Ни один из его братьев не позволил бы ему умереть вот так. Они попытались бы спасти его, оттащить с края пропасти. Я знаю, они позаботились о нем. Так что он, скорее всего, жив. Наверняка Виктор где-то там, очень тщательно накладывает швы, аккуратно промывает свою рану.

Все трое, вероятно, ищут меня. На данный момент я верю в это всем сердцем. Они уже не раз доказывали мне, что, пока в их телах теплится жизнь, они не перестанут пытаться найти меня или защитить.

Поэтому я должна выжить.

Я должна быть еще жива, когда они доберутся сюда.

Должна.

Повторяя эти слова, как мантру, я наконец открываю дверь ванной.

Дуболом все еще стоит там, скрестив руки на груди. Он ничего не говорит, просто жестом приглашает меня следовать за ним и ведет по другому коридору в столовую. Он не такой роскошный, как у Оливии, но все равно выглядит вычурно. Трой уже там, сидит во главе стола, развалившись, как какой-нибудь король на своем троне.

Когда я вхожу следом за его охранником, Трой поднимает голову, и я испытываю прилив дикого удовлетворения при виде царапин на его лице. Может, в итоге он все-таки и получил то, что хотел, но я сдалась не без боя. Он кое-что отнял у меня, но, по крайней мере, я тоже кое-что отняла у него.

Даже если этого было недостаточно.

– Садись, женушка, – говорит он, и в его голосе звучат самодовольство и скука.

Я делаю, как он говорит, и осторожно сажусь за стол.

В другом конце комнаты открывается дверь, и входит прислуга, неся на подносах еду. Большой кусок запеченного мяса, овощи и хлеб. Пахнет вкусно, но я не двигаюсь с места, даже когда Трой начинает накладывать порцию себе на тарелку. Ему требуется мгновение, чтобы заметить это. Он проглатывает кусочек хлеба, смотрит на меня, выгибая бровь.

– Еда не отравлена, – уверяет он меня, ухмыляясь. – Зачем мне тебя убивать? Ты ведь моя жена. Это моя работа: заботиться о тебе, верно? Поэтому я должен следить за тем, чтобы ты ела.

Каждый раз, когда он напоминает мне, что я его жена, моя ненависть лишь растет. Я стискиваю зубы.

– Кажется, ты не испытываешь никаких угрызений совести, причиняя мне боль, так что не веди себя так, будто это что-то значит.

Ухмылка Троя становится еще шире.

– Причинять тебе боль и травить – две разные вещи. – Он тянется к своему бокалу с вином и делает глоток, причмокивая губами. – Я знал, что ты будешь дикой. Вот почему меня тянуло к тебе. Я хотел, чтобы в моей жене была искра. Пыл. Всех остальных женщин, на которых мои родители хотели меня женить, было бы слишком легко сломить. Они просто лежали бы, как безвольные тряпичные куклы, и терпели. Но ты? Ты заставляешь меня постараться, и я от этого тащусь.

Желудок скручивает. Я чувствую, что меня сейчас вырвет прямо за столом. Если Трой и замечает это, ему наплевать, поэтому он просто продолжает:

– Конечно, мне придется научить тебя, как себя вести, – добавляет он со смешком. – Мне нужна жена, с которой я мог бы выходить в приличное общество, а это значит, что мне придется тебя сломить. Немного подавить этот огонь. Совсем чуть-чуть, понимаешь? Вот почему наш медовый месяц здесь продлится долго. Я сказал семье, что ненадолго уеду, чтобы побыть со своей новой невестой. Только мы вдвоем. Это даст мне возможность перевоспитать тебя.

Меня охватывает отвращение, горькое и сильное. По коже пробегают мурашки.

– Ты гребаная свинья, – выплевываю я. – Монстр, который наслаждается болью и властью. Думаешь, ты какой-то принц, король или плейбой? Считаешь себя лучше всех остальных, но на самом деле ты всего лишь кусок дерьма. Просто еще один избалованный мальчишка, который так и не научился принимать «нет» в качестве ответа.

Когда эти слова вырываются у меня изо рта, я понимаю, что мне следовало бы придержать язык. Не надо было это говорить, ведь, вероятнее всего, это еще мне аукнется. Но поделать я с собой ничего не могу.

– Ты отвратителен, – огрызаюсь я. – Всё болтаешь про женщин, которые были бы безвольными куклами, но знаешь, что я думаю? Я думаю, что ни одна женщина ни за что на свете не позволила бы тебе дотронуться до нее. Ни за какие деньги в мире. Потому что ты подонок и просто шут, и они это знают. И тебе приходится прибегать к подобному дерьму, потому что ты никому не нужен! И с чего бы? Зачем кому-то такой отвратительный монстр, как ты?

Трой просто слушает, сидя с бокалом вина в руке. Позволяет мне говорить. Секунд тридцать он выглядит невозмутимым, затем встает и кивает двум громилам, стоящим в комнате. Они мгновенно приходят в движение, хватают меня за плечи и рывком поднимают со стула. Я спотыкаюсь, когда они толкают меня вперед, а после заставляют опуститься на колени перед столом. Сердце у меня бешено колотится, холодный страх накатывает волной.

Как ни в чем не бывало, Трой подходит ко мне. Запускает руку в мои волосы и сжимает с такой силой, что у меня на глаза наворачиваются слезы.

– Надо бы заставить тебя подавиться моим членом за эти слова, – произносит он ровным голосом. – Но я тебя знаю. Ты дикая кошечка, так что наверняка попытаешься его откусить. Но обещаю тебе, мы все же попробуем как-нибудь. Тогда ты поймешь, что лучше не сопротивляться.

Я прикусываю язык, борясь с желанием плюнуть ему в лицо.

Мне не хочется, чтобы его планы превратились в нечто намного худшее.

Пальцы Троя крепко сжимают мои волосы, и его невозмутимый вид на секунду дает трещину. Я вижу жалкую, мелочную злость в его глазах и знаю, что мои слова задели его больше, чем он показывает.

– Но давай-ка я покажу тебе, что происходит, когда жена вызывает недовольство своего мужа, – шепчет он резким голосом.

Он рывком поднимает меня за волосы, и я прикусываю язык, чтобы не закричать от боли. Двое телохранителей все еще держат меня, вытаскивают из столовой и тащат по коридору в другую комнату. Там почти пусто, но в полу есть люк.

Один из охранников открывает его, и я заглядываю в помещение под полом размером с гроб.

О Боже. Проклятье, нет.

Дыхание становится прерывистым, меня охватывает паника. Я пытаюсь отступить, но другой бугай крепко держит меня за руку, не давая пошевелиться.

По кивку Троя эта парочка заталкивает меня в подпол, и, прежде чем я успеваю сориентироваться, люк захлопывается. Сквозь стук своего бешеного сердца я слышу, как защелкивается замок.

Я заперта. В ловушке.

Над головой раздаются шаги, а потом… ничего.

Я заперта, одна.

Внутри темно, как в могиле. Я подношу к лицу руки, однако вижу лишь тьму.

Здесь, внизу, нет места ни для чего, кроме моего тела, и я сворачиваюсь калачиком, насколько это возможно в такой тесноте, пытаясь вспомнить, как дышать. В досках пола есть крошечные щели, так что я не думаю, что задохнусь здесь, но воздух, проникающий в мои легкие, кажется разряженным. У меня кружится голова, отчего сердце бьется еще быстрее.

Я чувствую, что вот-вот потеряю сознание. Дышу тяжело, каждая клеточка моего существа протестует против этого замкнутого пространства. Я шарю руками по люку, пытаясь найти защелку, ручку или еще что-нибудь, хотя и знаю, что это бесполезно. Они заперли меня. Я слышала.

С трудом сглотнув, заставляю себя вдохнуть через нос и ненадолго задерживаю дыхание, считая про себя, как это делает Вик, когда он подавлен. Один. Два. Три. Четыре. Я медленно выдыхаю, а затем проделываю все это заново.

Я постукиваю пальцами по бедрам, и ощущение ткани брюк под моими руками успокаивает.

Я по-прежнему здесь. По-прежнему жива.

Маленький ритуал помогает мне сохранять здравомыслие, не давая полностью сойти с ума. Слезы текут вниз по щекам, пока я цепляюсь за одну-единственную мантру.

Выжить. Выжить. Выжить.

5
Мэлис

Я швыряю стул через всю комнату, с недовольством наблюдая, как он не разлетается на тысячу кусочков, как мне бы того хотелось. Чем дольше продолжается это дерьмо, тем сильнее я чувствую, что раскалываюсь на тысячу кусочков.

– Да чтоб тебя, твою мать! – рычу я в пустоту, сжимая руки в кулаки так сильно, что ногти впиваются в кожу. Я делаю глубокий вдох, а затем встряхиваюсь, проводя ладонью по щетине на лице.

Времени побриться не было, но сейчас все это не имеет значения.

Мы только что потеряли еще одну ниточку. Еще одну зацепку, которая не подтвердилась. Прошло несколько дней с тех пор, как мы вернулись из Мексики, и кажется, будто мы ни на шаг не приблизились к тому, чтобы выяснить, где Уиллоу. Каждый гребаный день, который проходит без новостей и без решения проблемы, только усугубляет ситуацию.

Челюсть Рэнсома сжата, мускул на щеке дергается, пока он наконец не выдыхает.

– Просто… продолжим поиски, – говорит он напряженным голосом.

Виктор не произносит ни слова. Его взгляд прикован к компьютеру, а пальцы порхают по клавиатуре. Все, что он делает в эти дни, – это ищет, просеивает информацию, пытаясь отыскать зацепку, погребенную под всем этим гребаным ничем, на которое мы постоянно натыкаемся.

Он не отрывается от компьютера больше чем на пару часов, чтобы поспать, и то, как правило, только когда Рэнсом или я заставляем его. Его лицо измождено, голубые глаза налиты кровью, но он все равно продолжает работать.

И даже несмотря на все это, мы так и не нашли ее.

Раз я чувствую, что вот-вот потеряю остатки рассудка, то и мои братья чувствуют то же самое. Что бы я ни наговорил Вику, когда мы только приехали в отель, какие бы заверения ему ни давал, сейчас я забыл обо всем этом. Я чувствую себя так, словно внутри моего тела живет чудовище, которое разрывает меня на части.

Все, о чем я могу думать,– это о том, что мы ее подводим. Уиллоу полагалась на нас думая, что мы сохраним ее в безопасности, что такого дерьма не случится, а по итогу что? Мы облажались. И теперь даже найти ее не в состоянии.

Может, она сейчас страдает, мучается, а мы просто сидим тут, в этом проклятом гостиничном номере, и не можем ничего сделать.

Я бью кулаком по стене с такой силой, что по руке пробегает дрожь, а затем, тяжело дыша, прижимаюсь лбом к дерьмовым обоям.

– Как, мать твою, этот ублюдок сумел так запрятаться? Как мы вообще можем… проиграть ему? Ему, серьезно?

– Деньги и ресурсы имеют большое значение, – устало бормочет Вик. – Он может заплатить, чтобы замести следы.

– Мы вообще уверены, что он реально привез Уиллоу сюда? – спрашивает Рэнсом. – Может, он просто проезжал через Детройт и направился куда-то еще. Может, мы ищем не в тех местах.

Я вижу, как у Вика волосы дыбом встают и напрягаются плечи.

– Да, я уверен, – огрызается он, и его голос звучит напряженно и разочарованно. – Он где-то здесь. Я просто… я не могу установить последние необходимые связи. Не получается отследить его до конца. Он слишком хорошо скрывается, чтоб его.

– К черту все это.– Я резко качаю головой.– Мы должны пойти и допросить Оливию. Выбить из нее ответ, если понадобится. Она наверняка знает, где Уиллоу. Не похоже, что она позволила бы Трою увезти Уиллоу куда-то без ее ведома.

– Мы не знаем этого наверняка. И если приблизимся к ней, она добьется, чтобы нас арестовали,– отмечает Рэнсом.– Если помните, на нас всех теперь ордера выписаны, а не только на Мэла. Затаиться в отеле, где не задают вопросов, пока мы ищем Уиллоу,– это одно, но открыто преследовать Оливию было бы слишком рискованно.

Под кожей закипает раздражение. Когда мы возвращались в Детройт, Вик предупредил нас, что на данный момент ордера выписаны на нас всех, а значит, Оливия исполнила свою угрозу, которую озвучила несколько недель назад. Старуха наверняка понимала, что так нам будет труднее преследовать Уиллоу. Как же бесит, что эта стерва может вот так запросто ставить нам палки в колеса, сидя в своей гребаной башне из слоновой кости.

– Ну, а что, черт возьми, нам вообще делать? – рычу я. – Просто сидеть здесь?