Турки, уверенные в неготовности нашей, решили нежданно овладеть Кинбурном^[16]. Весь день 30 сентября и с рассветом 1 октября они обстреливали с судов крепость, но Суворов приказал не отвечать. В 9 часов утра к западной оконечности косы подошел большой флот и начал высаживать 6 тыс. отборных янычар. На восток от Кинбурна высадились для отвода запорожцы, но были прогнаны.

Под руководством иностранных офицеров турки быстро принялись рыть окопы поперек косы и ставить рогатки, а суда были отведены далеко в море, чтобы янычары не думали об отступлении. Суворов, молясь в церкви, приказал не мешать высадке: «Пусть все вылезут». Было лишь указано спешить к крепости войскам из окрестностей. Когда, при полном нашем безмолвии, турки вырыли 15 рядов окопов и были от крепости всего в 1 версте, Суворов спокойно построил 6 батальонов и 5 рот пехоты в шахматном порядке в две линии, а конницу – южнее, вдоль берега моря (уступ).

В крепости и в обозе за крепостью оставлено по 2 роты.

В 3 часа дня передовые турки подошли на 200 шагов к гласису^[17]. Суворов дал залп из всех возможных орудий, а 1-я линия с 2 казачьими полками и 2 эскадронами драгун мгновенно уничтожила турецкий авангард.

Затем, несмотря на огонь 600 орудий с моря, 1-я линия генерала Река^[18] отняла 10 рядов окопов, но здесь остановилась: коса очень сузилась, упорство турок, очнувшихся от первого удара, возросло. Суворов ввел 2-ю линию и 2 эскадрона. Но янычары, опрокинув наших, взяли обратно все окопы.

Суворов был в передних рядах, пеший (лошадь была ранена). Несколько турок бросились на него, но рядовой Шлиссельбургского полка Новиков одного застрелил, другого заколол, остальные бежали. Отступавшие гренадеры заметили Суворова; кто-то закричал: «Братцы, генерал остался впереди!», и все как один человек бросились снова на турок. Опять окопы один за другим начали переходить в наши руки. Но и этот успех был непродолжителен: огонь с суши и с судов нас отбросил.

К довершению Суворов был ранен картечью ниже сердца и потерял сознание. Казалось, все было потеряно. Но огонь турецкого флота был ослаблен дерзостью лейтенанта Ломбарда: турки приняли его галеру за брандер и быстро начали уходить, а Суворов скоро пришел в себя. «Я в третий раз обновил сражение, – писал он, – победа совершенная…»

Немедля были двинуты 4 роты из обоза и крепости и тут же прискакала за 36 верст легкоконная бригада, вызванная утром. Свежие войска пошли бурным порывом. Конница рубила в лоб, пехота штыками шла с севера, казаки с юга. Артиллерия картечью била почти в упор.

Спасение генерал-аншефа А. В. Суворова гренадером Степаном Новиковым в сражении при Кинбурне 1 октября 1787 года

В конце боя Суворов вновь ранен в руку пулей навылет, но он не покидал строя, хотя от потери крови и падал часто в обморок.

Из 6 тыс. высадившихся турок осталось живых 700 чел. Мы потеряли до 1 тыс. чел. убитыми и ранеными.

Победа под Кинбурном – следствие руководства боем Суворовым. Необыкновенная настойчивость Суворова, доблесть войск, общий подъем духа дали действительно то, что «наша Кинбурнска коса вскрыла первы чудеса», – особенно когда, по словам самого Суворова, турки были «молодцы – с такими я еще не дрался».

Начало войны Кинбурнской победой удручило турок, а Суворов получил орден Святого Андрея Первозванного. «Чувствительны нам раны ваши», – писала Екатерина. Потемкин не находил слов благодарить Суворова. Но плодами победы не воспользовались: войска не были в сборе; приближалась зима. Военные действия прекратились.

Зиму Суворов пробыл в Кинбурне, плохо поправляясь от ран.

К марту 1788 г. наши армии были почти готовы. Австрия, объявив войну, выставила помощь, но действия все не начинались. Только в июле Потемкин наконец медленно приступил к осаде Очакова. Осада, как всегда, затянулась, появились болезни. Суворов мучился, язвил Потемкина. «Не такими способами бивали мы поляков и турок, – говорил он, – одним глядением крепости не возьмешь. Послушались бы меня – давно Очаков был бы в наших руках».

Преследование вылазки турок без разрешения Потемкина осложнило дело. Потемкин послал офицера за объяснениями к Суворову, у которого в это время вынимали пулю из шеи. Суворов ответил:

«Я на камушке сижу,
На Очаков я гляжу».

После этого Суворову пришлось уехать в Кинбурн, где он слег. Лечение шло неудачно: произошел взрыв лаборатории, и Суворов был снова ранен в лицо, грудь, руку и ногу. Пришлось лечиться в Херсоне, а потом до следующего года – в Кременчуге.

Наконец после долгой томительной осады Очаков все же был взят 6 декабря приступом, а следующий год пришлось начать при менее благоприятных условиях. Швеция объявила войну. Польша тоже грозила разрывом. Но война в Турции 1789 г. началась удачно – Дерфельден^[19] дважды разбил турок, и еще лучше пошли дела, когда в конце апреля он сдал дивизию Суворову, который получил ее, однако, лишь после личного обращения к Екатерине. Став у Бырлада, Суворов явился ближайшим соседом только что прибывших 18 тыс. австрийцев, принца Кобургского^[20], у Аджуда.

Так как мы бездействовали, турки решили быстро двинуть на австрийцев к Фокшанам 30 тыс. Османа-паши. Принц просил Суворова о помощи. Суворов, оставив в Бырладе часть сил, выступил с 7 тыс. чел., известив принца запиской: «Иду, Суворов».

Пройдя за 28 часов 50 верст по дурной дороге, Суворов прибыл к австрийцам к 10 часам вечера 17 июня так неожиданно, что Кобург поверил, только когда сам увидел русских.

Весь день 18 июня пошел на наводку мостов через р. Тротуш, и наши хорошо отдохнули. Утром принц послал привет Суворову, прося свидания. Суворов ответил уклончиво. Второму посланному ответили, что Суворов Богу молится, третьему – Суворов спит. Позже Александр Васильевич говорил: «Мы все время провели бы в прениях дипломатических, тактических, энигматических; меня бы загоняли, а неприятель решил бы наш спор, разбив тактиков».

Штурм Очакова

В 11 часов Суворов послал Кобургу записку: «Войска выступают в 2 часа ночи тремя колоннами, среднюю составляют русские. Неприятеля атаковать всеми силами, не занимаясь мелкими поисками вправо и влево, чтобы на заре прибыть к р. Путне, которую перейти, продолжая атаку. Говорят, что перед нами турок тысяч 50, а другие 50 дальше. Жаль, что они не все вместе, лучше было бы покончить с ними разом».

Кобург согласился не без колебания. Но, во-первых, уже было некогда, а во-вторых, принц невольно подчинился Суворову, хотя и был старше.

Союзники выступили 19-го ночью. За р. Тротуш перестроились в две колонны: западная – австрийцы, восточная – наши. Впереди наших, чтобы скрыть прибытие их, шла австрийская конница Карачая, и остановки наши делали укрыто.

Утром 20-го продолжали идти к р. Путне, где были передовые войска турок. Главные силы их были в укрепленном лагере, у Фокшан. В 4 часа дня турки были сбиты за Путню, и союзники под проливным дождем навели мост. На рассвете 21-го Суворов подошел к Фокшанам.

Австрийцы построились в две линии, конница сзади, Суворов – в пять линий, конница впереди.

Турецкая конница окружила союзников, особенно Суворова. Однако испытанная в боях с турками пехота наша была несокрушима: движение продолжалось. На пути лежал густой лес, занятый турками. Суворов решил его обойти: австрийцам с запада, русским с востока. Турки толпами отступили в главный лагерь. Обойдя лес, Суворов пошел еще к востоку, болотистым камышом, чтобы выйти в бок турецкому лагерю; австрийцы продолжали движение в лоб.

С орудийного выстрела турки открыли сильную пальбу, но союзники, примкнув теперь друг к другу, ускоренно шли на врага. В 1 тыс. шагов от турок артиллерия их открыла огонь, а когда конница опрокинула турецкую конницу и часть пехоты, первая линия союзников под начальством Дерфельдена без выстрела, с музыкой и барабанным боем, бросилась в штыки.

Разбитые наголову войска Османа бежали на Рымник и Бузео. Легкие войска союзников преследовали до ночи. Через несколько недель Осман собрал едва несколько сотен человек.

После победы, которая обошлась всего в 400 чел. убитых и раненых, Суворов и Кобургский впервые увиделись; они обнялись, поцеловались. Принц, совершенно очарованный умом и обращением Суворова, сделался на всю жизнь его другом.

Фокшанский разгром был неожиданен и для нас, и для турок. Мы наступать еще не думали, но вдруг слабые силы Суворова присоединяются к австрийцам, увлекают их и могучим ударом наносят врагу поражение. Турки, шедшие раздавить одиноких австрийцев, вдруг сами терпят поражение. Без сомнения, было чему подивиться. Екатерина заплакала от радости и при милостивом рескрипте пожаловала Суворову брильянтовый крест и звезду к ордену Святого Андрея Первозванного. Австрийский император прислал при рескрипте дорогую табакерку с брильянтовым шифром. Общественное мнение России выражало громко восторг. Суворов был везде героем. Турки начали суеверно бояться Суворова, маленький «Топал-паша» сделался пугалом: в его руках стали побеждать и австрийцы!

Победа вновь была одержана искусством и силой духа. Непреклонная воля Суворова увлекла на победный путь и новых союзников. Полная его уверенность в победе заставила и их смотреть на дело уверенно и спокойно.

Искусство проявилось во встречном ударе, который разрушил наступательный замысел турок.

Оно же видно в напряженности действий, в глубоком построении с умелым сочетанием родов войск, в громовом ударе на поле сражения, в преследовании. Но главное было то, что «Фокшаны зажмут рот тем, кои рассказывали, что мы с австрийцами в несогласии», – как сказала Екатерина.

Однако и плодами Фокшанской победы мы не воспользовались: мы снова не были готовы к общему наступлению. Суворов ушел обратно в Бырлад, Кобург остался в Фокшанах. Великий визирь вновь решил наступать. Искусно обманув Потемкина, он лично с 90–100 тыс. чел. устремился на Рымник, чтобы разбить Кобурга.

Суворов, зорко следя, разгадал намерение турок и перешел из Бырлада в Пуцени, чтобы легче было помочь австрийцам. 6 сентября ночью он получил известие о движении против Кобурга великого визиря и просьбу о помощи. Суворов, не убежденный еще пока, остался наблюдать Галац, но усилил разведку. 7-го явился второй гонец: громадные силы турок всего в 16 верстах от принца. Теперь Суворов уже повел свои 7 тыс. чел. и, сделав за двое суток более 75 верст по отвратительным дорогам при ливне и наводке ряда мостов, 10 сентября соединился с австрийцами^[21]. Турки меж тем, остановясь в укрепленном лагере на р. Рымник, ограничились стычками.

Решение Суворова было немедленно напасть самому. Принц не соглашался, говорил, что несоразмерность сил слишком велика, русские войска очень изнурены, позиция турок очень сильна и т. п. Суворов раздраженно отвечал: «Численное превосходство неприятеля, его укрепленная позиция, потому-то именно мы и должны атаковать его, чтобы не дать ему времени укрепиться еще сильнее. Впрочем, делайте что хотите, а я один с моими русскими войсками намерен атаковать турок и тоже один надеюсь разбить их».

Принцу оставалось исполнить волю Суворова. Суворов сделал разведку с высокого дерева. У д. Тыргу-Кукули стояло до 15 тыс. чел. Западная опушка леса Крынгу-Мейлор была занята 40 тыс. чел., в длинном ретраншаменте с засеками, обеспеченными топкими болотами. Остальные 35–45 тыс. турок находились в укрепленном лагере у Мартинешти на р. Рымник.

Вернувшись, Суворов предписал союзникам начать движение ночью; австрийским войскам – на лес Крынгу-Мейлор, против крыла и середины неприятеля; на себя Суворов брал самую трудную задачу: двинуться боком, на д. Тыргу-Кукули, зайти правым плечом на д. Богчу и одновременно с австрийцами ударить на главные силы турок. Связь между русскими и австрийцами обеспечивала конница Карачая. Построение наше – как и под Фокшанами, причем оно указано и австрийцам.