Я с трудом сглатываю. Ощущаю, как то безумие, что захлестнуло меня несколько минут назад, возвращается, чтобы вновь поглотить. Но я выдыхаю, а затем снова, сосредотачиваясь на Мэлисе, а не на панике.

– Мы должны найти ее, – говорю я, и мой голос звучит хрипло даже для моих собственных ушей. – Должны. Я просто. Я…

Мой голос срывается. Я даже не знаю, какие слова пытаюсь подобрать. Я не знаю, что сказать, чтобы стало ясно, насколько это важно. Как сильно я хочу убедиться, что с ней все в порядке.

– Ты любишь ее. – Голос Мэлиса тих, но слова кажутся странно громкими в этом маленьком, пустом пространстве. Это не обвинение, просто констатация факта.

Я делаю еще один глубокий вдох и киваю. Странно думать об этом, странно признавать, что это правда. Я, конечно, никогда не думал, что буду испытывать такие чувства к кому-либо. После смерти мамы я был уверен, что единственные люди, которых я когда-либо буду любить, – это мои братья.

А теперь…

Я киваю, соглашаясь со словами Мэлиса.

Это вызывает во мне совершенно новую бурю чувств. Потому что я и правда люблю ее. Вот в чем дело. Вот почему во мне столько эмоций. Вот почему я так отчаянно хочу ее вернуть. Вот почему, когда она пропала, мне показалось, будто я потерял частичку себя, и почему, представляя, как Трой причиняет ей боль, мне хочется снести весь мир голыми руками.

– Я так и не сказал ей, – выдавливаю я из себя, поднимая глаза и встречаясь взглядом с братом. – Я никогда… Я так долго не мог даже прикоснуться к ней, как бы сильно мне этого ни хотелось. Черт. Вот бы это дерьмо не сдерживало меня так сильно. С тобой и Рэнсомом ей никогда не приходилось сомневаться в ваших чувствах.

Мэлис фыркает, бросая на меня взгляд.

– Чушь собачья. Может с Рэнсомом и да, но со мной? Да я угрожал ей через день и выбалтывал ей всякую чушь.

Я качаю головой, от волнения мурашки бегут по коже.

– Но она все равно осталась. Она…

– Да, и она осталась ради тебя тоже. Я видел вас вместе, и как она старалась сблизиться с тобой. Думаешь, она бы сделала все это, если бы сомневалась?

Я хочу возразить, но замираю, пожимая плечами. Эмоции просто душат меня.

– Она знала, – продолжает Мэлис твердым голосом. – И знает. И я могу сказать тебе, что она чувствует то же самое. Она никогда не считала тебя ущербным или покалеченным. По крайней мере, не больше, чем все мы. Она любит тебя таким, какой ты есть.

– Откуда ты это знаешь? – спрашиваю я, почти отчаявшись получить ответ.

– Просто знаю, – он делает паузу, затем добавляет: – Это было очевидно, Вик. Я видел это каждый раз, когда она смотрела на тебя. Точно так же, как она могла понять это по тому, как ты смотрел на нее.

Я делаю еще один прерывистый вдох, и когда снова вдыхаю, мои легкие уже не так сильно сопротивляются.

– Хорошо, – бормочу я. – Мы должны найти ее, Мэлис.

– И найдем, – говорит он, и выражение его лица становится жестче. – Мне плевать, если нам придется перевернуть вверх дном весь этот чертов штат или всю эту чертову страну. Мы найдем ее.

Он протягивает руку, и ее вид погружает меня в воспоминания о другом времени, много лет назад.

Мэлис тогда был моложе, но не менее решителен. Его глаза горели почти так же, как сейчас, когда он сказал нам с Рэнсомом, что мы сделаем все, чтобы наш отец больше никогда не смог причинить боль маме. Тогда он тоже протянул руку, и мы с Рэнсомом по очереди пожали ее, скрепляя сделку рукопожатием, которое значило так много.

Ставки сейчас так же высоки, и судьба единственного человека, которого мы любим так же сильно, как друг друга, висит на волоске.

Я протягиваю руку и сжимаю ладонь Мэлиса так же, как тогда. Он отвечает на рукопожатие. На мгновение меня охватывает осознание: что бы ни случилось, мы с братьями справимся с этим. Мы не одиноки в этом деле.

Мы стоим так секунду, а затем отпускаем. И момент разрушается. Но эффект все же ощущается. Теперь я чувствую себя увереннее.

Мы выходим из ванной, и я наношу немного мази на рану, прежде чем сесть за стол. Руки больше не дрожат. Я открываю свои программы, готовясь возобновить поиск.

Через несколько минут из-за двери доносится приглушенное ругательство, и входит Рэнсом, неся поднос с напитками и несколько массивных пакетов, а также ключ от номера.

– Спасибо, что открыли дверь, – ворчит он, бросая пластиковый ключ на одну из кроватей.

– Ты не постучал, – пожимает плечами Мэлис.

Рэнсом закатывает глаза и бросает пакеты с одеждой на кровать, прежде чем начать раздавать еду: обычный фастфуд, жирные бургеры и картошка фри, которые уже начали остывать. Я едва ощущаю их вкус, пока ем и запиваю содовой, которую принес для меня Рэнсом.

Мэлис и Рэнсом ругаются друг с другом, но, когда я сосредотачиваюсь, их болтовня снова становится фоновым шумом. Я постукиваю пальцами по столу – раз, два, три, четыре, пять. Глубоко вдыхаю, и в нос мне ударяет запах жира и соли.

Сосредоточившись, я возвращаюсь к работе.

Как только братья поели и приняли душ, я прошу их помочь мне раздобыть мне физическую карту вместо цифровой, чтобы можно было на стену повесить. Мы продолжаем работать столько, сколько требуется. Будем работать, пока не вернем себе Уиллоу.

Потому что я не могу без нее жить. Я так долго боролся с собой, пытался отрицать свои чувства. Но теперь это даже не вопрос.

Она нужна мне больше, чем воздух.

И я уничтожу любого, кто причинит ей боль или попытается держать меня от нее на расстоянии.

4
Уиллоу

По коже бегут мурашки, и я изо всех сил стараюсь сделать глубокий вдох, но, похоже, единственный, который у меня выходит, – это короткий и резкий.

Я снова в той комнате, в которой была, когда впервые очнулась в этой адской дыре, но ничто в ней не кажется мне уютным или знакомым. Кровать я избегаю, вместо этого сажусь на пол, обхватив колени ладонями, будто так смогу держать себя в руках. Платье, в котором меня заставили выйти замуж, свисает с меня клочьями – полоски белого атласа и кружева уже не в состоянии прикрыть тело. Я все еще продолжаю натягивать на себя эти обрывки и пока пытаюсь, руки дрожат.

В комнате очень темно, но я все равно вижу красные полосы у себя под ногтями. Сжимаю руку в кулак, но это не очень помогает.

Тело трясется, из меня наконец начинают выходить адреналин и страх, оставляя меня в состоянии, подобном шоку. Лицо мокрое от слез, и время от времени по щекам стекают новые. Я даже не утираю их.

Делаю вдох, потом еще один, стараясь держаться как можно спокойнее. Такое чувство, что если я сейчас развалюсь на части, то никогда не смогу собрать себя обратно.

Все болит, голова пульсирует, поэтому мне приходится воспользоваться методами Вика: стараюсь считать каждый вдох, чтобы сосредоточиться. Но это неизбежно приводит меня к мыслям о нем и его братьях. Боль вонзается в грудь, словно невидимый нож.

Больше всего на свете я хотела бы, чтобы они были здесь.

Дверь открывается, и я отступаю на шаг, стараясь забиться поглубже в тень. Я ожидаю увидеть Троя или услышать его насмешливый голос, но, когда поднимаю взгляд, это оказывается всего лишь один из его телохранителей.

Я чувствую облегчение, но лишь небольшое.

– Пошли, – ворчит он, и я даже не пытаюсь спорить.

Поднимаюсь на ноги и щеки загораются стыдом, поскольку лохмотья, оставшиеся от платья, открывают шрамы, которые я хотела бы скрыть. Я обхватываю себя руками, стараясь прикрыть себя как можно больше.

Телохранитель оглядывает меня, но в его глазах пустота. Ни желания, ни сочувствия. С таким же успехом я могла бы быть еще одним предметом мебели в комнате, а не живым, дышащим человеком. Похоже, ему плевать на то, что его босс похитил меня и сделал со мной ужасные вещи.

Конечно, плевать. Он работает на Троя, а Трой не стал бы держать в штате человека, которому не безразличны подобные вещи.

– Быстрее.

Он поворачивается, чтобы выйти из комнаты, и я следую за ним, вздрагивая от каждого звука и стараясь ступать ровно. Мой взгляд продолжает блуждать по коридору, как будто я ожидаю, что Трой выскочит из одной из комнат или из-за угла, но мы добираемся до ванной, так и не увидев его.

– Приведи себя в порядок, – ворчит бугай. – Твой муж ожидает, что ты присоединишься к нему за ужином. Там одежда. Надень ее, или мне придется тебе помочь.

Он выжидающе смотрит на меня с тем же бесстрастным выражением лица, и я молюсь, чтобы у него не было приказа следовать за мной внутрь или что-то в этом роде. Когда я захожу в большую ванную, он позволяет мне закрыть за собой дверь, и я наконец выдыхаю.

По крайней мере, у меня есть возможность побыть наедине с собой.

Поначалу я даже не хочу смотреть на свое отражение в зеркале. И вообще на свое тело. Руки все еще дрожат, когда я пытаюсь снять то, что осталось от свадебного платья, и мне требуется несколько попыток, чтобы расстегнуть молнию.

Лоскутки атласа и кружев соскальзывают с моего тела, и я при первой возможности выпутываюсь из этого омута. В ванной прохладно. Я чувствую, как воздух обдувает ссадины на теле. Те места, по которым Трой прошелся особенно жестко.

Я с трудом сглатываю, к горлу подкатывает комок. На боку, там, где он меня ударил, – синяк, и когда я дотрагиваюсь до него, он слегка пульсирует. Я отдергиваю руку.

Когда я наконец поворачиваюсь к зеркалу, то на меня накатывает ненависть от того, что я вижу. Мои волосы спутались, – Трой хватался за них, как безумный, – глаза налиты кровью, а лицо в пятнах от слез. И они снова льются по щекам. Я опускаю глаза, не желая больше смотреть на себя.

Вместо этого я сосредотачиваюсь на татуировке над левой грудью. Прямо над сердцем. Стилизованная цифра 24 и инициалы братьев, которые набил мне Мэлис, кажется, целую вечность назад. Я поворачиваюсь, смотрю на еще одну татуировку, которая уже зажила и не блестит. Цветы так красиво овивают резкие контуры оружия, вытатуированного Мэлисом.

Если закрыть глаза, то в голове снова возникает образ: гудение машины и Мэлис, объясняющий, почему он выбрал для меня этот дизайн. Мол, он видит во мне одновременно красивую и нежную, но также сильную и несгибаемую девушку.

Я сосредотачиваюсь на этом воспоминании, не давая себе окончательно отчаяться.

С трудом сглотнув, я включаю душ и жду, пока нагреется вода, прежде чем залезть под нее. Болезненно шиплю, когда струи попадают на спину, а затем тихо стону. У меня все тело ноет. Горячая вода начинает смывать кровь, пот и все остальное. Это так приятно – убирать с себя прочь частицы Троя.

Я позволяю воде стекать по мне, расслабляя напряженные мышцы, пока журчащий звук заглушает мысли. Тщательно промываю волосы, прочесываю их пальцами, потом приступаю к мытью тела. Я бы осталась здесь навсегда, если бы могла, но не хочу, чтобы Трой или его сторожевой пес пришли за мной, поэтому выключаю воду и выхожу из душа.

Наконец-то я выгляжу как человек. Более-менее. Не знаю, мыл ли меня кто-то после того, как притащили из Мексики, да и в любом случае даже думать об этом не желаю. Но чистой быть приятно.

К счастью, одежда, которую оставил для меня Трой, обычная, ничего похожего на свадебное платье, в котором я проснулась. Только дорогая блузка, нижнее белье и брюки, которые я надеваю, как только обсыхаю.

Блузка прикрывает мои татуировки, но я все равно знаю, что они там, поэтому кладу руку на те, что у меня на груди, делая еще один глубокий вдох.

Я думаю о братьях Ворониных, вспоминая, как видела их в последний раз. Мэлис и Рэнсом, разъяренные и запыхавшиеся, пытались заставить нас всех бежать. Вик, заслонивший меня собой, а затем внезапно рухнувший на землю, сраженный выстрелом. Я даже не знаю, куда его ранили. Я даже не уверена, жив ли он вообще…

Он должен быть жив. С ним все должно быть в порядке.