телеведущим и ребенком, которого ненавидели и активно буллили в школе.

Естественно, ни для моей нежной психики, ни для светлой головы эти чудесные школьные годы не прошли даром. А именно – в ней забрезжили два самых важных русских вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». С виноватыми разбираться я не стал – слишком много их было, жизни не хватит, а вот что делать – придумал.

Отправной точкой моего будущего преображения стал маленький рост. В нем мне виделся корень всех зол. И с этим нужно было что-то делать.

Так первой моей идеей фикс стало желание вырасти. Это, можно сказать, моя первая большая цель в жизни. Первый раз, когда я решил взять ответственность за свою жизнь и что-то изменить сознательно. За советом я, как обычно, обратился к родителям, и они рассказали, что можно сделать, чтобы вырасти. У меня появился четкий план действий, которые могли привести к достижению цели, а именно:

1. Пить рыбий жир, витамин А и кальций.

2. Висеть на турнике – и это было главное.

3. Пойти на баскетбол.

С первым было просто. В мое время уже изобрели рыбий жир в капсулах, а не в чайной ложке, как во времена моих родителей, и я его регулярно глотал. Дисциплинированно, не пропуская, пил витамины и минералы.

Со вторым помог папа. Он откуда-то добыл турник и прямо во дворе установил его для меня. Я с этого турника не слезал всю весну, лето и осень. Практически жил на нем. Буквально привязывал себя специальными креплениями к перекладине и висел, висел, висел. Забегая вперед, скажу, что спустя годы я на этом турнике стал не только висеть, но и заниматься. Учился бить – папа купил боксерскую грушу, когда увидел, что я бью подвешенную бутылку с водой. Подтягивался, делал силовые и полусиловые выходы, подъем с переворотом и многое другое.

Главной же моей гипотезой об изменении жизни к лучшему был баскетбол. Я рассуждал логически: все баскетболисты высокие, значит, наверное, все дело в этом виде спорта. Вот я и пошел на баскетбол. Правда, существовала одна проблема. В те времена кружки были бесплатными, и я абсолютно безвозмездно пришел на секцию по баскетболу, но для этого пришлось бросить художественную школу, куда я благополучно ходил еще с садика. Я для себя принял это решение, и, что очень важно, родители разрешили мне заменить художку на спорт, не заставили ее оканчивать. То есть это не просто бросить. Это был обмен чего-то не особенно полезного для меня на что-то очень полезное в тот момент жизни, поэтому моральная поддержка родителей была очень важна.

Тренировки шли через день и начинались в семь утра. Три раза в неделю в течение следующих двух лет я был в зале. Мне было 10, и я впервые в жизни четко знал, чего хочу, для чего и как этого добиться.

Я вставал в шесть утра, ел свои витамины, в семь был на тренировке, потом шел в школу во вторую смену, вечером висел на турнике, а затем направлялся домой делать вид, что учу уроки.

Кстати о мотивации. Однажды, в девять лет, я все-таки впервые заболел по-настоящему. Валялся дома с температурой 39°C, что для меня стало событием из ряда вон выходящим, – за все детство это был второй или третий раз, когда я вообще хворал. А тут заболел, и весьма серьезно, порядочно всех напугав. В это время из московской командировки вернулся папа и привез мне роликовые коньки. Это было из разряда совершенного волшебства, потому что до этого я ролики видел лишь по телевизору, и то только ботинки с двумя колесиками спереди и двумя сзади, а тут – настоящие коньки, где колеса в ряд (причем гелевые, а не пластиковые), крутые, новые и, главное, МОИ!

И вот я, с температурой 39°C, встал, надел их, сначала примерил, потом постоял, походил, покатался по комнате, и спустя два часа температура упала с 39°C до 36,6°C. Мама не верила своим глазам. А я просто очень хотел выйти в роликах на улицу и покататься. Правда, в 1997 году в Минеральных Водах кататься было негде, так как везде была гравийная дорога, а асфальт покрывал лишь центральные улицы. Но этот факт тогда нисколько меня не беспокоил.

В общем, у моего маленького роста просто не было шансов. За то лето я вытянулся на 10 сантиметров и после каникул, в начале седьмого класса, стоял на физкультуре уже не последним, а предпоследним! Казалось бы, я стал выше всего одного человека, но важный рубикон пройден – последний уже не я.