Я пытаюсь вдохнуть, но не выходит. Я привыкла думать, что люди, имеющие отношение к сфере образования, наделены особой мудростью и высокими моральными качествами. Но эта мерзкая тётка ничем не отличается от быдловатых мажоров, которые кичатся деньгами родителей и их связями. Нет, она гораздо хуже, потому что закрывает глаза на происходящий беспредел.

– Вы не можете не знать о иерархии между студентами, – в отчаянии шиплю я. – Вы прекрасно понимаете, почему именно на меня, как вы выразились, одна за другой поступают жалобы. Вы считаете нормальным, что в университете прямо под вашим носом процветает рабовладельческий строй?

– Я сказала всё, что хотела, – отрезает деканша. – Тебя оповестят об исходе разбирательства. Можешь идти.

Словно в тумане я поворачиваюсь к выходу. Перед глазами встаёт воодушевлённое лицо мамы, когда она говорит, что гордится мной. Но что я могу сделать против сфабрикованного обвинения? Где искать справедливость, если сам декан университета не заинтересован в правде?

В коридоре, как назло, собралась целая толпа. Хотя о чём я? Все они пришли сюда намеренно, чтобы лицезреть, как система раздавит непокорную новенькую.

Ещё никогда я так не была близка к тому, чтобы разреветься на публике. Не потому, что я слезливая слабачка, а от вопиющей несправедливости. Так нельзя… Нельзя обращаться с живыми людьми. Я не имею меньше человеческих прав только потому, что у моей семьи недостаточно денег.

– Снова нарушаешь закон, Лия? – раздаётся знакомый гнусавый голос. – Очень непредусмотрительно с твоей стороны.

Глядя в ухмыляющееся лицо Морозова, я думаю, что если реинкарнация действительно существует, то лучшее, что светит ему в следующей жизни – это родиться мокрицей. Какая-нибудь домохозяйка при взгляде на него брезгливо скривится, со всей дури лупанёт по башке тапком и смоет в унитаз.

– Ты полный придурок, в курсе? – цежу я, наплевав на тон и выражения. Какая к чёрту разница, если меня всё равно отчислят? Последнее – лишь вопрос времени.

Почуяв запах крови, толпа начинает возбуждённо гудеть.

– Что ты сказала, дешёвка? – рычит Морозов.

– Я сказала, что ты перекачанная груда мяса в безвкусной толстовке, не имеющая ни малейшего понятия о чести и достоинстве, – выплёвываю я. – Что ты теперь сделаешь? Обвинишь меня в поджоге университета?

Побагровев, Морозов угрожающе шагает ко мне. Внутренности сжимаются от ужаса. Он выглядит так, словно готов меня ударить.

– Отойди от неё, – звучит громко и требовательно.

Резко повернувшись на голос, я вижу Леона. Его лицо напряжено, взгляд мерцает.

– Не вмешивайся, – шипит бугай, отрывая взгляд от меня. – Ваша прислуга перешла все границы и должна быть наказана.

– Я думаю, что границы перешёл ты, – подчёркнуто нейтральным голосом парирует Леон. – И тебе пора остановиться.

С неохотой отступив от меня, Морозов саркастично смеётся.

– Ты прекрасно знаешь, как здесь всё устроено. Тот, кто намеренно не следует правилам, должен быть готов к последствиям.

Леон переводит взгляд на меня, и я отчётливо вижу в его глазах борьбу. Он словно не хочет вмешиваться, но и стоять в стороне тоже не может.

– То есть, ты признаёшь, что намеренно подставляешь Лию?

– Брось, – в голосе Дениса звучат миролюбивые ноты. – Мы все знаем о твоих принципах. Так для чего вести этот бесполезный диалог?

Тимур подходит к Леону, осторожно трогая его за плечо.

– Леон, Дэн прав. Это не твой конфликт. Ты всегда держался в стороне, и тебя уважают за это. Пусть так и остаётся.

Моё сердце готово выпрыгнуть из груди. Наверное, так ощущают себя приговорённые к казни, уповающие на чудо.

– Так и есть, – соглашается Леон. – Принципы на то и принципы, чтобы им не изменять. Но эта девушка живёт в нашем доме, и я чувствую за неё ответственность.

Толпа начинает шептаться. Денис перестаёт улыбаться, его быдловатое лицо приобретает налёт снисходительности.

– К чему ты всё это говоришь? Готов публично взять её под защиту?

Его голос звучит так, словно он не особо верит в подобный исход событий.

– Именно это я и говорю, – Леон подходит ко мне и берёт под локоть. – С этого момента Лия находится под моим покровительством. Любая попытка её унизить или подставить станет личным оскорблением для меня. Надеюсь, это ясно всем.

Воцаряется гробовая тишина, сквозь которую я слышу собственное неровное сердцебиение.

Морозов несколько секунд сверлит Леона взглядом и цедит сквозь зубы:

– Надеюсь, ты обсудишь это с моей сестрой.

15

Едва Денис уходит, жужжание шепотков многократно усиливается.

– Идём, – Леон подталкивает меня вперёд, вытряхивая из немого оцепенения.

Сердце тарахтит, как дряхлый автомобильный мотор, ладони вспотели. Без преувеличения – я только что пережила одну из самых напряжённых сцен за всю свою жизнь.

Взгляды расступающейся толпы прилипают ко мне, как мухи на ленту. Одни смотрят с неверием, другие – с нескрываемой неприязнью, третьи (и все без исключения женского пола) – с завистью.

– Леон! – подобострастно верещит слизняк Тимур вдогонку. – Хотел спросить, а ты…

– Не сейчас, – отрезает Леон, продолжая решительно шагать по коридору.

Я ускоряю шаг, чтобы не отставать. Что-то подсказывает мне, что сейчас не стоит давать Леону повода раздражаться.

В молчании мы покидаем здание университета и выходим на парковку. Я тут же начинаю жалеть, что не имею привычки носить солнечные очки, как местные модницы. Дневной свет ощущается чересчур навязчивым, как и внимание, которое щедро льётся на нас со всех сторон.

Остановившись возле своей машины, Леон достаёт телефон и прикладывает его к уху.

– Игорь, привет, – его голос звучит отрывисто и резко. – За Лией не приезжай. Я сам её отвезу.

Повернувшись, он кивает на пассажирскую дверь.

– Садись.

Решив не задавать лишних вопросов, я забираюсь в салон и торопливо накидываю ремень безопасности. Таким Леона я ещё не видела, и сейчас даже немного его побаиваюсь.

Леон занимает водительское кресло и, сосредоточенно глядя перед собой, заводит двигатель.

– Отныне ты будешь ездить в университет вместе со мной.

– А Игорь? – быстро уточняю я.

– Для Игоря найдутся другие дела.

Его сухой тон не располагает к продолжению диалога, поэтому я переключаю внимание на свои руки. Он вроде бы сам заявил о своём покровительстве, так чего сейчас так бесится? Никто его за язык не тянул.

– Дело не в тебе, – негромко произносит он спустя несколько минут гробовой тишины. – А в том, что я нарушил свой главный принцип, и мне нужно подумать, как с этим быть.

Я чувствую облегчение. Всё же я не ошиблась в нём. Леон – один из самых адекватных людей, которые мне встречались.

– Принцип заключается в том, что ты не играешь в белого господина? – шутливо уточняю я.

– Принцип заключается в том, что я держусь подальше от всего, что мне не близко.

– Хороший принцип. Но если тебе станет легче, я совсем не против побыть твоим личным ассистентом в благодарность за избавление от притязаний этого придурка, – я улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку. – Надо подумать, чем я могу быть тебе полезной. Я быстро печатаю, так что могу помочь с курсовыми, могу приносить тебе кофе в обеденный перерыв… Может быть, есть ещё какие-то вещи, которые ты бы хотел делегировать?

Леон шумно вздыхает, давая понять, что мне не стоит продолжать.

– Отныне, если у тебя возникают конфликты с кем бы то ни было, ты ссылаешься на меня. К концу недели все должны знать, что ты… вернее, я… – поморщившись, он делает неопределённый жест рукой. – Чем быстрее это станет очевидно, тем лучше.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Челюсть Леона напряжена, брови нахмурены.

– А как быть с твоей невестой? Ей наверняка не понравится то, что ты взял надо мной шефство.

– Это тебя не касается.

Бросив на меня быстрый ответный взгляд, он снова возвращает внимание к дороге.

– Я сделал то, что сделал, и этого уже не изменить. Твоя задача – слушать меня и не лезть на рожон. Потому с этого дня твои проблемы стали моими.

– Мне жаль, что я волей-неволей осложнила тебе жизнь, – признаюсь я, немного помолчав. – Но я благодарна тебе за то, что ты вступился. Честно говоря, я была уверена, что сегодня был мой последний день в университете. Оно, наверняка, и к лучшему, но уж очень не хотелось расстраивать маму. Она очень гордится, что я учусь в престижном вузе и отказывается верить в то, что на деле это редкий гадюшник.

– Вероятно, к тебе начнут подходить новые люди и предлагать дружбу, – проигнорировав мою исповедь, продолжает Леон. – Много при них не болтай. Даже на самые идиотские вопросы о характере наших отношений отвечай согласием. Все должны безоговорочно верить в контракт альфы и прислуги.

Я хочу спросить, стоит ли соглашаться с предположением о том, что у альфы и прислуги есть секс, но вовремя прикусываю язык. Скорее всего, именно это Леон и имеет в виду.

– И вот ещё…

Я смотрю, как он, одной рукой придерживая руль, открывает подлокотник и достаёт оттуда стопку купюр. – Держи. Купи себе новые вещи.

Несколько секунд растерянно поглазев на деньги, я поднимаю возмущённый взгляд на Леона.

– Ты рехнулся? Я что, похожа на содержанку?!

– Бери, – его голос хоть и звучит спокойно, но в нём звенит металл. – Если уж ты действительно благодарна. Вступая в игру, нужно соблюдать все правила. Обувь, сумка – это основное. На них первыми обращают внимание. Попроси Каролину помочь с выбором. Она обожает шоппинг.

16

– Нет и нет! – строго заявляет Каролина, выхватывая из моих рук очередные чёрные джинсы и возвращая их девушке-консультанту. – Ты же не на похороны собираешься, а в университет.

Вчера вечером она сама постучалась ко мне и предложила сопровождать в предстоящем шоппинг-туре. Это Леон её попросил, будто зная, что я ни за что не обращусь за помощью.

– Нам нужно что-то пастельно-голубое или пепельное, – воодушевлённо пропевает она, пританцовывая между вешалками. – Что-то, что подойдёт к твоим невероятным глазам.

Я невольно улыбаюсь, наблюдая за ней. Каролина совсем не похожа на университетских снобок с их скучающими лицами и отсутствующей мимикой. Она очень живая, непосредственная и в буквальном смысле говорит первое, что приходит ей в голову.

– Пожалуйста, имей в виду, что я не привыкла одеваться в рюши и мини, – умоляюще верещу я, заметив, как сосредоточенно она разглядывает жакет с перьями. – Мой стиль довольно простой.

– Не переживай, это я себе смотрю, – она прикладывает его к себе и, повернувшись к зеркалу, издаёт восхищённый вздох. – Какая прелесть! У меня есть такой розовый, но в этом цвете он просто великолепен.

– Тебе идёт, – осторожно замечаю я.

– Нет-нет, стоп! – тряхнув головой, Каролина возвращает жакет на место и поворачивается ко мне. – Сегодня мы покупаем вещи только тебе. Я должна с серьёзностью относиться к поставленной задаче.

– Да ладно тебе, – я с радостью хватаюсь за возможность избавиться от необходимости тащиться в примерочную. – Я совсем не против поменяться с тобой местами.

– Нет, – отрезает она. – Леон на меня рассчитывает, и я не могу его подвести. Мы купим тебе новую сумку, обувь, пару платьев и новые джинсы. Эти… – она тычет наманикюренным пальчиком в мои ноги, понижая голос до шёпота, – вышли из моды два сезона назад.

Мне с трудом удаётся сдержать смех – настолько серьёзной она выглядит, говоря об этом.

– Давай сойдёмся на одном платье, джинсах и сумке?

– То есть ты предпочитаешь отрывать пластырь медленно, а не быстро? – осведомляется Каролина, сдвинув к переносице светлые брови. – Мы, конечно, можем купить только половину из перечисленного, но тогда завтра придётся снова сюда вернуться.

Она выглядит настолько непоколебимой, что я решаю сдаться. На деле эта милая блондиночка не такая уж и милая, как могло показаться в самом начале.

– Сколько стоит эта барсетка?! – возмущённо шиплю я, ошарашенно глядя на ценник протянутой сумки. – Да это же дурдом какой-то! Тратить такие деньги на кусок кожи!