– Получать зарплату за безделье это как видеть постоянное напоминание о том, что я сижу сложа руки, – признался Линкольн. – И такое времяпрепровождение отнимает больше энергии, чем ты думаешь. Я постоянно чувствую себя уставшим.

– Как ты вообще можешь такое ощущать? Каждый раз, когда я звоню, ты спишь.

– Ив, я нахожусь в офисе до часу ночи.

– Но к полудню ты уже должен проснуться.

– Когда прихожу домой в половине второго, я еще бодр. Поэтому пару часов вожусь с компьютером, засыпаю примерно в четыре, а встаю в час или чуть позже. А потом следующие три размышляю о том, что у меня мало времени до того, как надо снова собираться на работу. Я смотрю повторы «Квантового скачка»^[26] и еще немного ковыряюсь с техникой. Затем отправляюсь в «Курьер». А потом все заново. Повтор.

– Линкольн, как ужасно. Чудовищно. Ты должен уволиться.

– Я должен уволиться… – повторил он за Ив. – Но если останусь, то смогу съехать от мамы.

– Когда?

– Как только захочу. Мне хорошо платят.

– Тогда не увольняйся, – решительно заявила Ив. – Съезжай от мамы. Найди новую работу. И напиши заявление.

Он знал, что сестра так и скажет. Она считала, все проблемы Линкольна исчезнут, если он переедет из дома матери. «У тебя никогда не будет собственной жизни, пока ты живешь там», – говорила брату Ив всякий раз, когда ей выпадала подобная возможность.

Она бы посоветовала Линкольну сохранить работу и на мясокомбинате, если бы это означало, что он получит собственную квартиру.

Но Линкольн не был уверен, что вообще хочет что-то менять. Ему нравился родной дом, где все казалось привычным. Линкольн занимал верхний этаж, у него даже имелась собственная ванная. И обычно он не возражал против компании мамы. Но ему хотелось, чтобы иногда она давала ему немного больше пространства.

Свободного пространства.

– Разве тебе не противно говорить людям, что ты до сих пор живешь с матерью? – не унималась Ив.

– Кто спрашивает меня, где я живу?

– Новые люди.

– Я ни с кем особо не знакомлюсь.

– Конечно, ты и не познакомишься, если продолжишь жить дома с мамой.

– А кого я встречу, когда съеду в отдельное жилье? Думаешь, я стану болтаться у бассейна? Завязывать разговор в тренажерном зале?

– Возможно, – ответила сестра. – Почему бы и нет? Ты умеешь плавать.

– Мне не по душе многоквартирные дома. Не нравятся ковры, маленькие бетонные балкончики и шкафы.

– Что не так со шкафами?

– Они сделаны из оргалита и пахнут мышами.

– Отвратительно, Линкольн, в каких квартирах ты в принципе бывал?

– У меня есть друзья, которые там живут.

– Видимо, те квартиры достаточно мерзкие.

– Берлоги одиноких парней. Ты не представляешь, какие они.

Ив съехала, когда ей исполнилось девятнадцать. Сестра вышла замуж за Джейка, парня, с которым познакомилась в местном колледже. Он был на десять лет старше и служил в военно-воздушных силах. Джейк купил дом в стиле ранчо в пригороде, а Ив покрасила каждую комнату в разные оттенки кремового.

В детстве, по выходным, Линкольн часто ночевал у сестры. Ему было одиннадцать, Ив отвела ему отдельную комнату.

– Тебе здесь всегда рады, – говорила она. – В любой момент. Живи столько, сколько захочешь. Это и твой дом, Линкольн.

Линкольну нравилось оставаться у Ив и Джейка, но у него никогда не возникало чувства, будто ему нужно бежать туда сломя голову.

И почему ему надо сбежать от матери, как это сделала Ив? Он не понимал, почему между близкими столько злобы, и не узнавал маму такой, какой она представала в историях, которые рассказывала Ив.

– У мамы никогда не было кальяна, – перечил он Ив.

– Да-да, был. Сделан из бутылки газировки «Доктор Пеппер», и она держала его на кофейном столике.

– Теперь я точно знаю, что ты врешь. Мама никогда бы не стала пить «Доктор Пеппер».

* * *

Когда на следующий день Линкольн пришел на работу, Грег спорил с кем-то по телефону. Босс нанял стороннего консультанта, чтобы он занялся проблемой перекодировки дат, и теперь тот говорил, что не сможет посетить «Курьер» до начала февраля. Грег назвал парня мошенником и одноглазым цыганом, а затем повесил трубку.

– Я могу помочь с перекодировкой дат, – предложил Линкольн. – Раньше я немного программировал.

– Да, – закивал Грег, – ты, я… парочка учеников восьмого класса из специализированной школы… Я уверен, все будет хорошо. – Он выключил компьютер, выдернув шнур питания из розетки, и Линкольн вздрогнул. – Несмотря на всю злость, я бессилен и мечусь как крыса в клетке, – пожаловался Грег, взяв бумаги и куртку. – Увидимся завтра, республиканец.

Хм. Программирование. Исправление ошибок. Не самые любимые занятия Линкольна, но лучше, чем архивация файлов. По крайней мере, существовала проблема, требующая решения. И на это уйдет несколько месяцев, возможно, даже меньше.

Он проверил папку «ВебШарк». Всего два красных флажка, а значит, Линкольна ждало меньше пяти минут нормальной работы, после чего он должен как-то продержаться до конца смены. Он уже решил отложить свои прямые обязанности на более позднее время.

На сегодняшний вечер у него имелись другие задачи.

Ну… они включали в себя составление генерального плана. В тот день он встал рано, в полдень, и отправился в библиотеку, чтобы посмотреть книгу о парашютах, о которой упоминала Ив. Сейчас она лежала в рюкзаке вместе с распечаткой свежих объявлений о работе, желтым маркером, блокнотом десятилетней давности, журналом «Энтертейнмент уикли» и сэндвичем с индейкой: от него исходил такой вкусный запах, что Линкольну было трудно думать о чем-то ином.

К семи часам он покончил с сэндвичем и журналом.

Затем подумывал, может, просмотреть объявления или почитать «Какого цвета Ваш парашют?», однако потянулся за блокнотом.

Линкольн положил его на стол и внимательно пролистал страницы, просматривая заметки о войне за независимость США и черновик эссе о романе «О дивный новый мир»^[27].

Линкольн знал, что искать надо где-то посередине, вот оно… Почерк Сэм. Фиолетовые чернила. Слишком много заглавных букв.

СПИСОК ТОГО, В ЧЕМ ХОРОШ ЛИНКОЛЬН

* * *

Она составила список в выпускном классе, когда Линкольн пытался выбрать специальность. Он уже знал, в какой университет пойдет – в тот же, который выбрала для себя Сэм.

Мать хотела, чтобы он учился поближе к дому. Линкольну предложили стипендию в университете штата, расположенном в сорока пяти минутах от дома, но Сэм никогда бы не стала там учиться. Она хотела отправиться в крупное, значимое и ДАЛЕКОЕ заведение.

И он хотел поехать с ней. Всякий раз, когда мать заговаривала о стипендии, о том, как хорош государственный кампус, а Линкольн может приходить домой, чтобы заняться стиркой… он думал о Сэм, как она загружает чемоданы в отцовский минивэн и направляется на запад, словно последний луч закатного солнца.

И вообще-то, он был в состоянии самостоятельно стирать свои вещи в любом месте.

Поэтому он позволил Сэм узнавать информацию про университеты. Она собирала брошюры и по выходным ездила смотреть кампусы.

– Я хочу жить рядом с океаном, Линкольн, понимаешь? Мечтаю почувствовать энергию приливов и отливов. Я хочу выглядеть как одна из тех девушек, которые родились у океана, их волосы развеваются на ветру, а на щеках всегда румянец. А ведь еще есть горы: желаю рядом хотя бы одну, разве я прошу слишком многого? И деревья. Необязательно целый лес, я согласна на рощу. Пейзаж. Да, мне нужен пейзаж!

«Достаточно пищи для размышлений», – подумал Линкольн.

Сэм выбрала университет в Калифорнии – поближе к океану, не особо далеко от гор. Территория кампуса засажена деревьями, и, конечно же, у них имелась сильная образовательная программа в области театрального искусства. Линкольна тоже приняли в это учебное заведение и предложили половину стипендии.

– Технически, – объяснил он матери, – стипендия такая же, какую дает университет штата.

– Да, – ответила она, – но плата за обучение в четыре раза выше.

– Но платить-то не тебе, – возразил он.

– Как грубо.

– Я не хотел, чтобы прозвучало грубо. – На самом деле он действительно устыдился.

Линкольн знал: маме неловко из-за того, что она не могла оплатить обучение. Но он знал, что иногда ей бывает не по себе. Обучение было его выбором. Теперь она ожидала, что сын лично оплатит университет. Однажды так уже было – с приставкой «Нинтендо».

– Если хочешь, можешь получить ее, но будь готов потратиться. Копи деньги.

– У меня их нет, – ответил Линкольн: тогда он учился в девятом классе.

– И радуйся, Линкольн. Деньги – ужасная вещь. Они стоят между тобой и твоими желаниями, и людьми, которых ты любишь.

– Как деньги могут встать между всем этим, мам? И при чем тут люди?

– Они прямо сейчас встают между нами.

Однако в вопросе Калифорнии мать беспокоилась не из-за стоимости обучения. Она не хотела, чтобы он уезжал, не желала отпускать сына. Незачем Линкольну жить так далеко. И продолжать отношения с Сэм.

Матери не нравилась Сэм.

Мама считала девушку эгоистичной и коварной. («Как говорится, чья бы корова мычала», – фыркала Ив.) А еще чрезмерно громкой. Нахальной. А также склонной к резким суждениям. Она жаловалась, когда Линкольн проводил слишком много времени в доме Сэм, но когда он привел ее домой, стало еще хуже. Что бы та ни делала – поправила шкафчик со специями, включила лишнюю лампочку, говорила, что терпеть не может зеленый перец, блюда с грецкими орехами или голливудскую актрису Сьюзан Сарандон, – все раздражало мать.

– Линкольн, она всегда такая?

– Какая?

– Ее всегда так много?

– Да, – сказал Линкольн, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ни единой нотки удовольствия: ведь это могло выдать его с головой. – Всегда.

Мать Линкольна терпела Сэм около года. Потом начала убеждать сына, что он еще очень молод и потому ему рано связывать себя серьезными отношениями. Она попросила его повременить и подумать о том, чтобы встречаться с другими девушками.

А потом мама заявила:

– Линкольн, это как покупка рубашек. Допустим, ты пришел в магазин, но ты не покупаешь первую, которую примерил, даже если она тебе понравилась. Ты продолжаешь просматривать другие. И ты должен убедиться, что нашел вещь, которая подходит тебе лучше всего.

– Но, мама, что, если первая рубашка – самая лучшая? И вдруг к тому моменту, как я закончу мерить другие, она исчезнет? И я больше никогда ее не найду?

Мать не привыкла, чтобы сын спорил с ней.

– Дело не в рубашках, Линкольн. – Разговаривая с ним, мать всегда называла его по имени.

Все остальные поступали так, лишь когда пытались привлечь внимание Линкольна.

А мама словно мысленно аплодировала себе за то, что «придумала» столь замечательное имя или – и это более вероятно – просто пыталась напомнить сыну, что именно она так его назвала. Ведь он появился на свет благодаря ей.

Однажды, в неспокойные подростковые годы, будучи в отношениях с Сэм, он накричал на мать:

– Ты меня не понимаешь!

– Ничего подобного, Линкольн, – ответила она. – Я твоя мать. Никто никогда не знает тебя так, как я. И никто никогда не будет любить тебя так, как я.

Сэм доказала, что мать Линкольна ошибалась. После чего все же подтвердила ее правоту. Но прежде, еще до того, как все это случилось, Сэм села на его кровать с желтым блокнотом бренда «Мид» и сообщила:

– Линкольн, ты должен выбрать специальность.

– Нет, ты ее выбираешь, – заметил он. Положив голову Сэм на колени, он продолжил читать книгу в мягкой обложке: что-то связанное с мечами и королевами гоблинов.

– Линкольн. Серьезно. Ты должен определиться с профессией. Так надо. Давай сконцентрируемся. Чем ты хочешь заниматься дальше?

Он отложил книгу и улыбался Сэм до тех пор, пока она не улыбнулась в ответ.