Он дочитал докладную записку и поглядел в окно на цепочку фонарей вдоль Плац-парада конной гвардии. Главным его достоинством как премьер-министра – некоторые даже говорили о гениальности, хотя он скромно считал это преувеличением, – была способность одновременно воспринимать множество сложных и не связанных между собой проблем, рассматривать различные варианты их решения и удерживать все это в голове, а также терпение, позволяющее дождаться идеального момента для действия или бездействия, которое, как показывал опыт, часто оказывается предпочтительным, поскольку проблемы имеют свойство разрешаться сами собой, если оставить их в покое. «Подождем и посмотрим» – эту фразу ему частенько припоминали и высмеивали за нее, хотя сам он считал ее в высшей степени разумной. Но что еще оставалось делать? Возможно, не случится ничего. Или начнется Армагеддон. Сейчас он ничего не мог предпринять. Жаль, что Венеции не будет в городе. Это бесценный подарок судьбы – иметь рядом человека, которому можно довериться, человека, чьи советы не искажены личной заинтересованностью. Но завтра утром она должна отплыть на яхте Адмиралтейства в Шотландию вместе с Уинстоном и Клемми Черчилль, а потому в пятницу не будет никакой дневной поездки с Венецией. Его всегда выводило из себя, когда не получалось увидеться с ней.

Он просмотрел остальные телеграммы, допил бренди и отправился в спальню. Умылся, сменил костюм на ночную рубашку, сел на кровати и читал «Нашего общего друга»^[10], пока глаза не начали закрываться, а потом уснул.

На следующее утро, во вторник, Димеру было приказано вернуться к обычным своим обязанностям. Похоже, дежурный офицер первого округа столичной полиции испытал немалое удовольствие, перевесив выскочку на пару крючков ниже и назначив после работы на Куинна расследовать всплеск ограблений в Пимлико. Это была нудная работа – ходить от дома к дому и расспрашивать жильцов, не заметил ли кто что-нибудь подозрительное, любой констебль справился бы с ней ничуть не хуже. Вернувшись в Скотленд-Ярд несколькими часами позже, Димер получил сообщение о том, что Куинн желает срочно встретиться с ним. Через пару минут он уже стоял перед столом суперинтенданта. Сесть ему не предложили.

На вид главе Специального отдела было лет шестьдесят. Худощавый, с впалыми волосатыми щеками, густыми темными бровями и серебристой бородкой клинышком на остром подбородке, он вполне сошел бы за почтенного жокея-любителя из графства Мейо. Суперинтендант взял рапорт Димера и снова зацокал языком:

– Даже представить не могу, где вы все это раздобыли. Здесь гораздо больше подробностей, чем нужно знать любому человеку. – Он покачал головой с обеспокоенным и даже с раздраженным видом. – Вы указаны в документе в качестве проводившего расследование полицейского офицера, а стало быть, включены в список свидетелей завтрашнего коронерского суда. Вы обязаны там присутствовать.

– Да, сэр.

– Однако давать показания вы не обязаны. Если коронер вызовет вас, вы должны ответить, что не можете добавить ничего существенного к уже сказанному. Я не хочу, чтобы вы лжесвидетельствовали, а потому точная формулировка имеет особенно важное значение. Вы улавливаете мою мысль, сержант?

– Да, сэр.

– Если история о пьяном пари получит огласку, это лишь принесет новые огорчения семейству Энсон и поставит в неловкое положение свидетелей, – сказал он и бросил рапорт Димера в мусорную корзину. – Мы поняли друг друга?

– Да, сэр.

– Можете идти.

Когда Димер был уже в дверях, суперинтендант сказал вдогонку:

– Кстати, вы отлично поработали.

Спал Димер беспокойно и на следующее утро поднялся рано. Побрился, оделся с еще большей аккуратностью, чем обычно, и к восьми часам уже был в Ламбете.

Коронерский суд и морг располагались рядом, в неприметных зданиях из красного кирпича. Димер предъявил служебное удостоверение и вошел в морг. Тела погибших уже перенесли в гробы – из полированного красного дерева у Энсона и простой сосновый у Митчелла. Крышки гробов были открыты, и оба покойника, облаченные в костюмы с галстуками, выглядели поразительно юными, почти невинными. Их можно было принять за братьев. Кроме царапин на носу, лицо Энсона не пострадало. Димер наклонился к лежащим у его гроба цветам. На траурной ленте огромного букета из белых роз, красных гвоздик и ландышей было написано: «От премьер-министра и миссис Асквит». Гроб Митчелла ничем украшен не был.

Димер снова вышел на вымощенный булыжником двор. С полдюжины фотографов уже заняли позиции у входа, а вскоре начали собираться и свидетели со спутниками, пришедшими их поддержать, а также родственники покойных в траурных одеждах: черные платья, шляпки, перчатки и даже зонтики у женщин и черные костюмы и котелки у мужчин. Димер узнал нескольких человек, которых видел на причале. Граф Бенкендорф явился один. Леди Диана Мэннерс – с пугающе старой на вид леди, вероятно герцогиней Ратленд. Реймонда Асквита с обеих сторон сопровождали адвокаты во фраках, одним из которых был известный барристер и член парламента от юнионистов Ф. Э. Смит. Театральный актер и антрепренер сэр Герберт Бирбом Три вел под руку свою скандально известную дочь Айрис. Фотографы непрерывно щелкали вспышками.

Дождавшись, когда все они прошли мимо, Димер проследовал за ними. В зале суда, размером не превышающем классную комнату, с голым дощатым полом и побеленными стенами, в июльскую жару было не продохнуть даже утром и при открытых окнах. Димеру удалось протиснуться в дальний угол. Каждый квадратный фут был кем-то занят: чиновники, присяжные, свидетели, зрители, репортеры, адвокаты. Боже милостивый, адвокаты! В коронерском суде Ламбета никогда прежде не случалось такого аншлага. Два обладателя шелковой мантии^[11], каждый с годовым доходом не меньше десяти тысяч, – Ф. Э. Смит, представляющий интересы гостей прогулочного парохода, и Эрнест Поллок, еще один парламентарий-юнионист, выступающий от лица семейства Энсон, вместе с младшим адвокатом прямо из штанов выпрыгивали, чтобы отдать дань героизму Уильяма Митчелла и пообещать финансовую помощь его вдове и полуторагодовалому сыну.

Тон дальнейшему разбирательству был задан, и вскоре у Димера возникло ощущение, будто он смотрит пьесу, возможно в постановке Бирбома Три, в которой каждый актер получил и выучил свои реплики, в том числе и сам коронер, заявивший, что не видит необходимости раскрывать весь список приглашенных на пароход гостей и не собирается комментировать происшествие, а только изложит факты и попросит присяжных вынести вердикт.

Первый вызванный свидетель, капитан Уайт, подтвердил, что никто из гостей определенно не был пьян: «веселые, но трезвые».

Тут поднялся с места адвокат Энсонов.

Поллок: Сэр Денис был в хорошем расположении духа?

Уайт: Да.

Поллок: Рад услышать это от вас, поскольку мне хотелось бы, чтобы вы подчеркнули, что нет совершенно никаких оснований утверждать, будто бы он слишком много выпил или что-то еще в этом роде.

Уайт: Уверен, что нет.

Поллок: Он был весел, полон жизни и вел себя так, как мы все могли бы пожелать нашим сыновьям.

Уайт: Да, сэр.

Первый помощник поддержал своего капитана:

– Ни один из них не набрался.

Граф Бенкендорф настаивал на том, что Энсон был «абсолютно трезв, резвился сам и развлекал других». Мистер Дафф Купер утверждал, что «Денис выпил немного шампанского, но совершенно не опьянел». Мистер Клод Расселл заявил то же самое.

Коронер: Вы видели, как он отдал кому-то часы, перед тем как прыгнул в воду?

Расселл: Да. Буквально за мгновение до прыжка он сказал кому-то: «Подержи мои часы».

Коронер: Вы думали, что это может быть опасно?

Расселл на секунду смутился:

– Да.

– Благодарю вас, можете быть свободны, – быстро оборвал свое расследование коронер и окинул взглядом зал. – Детектив-сержант Димер?

При звуках собственного имени его сердце забилось быстрее. Казалось, он добирался до свидетельского места ужасно долго, сначала вдоль стены, потом перед всем залом мимо адвокатов, перешагнув через вытянутые ноги Ф. Э. Смита. Димер ощущал на себе внимательные взгляды, чувствовал повисшее в воздухе напряжение, хотя, возможно, у него просто разыгрались нервы.

– Сержант Димер, вы прибыли на Вестминстерский причал сразу после трагедии и провели полицейское расследование. Можете что-нибудь добавить к уже услышанному?

Димер бросил взгляд на ряды зрителей в траурной одежде. Потом он жалел, что не нашел в себе смелости заявить: «Да, он может совершенно точно сказать, что все это одно притворство, и…»

Но вместо этого услышал собственный ответ:

– Я не могу добавить ничего существенного к тому, что уже было сказано.

– Благодарю вас, сержант. Можете быть свободны.

Возвращаясь на свое место, Димер старался не встречаться взглядами ни с кем из сидевших в зале. Для него они превратились в размытое пятно. Ему было унизительно стыдно. За спиной коронер уже начал подводить итоги. Он так и не вызвал свидетельствовать ни Реймонда Асквита, ни леди Диану Мэннерс.

– Господа присяжные, мы ничего от вас не утаили. Все факты были вам изложены. Это короткая история, простая и печальная. Судя по всему, сэр Денис Энсон был молодым человеком очень высокого духа и почти безрассудной храбрости. Нет никаких доказательств и даже предположений, насколько я понимаю, что сэр Денис находился под воздействием горячительных… К несчастью, трагедия повлекла за собой гибель другого смелого человека, чья жена стала вдовой, а ребенок остался без отца. Этот человек заплатил ужасную цену за свою храбрость. Уверен, что все, так же как и я, будут рады услышать от суда о той помощи, которую окажут его вдове и ребенку.

Присяжным даже не потребовалось выходить из зала для обсуждения. Они немного пошептались, а потом старшина встал и уверенным голосом вынес вердикт по обоим делам:

– Смерть в результате несчастного случая по причине утопления.

К одиннадцати часам все было кончено.

Коронер постучал молоточком, сигнализируя о завершении слушания. Бóльшая часть зрителей поднялась с мест. Димер прижался к стене, пропуская вперед дам – приторный запах дорогого парфюма, шелест черного шелка, шуршание вееров и приглушенный шепот облегчения оттого, что всё позади, что наконец-то можно выйти из душного помещения, подальше от разговоров о смерти, навстречу благодатному свежему воздуху и солнечному свету. Венеции Стэнли среди них не было.

Придя следующим утром на дежурство в Скотленд-Ярд, он первым делом обнаружил в своей ячейке для бумаг сообщение о вызове к суперинтенданту Куинну. Не зная, чего ожидать от этой встречи, Димер тут же поднялся наверх.

Суперинтендант подписывал какие-то письма.

– Садитесь, сержант. Я не задержу вас надолго.

На столе у него были разложены полукругом с полдюжины разных газет, раскрытых на репортажах о расследовании. Димер поймал себя на том, что пытается прочитать перевернутые вверх ногами заголовки. Что ему теперь уготовано: продвижение или понижение? Но когда Куинн в конце концов заговорил, отложив ручку и посмотрев на него поверх полукруглых очков, то даже не упомянул об этом деле.

– Что вы знаете о Специальном отделе, сержант?

– Очень мало, сэр.

– Превосходно, именно так и должно быть. Что ж, позвольте рассказать вам: мы небольшое подразделение, сто четырнадцать сотрудников, включая меня, если говорить точно. В отличие от остальных отделов столичной полиции, мы действуем не только в Лондоне, но и по всей стране. Мы отвечаем за проверку подозреваемых, въезжающих и выезжающих из нее через порты и железнодорожные вокзалы, ведем слежку за проживающими здесь иностранцами, защищаем королевскую семью и кабинет министров. Нашей задачей является также задержание саботажников, шпионов и прочих подобных лиц, представляющих угрозу для национальной безопасности, по указанию одного из отделов Военного министерства, которого официально не существует. Очень много работы для небольшого штата сотрудников. Вы женаты, сержант? У вас есть дети?

– Я не женат, сэр.