На полпути к подруге Ира остановилась у зеркала. Приосанилась, расправила складки на плиссированной юбке и тряхнула светлыми волосами. Пряди послушно опустились на плечи, возвращаясь в первоначальную прическу. Ей не приходилось каждое утро возиться с кудрями, потому что шевелюра вела себя послушно, поддавалась укладке и не стремилась выйти из-под контроля.

На фоне аппетитной Иры совсем не худая Лёля выглядела истощенной и блеклой. Подруга обладала выдающейся фигурой: слегка полноватой, с красивой линией бедер и узкой талией. Не каждому жениху будет по силам перенести пышущую здоровьем невесту через порог загса. Такая и сама перенесет, даже если нареченный будет упираться. Лёля сразу подумала, что Герман бы точно смог. Но они с Ирой почему-то не ладили, видимо, из-за того, что та оказалась сверхъестественно устойчива к его обаянию.

С Ириной Лёля познакомилась четыре года назад. По мнению подруги, эта встреча была предопределена свыше и начертана на линиях судьбы. В то время Ира увлекалась астрологией и накидывалась на потенциальных клиентов прямо на улице. Лёля не смогла избавиться от настойчивой особы, почувствовавшей «родственную натуру эманациями души», и приняла дружбу. Поначалу быть приятельницей Иры казалось несколько утомительно, но постепенно Лёля привыкла к увлекающемуся характеру и шумному поведению подруги и даже начала испытывать благодарность за ее кипучую энергию и легкий нрав.

Ирина прислушалась к мотиву, что напевала Лёля.

– На каком языке ты вообще поешь? Звучит как заклинание.

Лёля резко оборвала веселенький мотив, не забыв залиться румянцем. Как она ненавидела в себе эту неудобную и предательскую способность краснеть! Стоило ей хоть немного разволноваться, как щеки начинали лихорадочно алеть, выдавая внутреннее состояние. Мама еще в детстве распознала эту особенность и использовала как детектор лжи. Но самое ужасное, что Лёля краснела даже в тех случаях, когда правда звучала не слишком убедительно или же сама она подсознательно боялась вызвать недоверие.

Не поворачиваясь, Лёля с деланым спокойствием расправила вешалки на круглой стойке.

– Я даже не знаю, что это за песня. Слышала по радио, мотив такой приставучий.

Ира сделала вид, что не заметила сбивчивых оправданий. Она всю жизнь потратила на то, чтобы чего-то не замечать. Особенно преуспела в лицедействе насчет своей внешности: на свист не оборачивалась с пятнадцати лет, а на реплики об аппетитной заднице перестала реагировать еще два года спустя.

– Пойдем обедать? – весело предложила она, оставляя тему музыки.

Лёля пристроила последнюю вешалку и оглядела пустое помещение. Денис листал каталог в ожидании клиентки, сидя в кресле, и лениво болтал ногой в начищенном до зеркального блеска ботинке. Одевался он только в New look, несмотря на то, что на одну-единственную деталь гардероба приходилось копить около месяца. Он откликался только на англоязычную форму собственного имени – Дэн – и был уверен, что траты стоили ощущения всемогущества, которое дарили брендовые рубашки и ботинки.

Лёля неуверенно запротестовала:

– Нельзя уходить вдвоем.

Ира воровато оглянулась на Дэна и подмигнула ей.

– Он не сдаст, я его два дня назад прикрыла, так что не дрейфь. – Видя нерешительность подруги, подтолкнула ее к выходу. – Пообедаем нормально в кафе, а не на бегу.

Лёля нехотя побрела к распашным дверям, подгоняемая сзади настойчивой приятельницей.

Они пересекли просторный холл, уже не блестящий новогодними украшениями. Только утром рабочие закончили снимать огромные зеркальные шары и унесли пушистых оленей: останки праздника упокоились в складских помещениях, а кое-что отправилось прямо на свалку. Холл выглядел непривычно голым и беззащитным, словно обнаженный пациент на приеме у доктора, торопящийся натянуть вещи, как только будет закончен осмотр.

Ира, подхватив Лёлю под локоть, заставила подстроиться под свой темп ходьбы.

– Ты ешь куркуму, как я тебе советовала? – Не дожидаясь ответа, она уверенно заключила: – Вижу, что лопаешь. Волосы блестят, и новогодняя обжираловка на тебе не отразилась. Я же говорила, куркума – вещь.

Лёля виновато опустила взгляд. Она купила большую упаковку этой индийской пряности еще в последних числах прошлого года, но так и не испробовала на себе целебные свойства куркумы – просто забыла. Признаться, что проигнорировала совет, было стыдно. Проще оказалось промолчать, а вечером действительно проверить, так ли желтая пудра полезна, как ее расхваливает подруга. А еще лучше просто подождать пару дней: Ира наверняка загорится очередной безумной идеей и потребует поддержать эксперимент. На кухне Лёли еще не иссякли запасы сушеного имбиря, чудодейственного для иммунной системы, как уверяла Ирина месяц назад.

Сделав заказ за двоих, Ира потянула подругу в угол кафе. Лёле досталось место спиной к залу. Ира предпочла мягкое глубокое кресло, оставив ей жесткий стул. Лёля не любила жевать прилюдно и, если бы выбирала сама, села бы именно сюда.

Ожидая заказ, подруга выудила из сумочки тонкую брошюру и пальцем пододвинула ее к Лёле.

– Ты, наверное, обратила внимание на мою кожу. – Она откинула волосы в сторону и слегка наклонила голову, позволяя свету лампы выгодно очертить румяные щеки. – Это всё прополис.

Лёля скосила взгляд на тонкую книжицу, снова подняла глаза на Иру.

Та веско кивнула.

– Прополис. Тут всё написано. Почитай на досуге. Поразительная вещь.

Лёля послушно придвинула к себе брошюру. Рядом она положила телефон, чтобы контролировать время, отпущенное на обеденный перерыв. Увидев заставку на экране Лёлиного мобильника, Ира протяжно вздохнула.

– Он что, еще не приехал? – Ира никогда не называла Германа по имени, обходилась местоимением или пренебрежительным «дружочек».

– Должен был вчера, но не берет трубку. Как освободится, сам позвонит. Скорее всего, еще не вернулся.

– Наверное, так и есть, – легко согласилась Ира таким тоном, будто имела в виду диаметрально противоположное. – На твой день рождения опять усвистает в дальние дали и не озаботится подарком?

Лёля пожала плечами. О скором празднике думалось с беспокойством. Число тридцать пугало своей основательностью и размерами. Сейчас ей еще двадцать девять, а через два месяца она пополнит ряды матрон бальзаковского возраста. Тех самых, что в детстве виделись ей жуткими бабками с бородавками на носу, с засаленными волосами, в неизменных цветастых юбках и меховых безрукавках. Вот и мама говорит, что тридцать – это рубеж, к которому нужно прийти с определенным багажом, желательно в статусе жены-матери. А Лёля никак не могла определиться со своим местом в жизни Германа, да и он не желал этого, хотя сам стал центром ее вселенной давно и прочно.

– Герман всегда дарит мне подарки. Чуть с опозданием, но дарит.

Ира вздохнула, отложила вилку, посмотрела на подругу долгим внимательным взглядом.

– Лёля…

– Не говори, а то обижусь. – Лёля интуитивно поняла, что подруга собирается в очередной раз высказаться о ее отношениях с Германом. – Я сама виновата. Не дождалась его. Всё могло сложиться совсем по-другому, если бы я умела ждать.

После школы Герман и Лёля, считавшиеся парой, поступили в один институт. Но молодой человек довольно быстро понял, что ошибся в выборе профессии, бросил ненавистную юриспруденцию в начале второго курса и поступил на тренерский факультет в другом городе. Отношения на расстоянии разорвались не сразу. Они растягивались, как жевательная резинка, истончались постепенно, с каждым месяцем всё больше и больше, пока в один прекрасный день не лопнули, выстрелив отдачей разорванной первой любви преимущественно по Лёле. Три года они даже не созванивались, исчезнув из жизни друг друга.

Лёля страдала тихо, но глубоко. Подавляя эмоции работой, не вылезала из болезней и гнетущей депрессии. Незаметно для себя очутилась в отношениях с коллегой, унылых и безэмоциональных, как трясина. Они оба напоминали сонных тюленей, приговоренных к сезонному размножению и потому временно объединившихся в пару. Он стал первым мужчиной Лёли, но не оставил в душе никаких чувств, даже неприятных, сохранился в памяти как сухой факт из биографии. Их отношения потухли с переходом Лёли на новую работу. Она вычеркнула эти месяцы из памяти вместе с именем случайного человека, временно придавшего ее серой грусти более светлый оттенок.

Устав от жалостливых взглядов бывших одноклассников и негодующего маминого взора, Лёля сочинила историю о крепкой теплой дружбе с Германом, проросшей на руинах школьной любви. Кажется, кто-то из общих знакомых озвучил эту версию самому Герману. Это объяснение ему приглянулось, он уверовал в возможность приятельства и вернулся в жизнь Лёли как ни в чем не бывало. Периодически вспоминал ее недолгую интрижку с коллегой по работе, разрушившую их отношения, и горестно вздыхал: «Эх, Лёшка, что же ты меня не дождалась, мы были такой красивой парой». Лёля так и не поняла, откуда Герман узнал об эпизодическом мужчине, не затронувшем ни одной струны ее души, но казнила себя регулярно. Если бы она потерпела, то Герман обязательно бы к ней вернулся в качестве не старого друга, а возможного суженого.

Эти странные отношения длились уже семь лет, периодически оживлялись нетрезвым сексом по дружбе, но не сдвигались в матримониальную сторону. Ира несколько раз намекала на его любовные похождения на соревнованиях и сборах в других городах, но Лёля только отмахивалась и напоминала, что сама виновата: не дождалась.

Ставя в неприятной беседе точку, Лёля раскрыла предложенную подругой брошюру и с намеренной увлеченностью углубилась в чтение. Правда, буквы никак не складывались в слова, а сами предложения не содержали смысла, оставаясь набором черных черточек и загогулин.

– Кажется, там Машка на эскалаторе. – Ирина чуть приподнялась, желая удостовериться в предположении, и тут же резко села, пригнувшись к столу. – Точно, она. Не поворачивайся, может мимо пройдет и не заметит.

Лёля резко оглянулась, услышав за спиной разочарованный вздох.

– Точно, Маша. – Через секунду она поймала взгляд обсуждаемой девушки и приветливо улыбнулась.

Ира откинулась на спинку кресла и насупилась. Обе девушки общались с Лёлей, а друг друга тихо ненавидели. Без Лёли, как без переводчика, никак не могли найти общий язык. Ира побаивалась острую на язык Машу и ревновала Лёлю к их длительной дружбе, выросшей еще на школьной скамье. А Мария откровенно презирала Иру за лишний вес, назойливую говорливость и простоту.

Маша ежедневно размещала в соцсетях фотографии из тренажерного зала, демонстрируя худощавую фигуру, снимала каждый свой шаг и делилась мыслями с подписчиками. На неприятные комментарии реагировала бурно, развязывая войну, переходящую в реальный мир, если брякнувший недоброе комментатор оказывался жителем этого же города. В обиду себя не давала и редко замечала, если сама кого-то оскорбляла.

Завидев девушек, Маша взглянула на часы, убедилась, что у нее есть десять минут для светского трепа, и направилась в сторону кафе.

Ире сдержанно кивнула, Лёле натянуто улыбнулась.

– Тюремщик вас отпустил на прогулку по периметру двора?

Лёля сдвинулась в сторону, освобождая место для подруги. Соседний столик не был занят: в метре от Маши стоял свободный стул, даже два, но оба были проигнорированы. Девушка прошлась взглядом по помещению, нашла официантку и кивнула, призывая подойти. Наклонившись к плечу Лёли, пару раз щелкнула себя на телефон и погрузилась в глубины Интернета, в котором как раз не хватало очередной фотографии из кофейни.

Когда официантка приблизилась, Мария отвлеклась от экрана.

– Поставьте стул к нашему столику и принесите латте. Только умоляю вас, пусть это будет нормальный латте, а не какая-нибудь бурда на воде из-под крана. Используйте ионизатор.