Я улыбаюсь ему, и, хотя морщины напряжения по-прежнему покрывают его лицо, его взгляд становится чуть мягче, когда он отвечает мне легкой, едва заметной улыбкой. Рэнсом глубоко вдыхает и медленно выдыхает, его плечи опускаются, словно с них сходит тяжесть. Я понимаю, что ребята переживают за меня, их тревога видна в каждом жесте. Они стараются заботиться обо мне, как умеют: через еду, через внимание, через всё, что только могут предложить.

Мэлис достает несколько бумажных тарелок из пакета, полного всякой всячины, и мы вчетвером раскладываем еду. Тут и бургеры, и куриные наггетсы, и картошка фри, а еще салаты, жаркое и даже фруктовое ассорти. Я беру всего понемногу, с радостью отмечая, что со вчерашнего вечера чувствую себя настолько лучше, что даже испытываю желание поесть.

Я сажусь на кровать, скрестив ноги, а Мэлис и Рэнсом устраиваются на другой кровати, оставляя Вику кресло за письменным столом. В движениях Вика есть некоторая скованность, как будто он не хочет лишний раз бередить рану на боку. Он поворачивается очень аккуратно, берет еду, и я с содроганием вспоминаю ту ночь, когда в него стреляли.

– Ты в порядке? – спешно спрашиваю я. Скорее всего, да, ведь вчера, когда он избивал Троя, ему вроде как не было особенно больно, но я должна спросить. Должна знать. – Тебя же подстрелили.

Вик улыбается, потягивая воду из бутылки.

– Я в порядке, – уверяет он меня. – Мне задели бок, но Мэлис вытащил пулю и залатал меня. Я не в восторге от неровных швов, но заживает все хорошо.

Я облегченно вздыхаю, а Рэнсом бормочет себе под нос, что это вообще-то не он предложил накладывать швы на заднем сиденье движущейся машины.

Братья, как обычно, пререкаются и подшучивают друг над другом, и это успокаивает. Мы все принимаемся за еду. Но в конце концов Вик возвращается к насущным вопросам.

– Нам нужен план действий на будущее, – говорит он. – Я знаю, тебе, вероятно, нужно больше времени для отдыха, мотылек, но…

– Нет, я понимаю. – Я энергично киваю, стараясь не обращать внимания на то, как мой желудок сжимается от только что съеденной пищи. – Мы по-прежнему на волоске. Не в безопасности.

Он кивает.

– Трой мертв, так что больше не представляет угрозы, но Оливия все еще может. По ее мнению, она победила. Она считает, что ты по-прежнему с Троем, и, насколько нам известно, никто еще не в курсе, что он мертв. От дел он удалился, чтобы якобы провести с тобой медовый месяц, его семья уже несколько дней о нем ничего не слышала, и в ближайшее время они его не ждут. Но вечно это не продлится. В итоге сгоревший дом обнаружат, и новость о его гибели распространится. Едва это произойдет, Оливия тут же поймет, что ее план не сработал. Нам нужно разобраться с ней, чтобы убедиться, что она больше не сможет преследовать Уиллоу.

– Может, нам снова уехать? – предлагает Рэнсом, беря в руки картошку фри. – Я имею в виду, сейчас нас здесь ничто не держит, верно? Так что, может, лучше всего было бы вообще уехать из Детройта.

– Можно, да. Но нет никакой гарантии, что Оливия не попытается опять нас преследовать, – ворчит Мэлис. – Не представляю, чтобы она легко восприняла информацию о том, что мы убили Троя и сделали Уиллоу вдовой.

Вик кивает, задумчиво глядя в свою тарелку, и использует вилку, чтобы убедиться, что еда, которую он положил на нее, не соприкасается друг с другом.

– Ты прав, – бормочет он. – Чем дольше это продолжается, тем более личным становится. Она была готова пожертвовать Уиллоу ради достижения своих целей, но в какой-то момент это стало чем-то большим. Речь идет о наказании Уиллоу за неповиновение ей. Речь идет о власти, контроле и мести. Так что, даже если преследование нас не было бы логичным выбором, я бы все равно не исключил, что она это сделает.

– Итак, мы вернулись к тому, с чего начали, – говорит Рэнсом, и в его голосе слышится разочарование.

– Не обязательно.– Вик бросает на меня взгляд, в котором светится гордость.– Теперь у Уиллоу есть ресурсы. Она по праву наследует часть состояния Троя, как его законная жена. А поскольку перед смертью он передал ей все, у нее теперь есть и деньги, и его акции в семейной компании. Это означает, что она может встретиться с Оливией на равных условиях. Встать на одну ступень, так скажем.

Сердце сжимается от беспокойства, и я откладываю в сторону остаток бургера.

– Я не хочу убегать, – твердо заявляю я, качая головой. – Хочу остаться и противостоять Оливии. Как и сказал Вик, мы сейчас в более равных условиях. У нее есть ресурсы, но и у меня тоже. Только вот… Я беспокоюсь о вас, ребята. Что, если она снова попытается вас шантажировать? Я не хочу, чтобы вас арестовали.

Впервые с тех пор, как я воссоединилась с парнями, Рэнсом улыбается так, как делает это всегда: чертовски сексуальным изгибом губ, одновременно очаровательным и порочным. Его сине-зеленые глаза блестят, и он произносит:

– О, не волнуйся, красавица. У нас есть план на этот счет.

– Что? – спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого.

– В общем, пока мы искали тебя, то немного обсудили эту проблему,– объясняет он.– Оливия держит меч у нас над головами, в любой момент готова шантажировать. На обратном пути в Детройт мы выяснили, что, скорее всего, она передала властям улики, которые у нее были против нас, ведь теперь ордера выписаны на всех нас, не только на Мэла. Но мы решили обыграть ее в ее же игре.

– Что ты имеешь в виду?

Вик улыбается, и хотя в его улыбке нет того очарования, которое есть у Рэнсома, на нее все равно приятно смотреть.

– Некоторое время назад она заставила нас украсть кое-что у судьи, – рассказывает он. – Это было одно из заданий, которые она дала нам до того, как мы узнали, что она – Икс. И когда я наводил о нем справки, то узнал, что он изменяет своей жене.

Я строю гримасу. Кажется, они рассказывали мне об этой работе, и, учитывая, что эта троица никогда меня не покинет и даже не взглянет на другую женщину, я испытываю жалость к жене судьи. Но потом я морщу нос и спрашиваю:

– Какое это имеет отношение к плану избавиться от Оливии?

Мэлис ухмыляется, мрачно и злобно.

– Ну, так уж получилось, что именно он – судья, который подписал ордера на арест каждого из нас. Поэтому мы собираемся добыть доказательства его измен и шантажом заставить его отозвать эти ордера.

11
Виктор

Брови Уиллоу взлетают вверх. Она переваривает информацию, озабоченно покусывая нижнюю губу.

– Уверены, что это сработает? – спрашивает она. – Кажется рискованным.

– О, это сработает,– вставляет Мэлис.– У этого судьи… ну, в лучшем случае, сомнительные сексуальные аппетиты.

– Мэлис прав, – говорю я ей. – Ирония в том, что Оливия, скорее всего, вообще не знала об этой части его тайной жизни. Я почти уверен, что флешка, которую она попросила нас украсть из его дома, была связана с какими-то левыми финансовыми сделками. Так что, если она надеялась использовать это против него, ее угроза определенно будет не такой сильной, как наша.

– Естественно нет, – усмехается Рэнсом. – Думаю, этот ублюдок сделает все, что угодно, лишь бы его жена или общественность не узнали о том, какой хренью он занимается, когда говорит ей, что задерживается на работе допоздна. Такие придурки сделают все возможное, чтобы сохранить свою репутацию в неприкосновенности. К тому же мы просим не так уж много. Всего лишь отозвать три малюсеньких ордера. И тогда Оливия больше не сможет угрожать нам тюрьмой.

Уиллоу медленно кивает, все еще выглядя обеспокоенной.

– Думаю, это лучший план, что у нас есть.

Мэлис и Рэнсом собирают остатки еды и начинают вставать, явно собираясь уходить. Она вскидывает голову, смотрит на них, и в ее глазах мелькает что-то дикое.

– Куда вы идете? – напряженно спрашивает она.

– Все в порядке, – заверяет ее Рэнсом. – Мы просто собираемся начать действовать по плану. Чем быстрее мы разберемся с этим дерьмом, тем скорее нам больше не придется оглядываться по сторонам. Мы проследим за судьей и соберем доказательства против него.

Я наблюдаю, как Уиллоу переваривает услышанное. Она бросает взгляд на часы на прикроватном столике и, кажется, удивляется, что уже далеко за полдень. Она долго спала, но я рад, что так вышло. Мы сделали все возможное, чтобы не потревожить ее, поскольку ей явно нужен был отдых.

– Оглянуться не успеешь, а мы уже будем тут, – обещает Рэнсом, а затем подмигивает ей. – Только разрушим кое-чью жизнь и мигом вернемся.

Уиллоу снова кивает, хотя я вижу, что ей не совсем приятна мысль о том, что они уходят.

Но они должны это сделать.

Она не сводит с них глаз, пока они надевают куртки. Рэнсом подходит и берет кусочек картошки фри из кучи, лежащей перед Уиллоу, отправляет его в рот, а затем наклоняется немного ближе, так что их лбы почти соприкасаются.

– Ты просто сосредоточься на том, чтобы расслабиться, ладно? Вздремни, посмотри что-нибудь по кабельному. Поделай, что хочется. Мы разберемся.

– Хорошо, – бормочет она. – Возвращайтесь поскорее.

Брат мягко смеется.

– Как будто у нас получилось бы держаться от тебя в стороне долго.

Мэлис не подходит и ничего не говорит, но бросает на нее многозначительный взгляд, и Уиллоу слегка неуверенно улыбается. Очевидно, она поняла намек.

Мэлис и Рэнсом уходят, дверь закрывается, и она тихо вздыхает. Видно, что ей как-то не по себе. Она смотрит на еду у себя на коленях, но, кажется, аппетит пропал. Когда мы остаемся одни, в комнате снова становится тихо. И эта тишина давит, словно все ее тревоги и страхи сейчас витают в воздухе, заполняя собой все пространство.

После всего пережитого вполне логично, что она нервничает из-за разлуки с нами, из-за всех тех ужасных воспоминаний, хранящихся в ее памяти. Но я не хочу, чтобы она снова погрузилась в этот кошмар. Не хочу, чтобы она потерялась в этом мрачном, темном, пугающем месте.

Я не Рэнсом, который умеет находить нужные слова, чтобы успокоить других. Он умеет строить мосты между людьми, а я никогда до конца не понимал, как это у него получается. И я даже не Мэлис, с его внутренней силой, которая помогает ему справляться с трудностями и каким-то чудом поддерживать других.

У меня же есть лишь воспоминания о том, как братья помогали мне справляться, когда я в этом нуждался. Как им всегда удавалось играть роль якорей, когда я начинал уходить в себя, подавляемый своими демонами и травмой, нанесенной мне когда-то отцом.

Они всегда напоминают мне о том, что есть люди, которым не все равно. Что есть жизнь и за пределами моей головы. Что они рядом со мной.

Вот что я могу попытаться сделать для Уиллоу.

Я подкатываю стул к ее кровати и беру тарелку с едой с ее колен. Она удивленно смотрит на меня, и я, протыкая вилкой несколько овощей на тарелке, предлагаю их ей.

– Ты не обязан меня кормить, – бормочет она, высовывая розовый язычок, чтобы облизать губы. – Со мной все нормально. Я могу…

– Я хочу, – говорю я ей. – Пожалуйста? Позволь мне помочь тебе.

Она открывает рот, а затем закрывает его, и когда встречается со мной взглядом, я вижу, что предложение задело ее за живое. Тронуло.

– Хорошо, – шепчет она и позволяет мне скормить ей несколько кусочков.

Уиллоу ест молча, аккуратно пережевывает и проглатывает каждый кусочек, который я ей даю. Этот процесс такой… тихий, почти интимный. И впервые с тех пор, как ее забрали у нас в Мексике, я чувствую, как внутри меня разливается тепло. Оно словно вытесняет тот холод и пустоту, которые так долго сидели в груди. Мне нравится заботиться о ней вот так, просто быть рядом, давать ей то, что нужно, и чувствовать, как что-то внутри меня потихоньку оживает.

– Ты уверен, что с тобой все в порядке? – спрашивает Уиллоу через некоторое время. – Я имею в виду, рану от пули. Ты тогда рухнул на землю, и я подумала…

Она качает головой, явно не желая заканчивать это предложение.

– Все хорошо. Важные органы не задеты, так что было просто немного больно и слегка кроваво. Бывало и похуже.

– Вы, ребята, всегда так говорите, – бормочет она.

Я пожимаю плечами.

– Это правда. Как бы печально ни звучало. Но я серьезно в порядке. Клянусь. Самым худшим было накладывать швы в движущейся машине.