А раз уж такой… То почему Сато не заплела свои нити иначе?

Чтобы моим мужем был этот мужчина. Заботливый, терпеливый, надежный, как божественная скала! Нежный, благородный… где-то глубоко внутри. А не пьянчужка с трясущимися пальцами и грязным плащом.

– А вы пытались? Подружиться с кем-нибудь? – спросил Влад, варясь в каких-то других мыслях. Далеких от нашего теоретического супружества.

– Мне кажется, все вокруг знают о… о моем падении, – призналась, мученически закусывая губу. – Или догадываются. Или сами придумывают гадкие объяснения моему зачислению. И потому они не хотят даже…

Хватит плакать, Лара! Угомони уже этот стыдный водопад. То капли не можешь выудить в чашу из мироздания, то на ректоре потоп устраиваешь.

– Для кого-то падение. Для кого-то – полет. Зависит от угла зрения. Полетайте со мной, Лара, – прохрипел Влад и горячо поцеловал в висок.

«Без подтекста» закончилось стремительно. Тело Вольгана повсеместно напряглось, зарождая в голове самые дрянные мысли. Жаркие такие, щекотные, быстро переметнувшиеся сверху вниз, в область живота.

Вполне, впрочем, объяснимые мысли. Если учесть, что я уже в сорочке и только из купальни, а Влад устал и готов в любой миг завалиться в кровать… Которая вот тут, рядышком, прямо за мощной ректорской спиной стоит.

И нам обоим так одиноко.

Полетать… с ним…

Согрев пальцами подбородок, он поднял мое лицо и осторожно коснулся губ. Так мягко и ласково, что опять слезы навернулись. Ну зачем он так?

– Не надо, – выдохнула с мольбой в заманчиво приоткрытый рот.

– Боюсь, в первый раз я недостаточно хорошо вас запачкал, – пробормотал Влад, опускаясь для нового поцелуя. – А в этом вопросе… мм… не бывает слишком…

Узелок халата опять развязался, и бледно-розовая ткань волной хлынула вниз.

– Это неправильно…

– Да кто сказал, что неправильно, Лара? Где этот закон, говорящий, что тэр, которому нравится тэйра, не должен ее целовать? – шептал он ворчливо, наминая ладонью сбившееся кружево на пояснице. – И что она не должна отвечать ему взаимностью, хотя дрожит и полыхает огнешаром от каждого его прикосновения?

– Да вовсе она не полыхает…

– Есть такой закон? Дайте почитать! Я бы не спешил с выводами о правильности и неправильности, – фыркнул он, вбивая жаркие выдохи мне в щеку. – Но если не хотите… Лара…

– Хочу, – вдруг вырвалось из меня. Такое честное и горячее, что аж подурнело.

– Сами хотите? – прошептал, купая меня в шальных серо-голубых омутах. – Или мрак нашептывает?

– Н-не знаю. Я сейчас едва понимаю, что со мной творится, – призналась сбивчиво, плавясь льдинкой от прямого, откровенного взгляда.

Видимо, я снова «пылала огнешаром». Или вроде того.

Темный клубок внутри еле шевелился, но тоже подталкивал в руки Вольгана… Сама или не сама? Поди разберись. Да и нужно ли?

Так пригрелась рядом с ним, что одежда, отделявшая от горячей кожи, казалась лишней. Я ведь хорошо запомнила, как оно все под ней. Под рубашкой тонкой, под пиджаком мятым, под брюками, натянутыми нынче до смущающего треска…

Все мысли концентрировались в одной точке на лице Влада. Магнитились к губам. Вот этот рот – он мне нужен. Чтобы целовал, чтобы напитывал своим вкусом, чтобы дразнил – то грубо и глубоко, то мучительно ласково…

– Тогда к демонам нюансы! – рвано выдохнул Влад.

Зарылся пятерней в волосы у затылка, другой ручищей подхватил меня под коленями. И, шурша подолом сорочки по полу, потащил к постели.

Глава 3

На последнем шаге, отделявшем нас от кровати, Влад запнулся. На полу возмущенно пискнули и с пыхтением убежали за штору, а Вольган, пошатнувшись, уронил меня на подушку.

Сделал это до того бережно, что я не ударилась и почти не испугалась… Только ощутила секундный полет.

«Полетайте со мной…»

Тело изнывало от готовности лететь с ним хоть на край Веера. Бедовое, глупое… Но, как показывает жизнь, все еще текущая по венам, вполне склонное к самосохранению.

Ради спасения оно было согласно на многое. И сейчас… сейчас тело тоже спасалось. От тоски, от одиночества, от хватавшей за горло печали.

– Стойте, – я уперлась кулачком в плечо Вольгана, едва тот скинул ботинки и рухнул рядом. – Вы ведь не уйдете потом? После… кхм…

– Останусь, – заверил меня, торопливо избавляясь от тесного пиджака с официальной эмблемой. – Если сами не прогоните.

– Побудете до рассвета? – уточнила пытливо. Мне нужно знать.

Ночами бывает особенно серо. И пусто, и безысходно.

– Уйду незадолго до первого звонка, – прохрипел Влад и покосился на дверь, в кои-то веки не выбитую.

Дольше задерживаться ему нельзя. Коридор наполнится гомоном, юные тэйры потребуют завтрак в постель, неллы побегут в душевые для персонала, загремят подносами… Тогда ректору только балконом и уходить. А там, между тем, сугробы.

– Не хочу оставаться одна, – пояснила я шепотом, позволяя прижать себя к твердому телу.

Запах Влада залился в ноздри и оккупировал сознание. Ректор пах до того приятно и знакомо, что хотелось жмуриться и облизываться счастливой каффой.

Всего-то и надо было, что прижаться щекой к разгоряченной рубашке… И чувство безысходности мгновенно испарилось. Пустота внутри заполнилась запахами и вкусами. Обиды растворились, страх исчез. И даже образ свистящего Лаэра растаял гадким рыжим облаком.

– Вам достаточно пожелать, Лара, – сосредоточенно признался Влад. – И я вообще никогда никуда не уйду.

По коже разбегались огненные змейки. Ошпаривали, ласкали, поднимая из мертвых полчища мурашек.

Влад гладил лицо, обрисовывал пальцами линию губ, острый пик подбородка. Вдруг перепрыгивал к бровям, к дрожащим ресницам… А потом целовал везде, где дотронулся. Ласково, неторопливо. Без той дикой жажды, с которой пил меня «темной» ночью.

Но голод был при нем – я чувствовала. Отстранялась смущенно от красноречивых деталей, однако меня тут же прижимали обратно.

– Мне с вами… приятно так. И надежно, – покаялась я, хотя он, увлеченный процессом, ничего не спрашивал. – Будто вы огромный горячий зверь, а я… а я серая россоха, свернувшаяся у вас на когтистой лапе… Но вы меня почему-то не убиваете – греете.

Странное сравнение. Однако Влад был так внушителен в плечах, тяжел и жарок, что другого на ум не приходило. А еще он порыкивал иногда, зарываясь носом мне в волосы. Точно хищник-дикарь, унюхавший сладкую добычу.

– Лара… – Вольган сглотнул, поймал мое лицо. Вжался губами в губы и со сдавленным стоном попросил: – Запомните. Я никогда… никогда вам не наврежу. Нет в Веере такой темной магии, что заставит меня причинить вам зло. Ни в Сатаре, ни в Виззаре, ни в Эррене… Обещайте, что не испугаетесь. Никогда не испугаетесь, ладно? Что бы вы ни увидели, ни услышали и ни подумали. Что бы вы обо мне ни узнали.

– Обещаю, – покивала завороженно, купаясь в горячих искрах.

Лед плавился в его глазах, топил меня в талом снеге. Словно здесь, в отдельно взятой ученической постели, сезон Триксет уже завершился, и ей на смену пришла весна.

Влад требовательно уложил мою руку на рубашку, подтолкнул к первой застегнутой пуговице. Просительно вскинул брови. И я послушно расстегнула одну пуговку за другой, до самого конца.

Так ново. Так странно. Так можно?

Это вообще законно, чужого тэра раздевать?

– Никаких сомнений, Лара, – строго велел Влад, уложив шершавый палец на мои сомкнутые губы. Точно беспокойный разум у меня обитал именно там, под языком. – Никаких мыслей. Только вы и я. И сатарская ночь.

И пыхтящие хельмы за шторкой…

Но хотя бы тьма нас оставила.

В этот раз все происходило без мрака, без боли, без лишних бесед. С моими робкими прикосновениями, с его деликатной лаской. Такой нежной и бережной, словно я была хрупкой вазочкой. Тонким кружевом, которое страшно порвать неосторожным движением.

Сладко. Терпко. С пикантной горчинкой. Чуть солоно – из-за мокрых глаз, расчувствовавшихся совершенно некстати.

Разматывая ткань сорочки, Влад ласково зацеловывал мои бытовые раны. Синяки, ссадины, вспухший шрам на животе. Дорожку ожогов от кипятка. Пару глупых порезов над коленкой.

От его теплых прикосновений рубцы и пятна больше не казались мне уродливыми. И сама я ощущала себя удивительно красивой, неправдоподобно желанной.

Слабо понимала, что мы творим. И, главное, зачем. Одно осознавала ясно: сейчас во мне говорит не тьма. Даже не стремление выжить. Другое что-то – древнее, первозданное, как сами богини Сатара.

Мы с Владом опять сплелись в жаркий клубок из рук и ног, оглашая покои громкими выдохами, тихими стонами, томными «ахами»… За шторкой подозрительно запыхтели золотые хельмы, но впервые за все ночи я не подслушивала и не морщилась от неловкости. Наверное, «чете Майнвью» тоже бывает холодно и одиноко.

***

Влад

Он не помнил, чтобы когда-то лежал вот так, блаженно растянувшись в рассветных лучах и никуда не торопясь. Уперев локоть в чужую подушку, тайком воруя сладкие выдохи… Любуясь.

Любуясь той, что сделала его ночь важной, значимой, непустой.

Солнечные россохи скакали по ее острому носику, скользили по нежным щекам, прятались в серебре волос, подсвечивая пряди божественным золотом.

Сонная, Лара Хоул была чудо как хороша. С едва заметным румянцем на впавших щеках, с застывшей на розовых губах полуулыбкой. С пушистыми штрихами густых ресниц, чуть трепетавших от запоздалого утреннего сна. Что ей снилось? Кошмар или сладкое продолжение ночного безумия? А может, дом и отец, по которым она так скучает?

Влад хотел придвинуться ближе, обнять, согреть, но боялся потревожить. Ему давно пора уходить, Лаэр вот-вот даст первый звонок… Помощник не спешил, будто намеренно даруя Вольгану лишние минуты для необычного, нового наслаждения.

Какая она настоящая! Внутренности захлестывало восторгом открытия, Влад почти захлебывался в незнакомых эмоциях.

Настоящая.

Точеный профиль не отпускал. Все в Ларе Хоул было чуть-чуть неидеальным, и оттого намертво въедающимся в память. Маленькое ушко, изгиб длинной шеи, тонкая кожа, подсвеченная рассветом… Слишком чувствительная. И потому ныне покрытая ярко-розовыми следами вчерашней страсти.

Статуэтка виртуозной работы. Чистая, прозрачная, как горный ташерский хрусталь. Хрупкая, но сильная. Хватающаяся за жизнь так же крепко, как за его плечи.

Безмятежная. Нежная. Требующая заботы одним своим существованием.

Влада накрывало неприятным чувством, будто не он один любуется Ларой. Мрак, дремавший внутри, тоже припал к «экрану» и впитывал каждую черточку умиротворенного лица. Зацелованного, заласканного.

– Лара, – позвал тихо, собираясь попрощаться.

Из постели этой девушки нельзя сбегать. Лишь уходить – медленно, неохотно. Растягивая последний поцелуй неприлично долго.

Грудь согревало щемящей нежностью, под ребрами жарило. Все тело полыхало, стоило только взгляд на нее бросить.

– Ммм…

Лара завозилась на подушке и плотно зажмурилась, не спеша отпускать дивный сон.

– Ничего. Спите, – прошептал Влад и осторожно погладил ее по голове, приминая солнечных россох к серебристым прядям.

Поцеловал в кончик наморщенного носа. Поднялся, с удрученным кряхтением выбираясь из нагретой кровати. Кто придумал идиотское правило про пять звонков? Кому вообще пришло в голову назначить его ректором?

Похлопав себя по щекам, Влад натянул брюки, набросил на плечи рубашку и, сшибая углы, дошел до купальни. Тут было все иначе: не душ, а чан. И камешки с цветочным ароматом, постыдно девичьим… Нет, здесь Вольган мыться не станет.

Отдушка была хороша, маг-бытовик расстарался для новой тэйры. Нежная, десертная, как сама Лара. Но ректор от позора на мрак изойдет, если целый день будет источать запах вергиний, тиссового крема и взбитых сливочных завитков.