Влюбился заново… в жену (страница 3)
– Я больше не хочу с ним говорить и видеться.
Это было столь внезапно, что я даже охнула. Совершенно не рассчитывала на то, что наша беседа завершится именно на этом. И что в принципе сын придёт к такому пожеланию…
– Герман, я понимаю, что твой папа поступил плохо… – начала, но он повторил ещё более твёрдо:
– Я больше не хочу с ним говорить и видеться!
И что я могла сказать? Нет, ты не должен принимать таких решений?
Несмотря на весьма юный возраст, только Герман мог знать, как ему поступать дальше в том, что касалось общения с отцом. Да и, положа руку на сердце, я понимала, что это эмоции, которые рождаются здесь и сейчас. Пройдёт время и всё может измениться.
– Хорошо. Я думаю, что пока мы на этом остановимся. Но если что – ты же знаешь, что всегда можешь ко мне прийти и рассказать обо всём, что с тобой происходит. И что у тебя на душе.
Герман кивнул и взглянул на меня глазами, в которых плескалась затаённая боль.
– Бабушка говорила тебе что-то нехорошее…
Он не спрашивал – утверждал. И в этом вопросе я тоже решила не играть в молчанку. Ответила ровно:
– Да. У нас с ней вообще не особо складывается общение. Так что вряд ли она появится у нас дома в обозримом будущем.
Следующая возникшая пауза была ещё более дискомфортной, чем те, которыми мы заполняли неприятную беседу до сего момента.
– Давай я приготовлю нам что-нибудь вкусненькое, – предложила Герману, чтобы сменить неприятную тему.
На что он покачал головой, лёг на постель и свернулся калачиком.
– Я не хочу, – ответил сын, отчего возникло чувство, будто мне полоснули по сердцу.
Постояв немного, не зная, как ещё помочь своему ребёнку, я дождалась, пока он заснёт. Видимо, напряжение было столь острым, что его нервная система попросту не выдержала…
Что ж, это к лучшему. Как говорится – утро вечера мудренее.
Укрыв Германа пледом, я всё же покинула его комнату и хоть мне тоже совершенно не хотелось есть, заняла себя готовкой.
Моя откровенность в любом случае приведёт к чему-то новому, скорее всего, неприятному. Илья так просто мне это с рук не спустит.
Но подумаю я об этом как-нибудь потом.
***
Сын отпросился погулять с другом и немного поиграть в футбол в ближайшем дворе, и я, конечно же, противиться не стала.
Как раз занялась насущными делами – посетила скромную, но весьма интересную выставку, которая была связана с моей деятельностью. Меня вновь охватило размышлениями о тех задумках, которые я хотела воплотить в проекте – трудилась я ландшафтным дизайнером, и заказ у меня был весьма масштабный.
Когда же вернулась домой – первое, на что наткнулся мой взгляд: обувь Кудряшова в прихожей.
Чёрт бы его побрал, он что, снова был здесь? В том месте, где его совершенно не ждали?
И да – сам Илья обнаружился… мирно спящим на моей кровати. Причём с той стороны, где обычно я и устраивалась на ночёвку.
Но самое главное заключалось не в этом. Кажется, бывший муж решил поиграть в какие-то свои игры, потому что он… притащил с собой сумки!
Наглости у Кудряшова было не занимать. И если он решил, что может вот так вот на голубом глазу притащить сюда своё барахло, не спросив моего на то позволения, то мне предстояла очень важная миссия. Показать и словами, и действиями, что здесь Илью никто не ждёт. Особенно на ПМЖ!
– Какого чёрта тут происходит? – проговорила я чётко и раздельно таким громким голосом, что от него аж самой захотелось вздрогнуть.
Кудряшов как-то забавно тонко вскрикнул, вскочил на постели и заозирался.
Потом заметил меня и уставился обвиняющим взором, в котором плескалась искренняя злость.
– Катя, ну ты что? – возмутился он. – Так же и до инфаркта недалеко!
Я указала на сумки, стоящие возле кровати. Потребовала ответа непримиримым тоном:
– Что это такое, дьявол тебя раздери? Ты решил устроить из моего дома перевалочный пункт, потому что твоя Лиля тебя бросила?
Илья поджал губы, будто бы сейчас я нанесла ему смертельную обиду. Затем вздохнул так тяжело, что его можно было бы даже пожалеть, если бы я не знала: в этой реакции притворства больше, чем у шлюхи, которая изображает любовь за деньги.
– Никакая Лиля никуда меня не бросала, – отрезал он. – Я сам от неё ушёл.
Он спустил ноги с кровати, встал и подошёл ко мне. Я сложила руки на груди и замотала головой, давая понять, что приближаться ему точно не стоит.
Однако дальше случилось то, чего я вовсе не ожидала. Кудряшов какое-то время посомневался, а потом шагнул ко мне и попытался обнять.
И тут я испугалась. Мне в голову пришла мысль, которая поначалу показалась дурацкой: а что сейчас может помешать Илье насильно меня обнять и начать, например, нацеловывать? Это от того мужа, с которым я прожила столько лет, подобного ожидать не приходилось, но сейчас-то всё иначе.
Видимо, заметив мою реакцию, Кудряшов замер, а на челе его отразилась работа мысли. Может, он вообще сейчас стоял и думал: не стоит ли применить силу? И посмотреть, сломаюсь ли я под его напором. О насилии я, конечно, не думала, на такое он пойдёт вряд ли. А если вдруг у нас завяжется небольшая стычка, уж конечно, я не побегу в полицию с заявлением наперевес.
Однако, мой страх, судя по всему, отрезвил Илью. Он буркнул обиженно:
– Ты что, действительно считаешь, что я могу причинить тебе зло?
Отвечать я не торопилась. Врать, что уж конечно, даже не подозреваю мужа в том, будто он может мне навредить, было бессмысленно. Илья сам всё видел по моему лицу. Но и обвинять его в том, чего он не сделал, поводов тоже не имелось.
Отойдя обратно к кровати, когда не дождался от меня ни слова по данному озвученному вопросу, Кудряшов повторил:
– Я сам ушёл от Лили. И планирую жить здесь, у себя дома. Если не хочешь пускать меня в супружескую постель – так тому и быть. Стану ночевать на дива…
– Нет!
Это слово я выкрикнула ещё громче, чем свой вопрос, который совсем недавно разбудил Илью.
– Это исключено! – добавила тоном, в котором уверенность была просто огромной.
Ну неужели он и впрямь всё это говорит не в шутку? Мы разведены, никакого воссоединения больше не будет, как бы он ни старался сделать вид, что я действительно теперь что-то для него значу.
Он ведь меня отлично знает. И в курсе того, что прощения не будет.
– Катя, пожалуйста, давай не будем доводить до абсурда. Я не хочу напоминать тебе, что это такая же моя квартира, как и твоя, потому что…
Илья запнулся, подбирая слова, а я закончила за него:
– Потому что ты сам сказал, что уходишь к своей уникальной Лиле и не станешь претендовать на это жильё!
Я произнесла эти слова с нажимом, потому что у нас действительно состоялся такой разговор. И Кудряшов был при этом настолько убедителен, что я ему поверила.
У наших друзей была подобная история. Наш приятель ушёл из семьи пару лет назад, потому что полюбил другую и стал с нею жить. И он ни словом, ни делом не показал, что его первоначальная затея оставить бывшей жене и отнюдь не бывшим детям квартиру, трансформируется в желание вернуться хоть когда-либо.
– Да, так действительно было. Но сейчас всё изменилось! И дело вовсе не в том, что мне негде жить. Уж я найду возможность снять себе что-то другое. Просто я решил, что так мне будет проще тебя вернуть. Ты увидишь своими глазами, какой я на самом деле честный и надёжный муж.
Дослушав сию тираду, я запрокинула голову и расхохоталась. И пока Кудряшов опять превращался в буку, который смотрел на меня взглядом ребёнка, получившего незаслуженную оплеуху, я пыталась осознать простую, но в то же время очень сложную вещь.
Что мне делать, если этот баран вобьёт себе в голову вероятность претворить свой план в жизнь?
От необходимости выяснять этот немаловажный момент меня избавило возвращение домой сына. Я даже чертыхнуться не успела, когда услышала звук открываемой двери, а из прихожей досталось осторожное:
– Мам?
Герман наверняка увидел обувь отца у порога. А когда прошествовал в нашу комнату, я вообще напрочь забыла обо всём. Потому что сын вдруг сделал то, чего мы с Ильёй уж точно никак не ожидали. Опустил голову, рыкнул, словно волчонок, и…
… бросился на Кудряшова с явным намерением его поколотить.
Замерев от ужаса, который сковал меня по рукам и ногам, я, словно в самом страшном полусне наблюдала за тем, как Герман, налетев на отца, попытался его ударить. Он занёс ручонку, сжатую в кулак, и Илья только в последний момент увернулся с каким-то диким, полным шока, звуком.
– Герман! Господи, Герман! – вскричала я, кидаясь к своему ребёнку.
Тому, кого и нужно было защищать в первую очередь – прежде всего от того, в каком состоянии он пребывал сейчас.
Вся ситуация, созданная руками Кудряшова, была сильнейшим потрясением для нервной системы нашего несчастного Германа. И сейчас если Илья бы ему ответил, я просто не знала, что делать.
Вернее, на ум просилось лишь одно: броситься на выручку сыну, защитить его даже ценой собственного здоровья. А вот как в дальнейшем быть с тем, какая непоправимая травма будет нанесена Герману, я не знала.
Однако, предпринимать никаких воинственных действий и не пришлось. Драться с десятилетним ребёнком Кудряшов не стал. Он как-то умудрился схватить его за плечи и не позволить нанести себе удар, легонько встряхнул, после чего воззрился полным ужаса взглядом.
– Ненавижу тебя! Ненавижу! – закричал Герман, пока я быстро высвобождала его из рук отца и прижимала к себе.
– Геша… Да что такое случилось-то? – с недоумением проговорил Илья, смотря то на меня, то на сына.