– В смысле, – добавляет Алекс, – сестра никогда не отличалась общительностью, но прошло уже три недели, как она не связывалась с мамой.

Митио кивает, но молчит. Вчера, когда они созвонились, он сообщил только, что тоже не видел Эмери и не получал от нее вестей, а потом предложил встретиться лично. Он явно не хотел обсуждать это по телефону, и Алекс предположил, что все оттого, что Митио знал о незаконности посещений Эмери «природоохранной зоны». Периметр охранялся военизированным отрядом полиции. Если проникнешь на территорию или тебя поймают при попытке перелезть через забор, можешь оказаться в тюрьме. Если выживешь.

А может, он хотел убедиться, что Алекс действительно тот, за кого себя выдает. В каких отношениях состоит его сестра с Митио Амано, для него загадка.

– Ваша мать сказала мне то же, – наконец произносит Митио. – Она сказала, что Эмери редко пропускает условленные звонки.

Официант приносит им кофе.

– Так вы тоже не получали вестей от Эмери, – говорит Алекс.

– Нет. Уже больше недели. Хотя для нее это обычное дело, как по мне. Она пропадала на несколько дней и раньше, не выходила на связь.

– Но… на этот раз вам кажется, что-то случилось?

– Меня это беспокоит, да.

– Видите ли, я понятия не имею, с чего начать, – говорит Алекс. – Поэтому я хотел встретиться с вами. Я даже не знаю, где сейчас Эмери живет.

Еще один факт, который звучит как признание. Всякий раз, открывая рот, Алекс показывает Митио – и себе тоже, – как мало он знает о собственной сестре.

– Она живет у меня, – смущенно признается Митио. – Бросила работу уборщицы пару месяцев назад, и ей не хватало денег на жилье.

– Не знал, что она потеряла работу, – отвечает Алекс. – Это не в первый раз. Она ничего не оставила у вас дома, что могло бы подсказать, куда она делась?

– Нет. Ничего.

Митио осторожно отпивает из чашки. Он так тих и спокоен, думает Алекс. Нет, скорее владеет собой. Он явно решил сообщать как можно меньше информации, будто это допрос, а Алекс – тот, кого следует опасаться. Наверно, так и должно быть. А может, Эмери была для него обузой с этой своей незаконной деятельностью и жизнью впроголодь. Может, ему легче оттого, что она исчезла из его жизни, и он старается не показывать этого.

– А возможно ли, что она уехала из города? – спрашивает Алекс. – Эмери ведь была перекати-поле на протяжении многих лет, пока не вернулась в Ривер-Мидоуз. Она кочевала по миру и никогда нигде не задерживалась надолго. Порой вдруг звонила маме из Европы или Южной Америки… Не знаю, может, она просто решила оставить и этот город.

– Она сообщила бы мне, что уезжает, – отвечает Митио, будто тут нет места для сомнений.

От приступа гнева у Алекса сводит челюсти, хотя неясно, на кого направлена эта ярость. Мать ждет дома новостей, и Митио Амано в курсе. Почему он прикрывает Эмери? Они оба знают, куда она ходит, каким безумным делом занимается, что выбрала своей величайшей жизненной задачей. Она и не задумывалась о том, как тревожится их мать. Алексу просто нужно найти ее, убедиться, что она жива и здорова, а затем вернуться к собственной жизни.

Для начала он оглядывается, чтобы убедиться, что их не могут подслушать. В кофейне почти никого нет в этот суетливый утренний час, пожалуй, это что-то говорит о состоянии местной экономики. Еще несколько посетителей заняты беседой или уткнулись в телефоны.

– Полагаю, вы знаете, куда ходит Эмери, – мягко произносит Алекс. – Что она посещает…

Алекс колеблется, внезапно ощутив нежелание называть то место, будто, умолчав о нем, он не даст ему проникнуть в реальность. Как он поступал уже много лет.

Митио долго смотрит ему в глаза. Затем моргает и поправляет очки, словно старается получше разглядеть человека напротив. Похоже, он сейчас принимает решение, можно ли доверять Алексу.

– Да, я знаю, – наконец говорит он. – Здесь некоторые называют это Заповедником.

– Заповедником. Ладно. Как бы то ни было, она мало нам рассказывала о визитах туда. Если вы что-то знаете…

– Знаю, – говорит Митио. – Мы общались утром, пока я собирался на работу, восемь дней назад. Она сказала, что собирается уйти на день. С тех пор я ничего о ней не слышал.

– Собирается уйти. Может, это не мое дело, но кем вы приходитесь моей сестре? Она никогда мне про вас не рассказывала.

Юноша поджимает губы, и Алекс гадает, не собирается ли тот сказать: «Мне она тоже про вас не рассказывала».

– Мы дружим вот уже несколько лет, – говорит Митио. – Это все, если вас это интересует. Она пришла в университет на мою лекцию о нечеткой математике предсказания погодных явлений. Осталась, чтобы задать хорошие, вдумчивые вопросы. Экология – это как ругательство для многих здешних. Было… приятно встретить человека, которого волнуют те же проблемы. В общем, мы стали общаться. С тех пор я просил ее сообщать мне, когда она планирует посетить «природоохранную зону».

– А по возвращении она тоже вам сообщает?

– Обычно да. Не всегда. Поэтому я не сразу понял, что что-то не так. Послушайте, мистер Хьюитт…

– Зовите меня Алекс.

– Алекс. Есть и другие, кто занят тем же, что и Эмери. Они проникают в Заповедник, чтобы спасти раненых животных, попавших в ловушки. Не могу вам назвать их, но они уже искали ее.

– Правда? А… когда? То есть…

– Три дня назад. Они искали так тщательно, как только можно в таком месте, особенно там, где, как они считали, она может оказаться. Где она обычно бывает. Они ее не нашли.

– Кто эти люди? Я должен связаться с ними.

Митио смотрит вниз, на стол.

– Простите, не могу вам их назвать.

– Почему?

– Не могу. И все. Но тот факт, что они ее не нашли, еще не значит, что она не вернется. Или что она погибла. Эмери пропадала надолго и раньше, не давала о себе знать.

– Митио, послушайте, кем бы ни были те люди, пожалуйста, спросите их, не возьмут ли они меня на поиски. Скажите, что мне нужно туда. Я могу заплатить много денег.

– Они не возьмут ваши деньги. Дело не в этом.

– Но тогда в чем? Просто скажите, что хочу поговорить с ними. И все.

– Думаю, пока лучше просто подождать и…

Алекс вскидывает руки.

– Тогда, наверно, я пойду к копам. Если вы мне не поможете, если эти люди мне не помогут, что мне еще остается? Я ни для кого не хочу неприятностей, прежде всего для себя, но мне не справиться в одиночку.

– Разговоры с полицией ни к чему хорошему не приведут, – замечает Митио. – Они патрулируют периметр, и только. Когда они ловят того, кто пытается проникнуть туда или выйти оттуда, его арестовывают. Но сами они и шагу не сделают за забор. Для них это тоже под запретом. Они примут у вас заявление о пропаже человека и закончат на этом.

Алекс смотрит в окно. Легковушки и пикапы пролетают мимо по дороге – обычный день. Он делает глубокий вдох, пытаясь обрести хоть какое-то подобие равновесия.

– Да, я это знаю, – наконец произносит он. – Тогда, видимо, я пойду туда один.

Митио моргает и вновь поправляет очки.

– Эмери рассказывала вам, что там?

– Как я и говорил, мы никогда это не обсуждали. По-настоящему.

Алекс вспоминает последнюю встречу с сестрой несколько лет назад. Они собрались втроем отпраздновать мамино шестидесятилетие в ее квартире в Оканагане.

– Зачем? – спросил он Эмери. Вопрос касался и возвращения в Ривер-Мидоуз, и посещений запретной зоны.

– Я там родилась, – ответила она.

– Ты родилась в родильном отделении больницы Барнеби, как и я.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Правда? Не понимаю, почему ты считаешь это своим делом. В смысле, что тебе до этих зверей? В диких условиях животные каждый день гибнут страшной, мучительной смертью, и так было всегда, задолго до того, как появились мы. Такова природа.

– Это место, – сказала она, указывая куда-то туда, за горы и прерию, – это место не природа. Это сделали мы. Люди. Кто-то должен взять на себя ответственность за это.

Алекс упирается взглядом в полную чашку кофе, который еще даже не попробовал.

– Я не вижу иного выхода. Если она ушла туда, я тоже туда отправлюсь.

Юноша изучает его, словно оценивая его смелость или решимость.

– Власти очень постарались скрыть от людей правду о том, что случилось в Ривер-Мидоузе, – говорит Митио. – Они назвали это «природоохранной зоной», ведь если дать чему-то запоминающееся название, люди примут его за истину. Но они не охраняют природу. Они просто окружили место забором, потому что не знают, как исправить то, что нарушили, и никто не хочет это признать. Вы жили в том городе. Уверен, вы помните эти аномалии, эти рассогласования, которые появлялись и исчезали. То, что происходит в «природоохранной зоне» – это одно бесконечное, непредсказуемое, неотвратимое рассогласование. Вы и не представляете, как там опасно.

Алекс сглатывает.

– Уверен, так оно и есть, но мне нужно найти сестру. Я должен попытаться.

Митио откидывается на стуле. Он вновь поправляет очки, должно быть, это его нервная привычка.

– Понимаю, – говорит он. – Вы ее любите. Она член семьи.

Он произносит это с такой простой убежденностью, что кажется еще моложе, до странности невинным, будто живет в мире, который чище мира других людей. Алекс понимает, что Митио напоминает ему Эмери в детстве. Он вновь видит номер в мотеле «Сонный медвежонок», где они жили с отцом, пока Эмери лежала в больнице и мать дежурила у ее постели. Бен Хьюитт старался держаться и изо всех сил стремился добиться отклика от сына, который ни в какую не хотел ему открываться. Нужно быть оптимистами.

Митио выпрямляется и отодвигает чашку в сторону. Роется в рюкзаке, вынимает маленькую книжку в бледно-зеленой обложке со спиральным переплетом.

– Это одна из записных книжек Эмери, – говорит он. – Когда книжка заканчивалась, Эмери отдавала ее мне на хранение, а сама начинала новую. Это последняя, она отдала ее мне пару недель назад.

Он пододвигает книжку к Алексу. Тот берет ее, изучает мятую мягкую обложку.

Пиши в дождь

Дневник на любую погоду

Патентованная водоотводящая бумага

Под печатным текстом Эмери аккуратно надписала черным фломастером: «№ 24».

Осторожно, словно блокнот может быть заражен, Алекс берет его в руки и открывает на середине. Для дневника, чьи страницы должны отводить влагу, бумага слишком уж сильно пошла волнами, истрепалась, испачкалась. Его обоняние улавливает легкий земляной запах – так пахнут камни, когда сохнут на солнце после дождя. Он понимает, что этот блокнот – свидетельство того, сколько часов Эмери провела там, за забором, порой в очень сложных погодных условиях.

Он перелистывает назад, к первой странице. Надпись карандашом, сделанная ее мелким, аккуратным почерком. Первая заметка датируется чуть более чем шестью месяцами назад. Она записала время, когда вошла в Заповедник (6:14) и вышла (19:36). Больше двенадцати часов. Целый день. Между этими цифрами заметки о погоде и список увиденных животных: несколько зарянок, желтая древесница и три белохвостых оленя.

Он переворачивает страницы. Она писала и другие заметки. О хронологии событий, связанных с Ривер-Мидоузом и выемкой руды, все расписано по годам. Факты и рассказы о встречах людей с птицами и другими животными, попытки общаться с другими видами – в том числе в прошлом и по всему миру. Истории, которые она сочла достаточно важными, чтобы их записать.

Алекс листает до последней записи. Еще одна короткая заметка о посещении Заповедника, с указанием времени и наблюдений за животными.

18:47 Две сороки на крыше сгоревшего амбара, гнездятся здесь все лето. Тут находится аномалия, одна из самых непредсказуемых в Заповеднике, но это их не отпугивает или, похоже, не заботит, по крайней мере там, наверху. Еще одно доказательство, что аномалия расположена на уровне земли.