Бумага (страница 5)
В архивах обеих мануфактур вам всегда будут говорить, что эти документы пока еще недоступны для граждан: «Приводят в порядок. Со вчерашнего дня…»
У них было наводнение: «Вы видите, какие у меня глаза? Нам пришлось читать ныряя, чтобы прежде всего спасти самое важное!»
У них был пожар: «Вы видите, какие у меня глаза? Нам пришлось читать в дыму, чтобы прежде всего спасти самое важное!»
Праздник же: «Ну, тот, когда не работают!»
Архивариус женится: «Мне пришлось не пойти на свадьбу, меня принесли в жертву таким, как вы! Но у меня нет никаких полномочий!»
У архивариуса родился сын: «Если бы дочка, вернулся бы уже завтра. А так я не могу быть уверенным, кто его знает…»
Болен: «Я вижу, вам безразлично! Как вы можете быть настолько бесчувственным?!»
У него родилась внучка: «Если бы внук, вернулся бы уже завтра. А так я не могу быть уверенным, кто его знает…»
Он умер: «Потребуется время, пока мы найдем подходящую замену такому ценному работнику!»
Рано: «Еще закрыто!»
Здесь принято на обед ходить домой: «А после обеда ненадолго прилечь».
А иногда скажут: «Только что закрылись, рабочее время окончилось. Приходите завтра как можно раньше».
Вот так оно всегда: есть какая-то причина, чтобы никто не узнал, кто за какой войной стоит. Иногда кажется, что архивы для того и придуманы, чтобы в одном месте собрать всё, что нужно скрыть.
БИТВА ПРИ АВЕЦЦАНО, ПРИГОТОВЛЕНИЯ. Поэтому необходимо использовать другие, менее официальные и взаимно противоречащие источники. Прошло некоторое время, пока хронология событий не была хотя бы частично установлена:
«В течение ночи Авеццано опять почувствовал слабое землетрясение. Ничего особенного, пожалуй, и не стоило бы упоминания, здесь может тряхануть и сильнее. Жители к этому привыкли, город стоит на большой возвышенности, так что чувствуется и каждый небольшой толчок. Важно только с верхних полок снять керамику и все стеклянное. А летом лучше спать снаружи подальше от стен или чего-нибудь тяжелого, что может свалиться человеку на голову».
«Рассвет был необычно спокойным, как будто все дневные птицы улетели неизвестно куда».
«Пожилой звонарь кафедрального собора Святого Бартоломея все же обошел весь храм, чтобы удостовериться, не появились ли трещины… Затем поднялся на колокольню, известно, что именно она может упасть, когда начнутся толчки. Хорошо, на колокольне не было ни малейшего повреждения, колокольни вызванивали как всегда: San Bartolomeo Apostolo… При возвращении: Apostolo Bartolomeo… Но тут старику на самом верху колокольни показалось, что весь мир перевернулся: все пространство к востоку от Авеццано изменилось».
«Нет, сомнений не было, засвидетельствовал и молодой пресвитер, которого звонарь позвал как можно скорее забраться наверх. Склоны на восточной стороне Авеццано были не такими, как вчера, там виднелись новые горы. Поменьше. Но горы. Несколько десятков».
«Канонику вовсе не хотелось лезть высоко наверх, у него болели ноги, за время поста он изрядно набрал вес… Пожилому звонарю и молодому пресвитеру он сказал, что это воля Господня. Точнее, Бог внес небольшие исправления».
«Пресвитер спросил: „Какие исправления?! Теперь, после стольких лет, прошедших от Сотворения мира?!“»
«Каноник ответил: „Ты молод и неопытен, вероучение – это только основа, служишь ты всего несколько лет… Исправления только сейчас, потому что только сейчас до нас дошла очередь. Знаешь ли ты, каков мир… В сравнении с ним это, так сказать, корректировка. А ведь известно, что землетрясения изменяют картину природы, после них какие-то горы исчезают, а каких-то становится больше. Я бы не стал подниматься на колокольню ранним утром, пусть даже вокруг Авеццано ночью выросли новые горы“».
«Однако молодого пресвитера не удовлетворило объяснение каноника. Он послал пожилого звонаря чуть дальше Авеццано. Туда, где за городом дорога идет наверх к небольшой горе Сальвиано, где находится известное место паломничества и церковь, хорошо знакомая по своему звону: Santuario della Madonna di Pietraquaria… Pietraquaria…