Босс и навоз (страница 4)
– Какие-то уточнения по поводу контракта. Я точно не знаю… По поставкам алюминия. Господин Синь Минь Пай с вами договаривался.
– Поговори с ним сама.
– Я?
– Ты мою рожу видела, Люда? Как я буду с ним разговаривать по видеосвязи?
– Но я не знаю китайского.
– Так я тоже…
– Ксения Владимировна знает…
– Ты где-то видишь здесь Ксению Владимировну?
– Может, Станислава Валерьевича вернуть?
А его ты рожу не видела? Я вот точно не видел, но я хорошо помню, что я ему хлебало знатно разворотил.
Боже, почему я раньше не замечал, что Людмила такая тупая? Что же делать? Что, блять, делать?
Мой контракт! Я разорюсь! Я сдохну под забором в нищете и одиночестве!
– Так! – решительно выдохнул я. – Перенеси звонок с этим Чоко Паем на завтра. На это же время. Скажи, что я заболел. Не знаю… Люда, придумай что-нибудь.
– Ладно…
– И вызови ко мне начальника безопасности.
Секретарь ушла, и я попытался взять себя в руки. Надо просто найти Лисичкину.
Извиниться, предложить денег и забрать её обратно в город.
Это же так просто!
Пришёл начбез, слава тебе господи, и я вкратце объяснил ему, что от него хочу.
– Найди мне адрес этой бабки, Гриша! – стуча кулаком по столу, требовал я.
– Это будет непросто… Она хотя бы в нашей области живёт?
Да я-то откуда знаю? Вдруг Лисичкина улетела на самолёте через всю страну, вот у неё и связи не было?
Похуй! Ради такой кучи денег я готов был вылететь хоть на Северный Полюс.
8. Ксения
Моя старенькая "Тойота" скрипела на ухабах деревенской дороги, будто ворчала: "И зачем ты меня сюда привезла?"
Я сама не знала ответа.
Опустив окно, я жадно вдыхала воздух. Здесь он был другим. Густым, как свежие сливки, с терпкими нотками дымка из печных труб и сладковатым послевкусием луговых трав. В груди защемило от внезапно нахлынувших воспоминаний.
Дома стояли как разноцветные коробочки. Кто пободрее в свежей краске, кто поскромнее с облупившейся штукатуркой. Резные наличники, почерневшие от времени, смотрели на меня пустыми глазницами окон. В одном из дворов скрипела качеля из покрышки. Точно такая же, на которой я разбила коленку в семь лет.
Главная улица петляла между покосившихся заборов, уводя взгляд к старой водонапорной башне – местному "небоскрёбу". Её ржавый каркас гордо возвышался над крышами, как памятник ушедшей эпохе. Вдали блестел крест на старенькой деревянной церквушке.
У речки всё также стоял сарайчик деда Егора, где он хранил свои рыболовные снасти. Когда он коптил рыбу, запах стоял по всей деревне, и люди спешили занять к деду очередь на ароматную рыбку. Рядом на жердях сушились сети, значит, дед Егор по-прежнему промышляет рыбой.
Магазин "У Галины" теперь сверкал новенькой вывеской и рекламным плакатом, сообщающим об акции на пиво.
Я медленно ехала по пыльной дороге, а потом притормозила у пруда. Сюда мы ходили купаться с местными ребятишками, ловили головастиков.
Пахло детством, тополиным пухом, свежескошенной травой, бабушкиными пирогами с вишней.
И чем-то ещё, что нельзя купить в городе – покоем.
В Лужках будто время остановилось. Ничего особо не изменилось, только люди становились старше, а дома клонились к земле.
А вот и дом бабы Нади. Я едва успела выйти из машины, как ко мне бросился пёс Мейсон.
– Ты ещё живой? – рассмеялась я, потрепав его за ухо. – Ну, здравствуй, бандит!
Он залился радостным лаем, и на крыльцо выскочила бабушка.
– Ксюша! Внученька! Радость-то какая, господи!
Она обняла меня так крепко, что заскрипели все мои кости. Я не выдержала и расплакалась от нахлынувших эмоций.
– Случилось чего? – спросила бабушка, отстраняясь и пристально глядя мне в лицо. – Ты почему это без предупреждения?
– Отпуск у меня, ба! – соврала я, целуя её в морщинистую щёку. – Соскучилась я по тебе!
– Ну, пойдём скорее чай пить! Отдохнёшь с дороги!
У забора пасся козёл Лукас, важный, с острой бородкой философа и могучими рогами. Бабушка не пускала его во двор, потому что он любил пожевать бельё с верёвки и её георгины. Рядом паслась козочка Жади и прыгал как мячик козленок, такой же чёрненький, как его мать.
Прихожая встретила меня густым ароматом сушёной мяты и пижмы. Пучки трав висели над дверью, как и двадцать лет назад. Под ногами пестрели половички, сшитые из лоскутов старой одежды.
Кухня – настоящее сердце дома.
Массивный стол с выщербленными краями. Он был накрыт клеёнкой, но я точно знала, что она скрывает под собой следы от моего детского "рисования" вилкой. Плита с чугунными блинами, где прямо сейчас шипел чайник.
Гостиная тоже замерла во времени. Старый диван, на котором мы с дедом смотрели диснеевские мультики, когда он бы ещё жив, телевизор "Рубин", ковёр на стене с оленями.
Но больше всего меня тронула полка моими поделками из пластилина. Ужас, но баба их до сих пор хранит! Фото в рамочках: я в первом классе, дед с удочкой, мама с папой молодые.
Спальня бабы Нади – царство порядка. Кровать с горой подушек и лоскутным покрывалом. Тумбочка с радио и очками в футляре. На стене – календарь с котятами и икона в углу.
Я отнесла свой чемодан в гостиную и вернулась на кухню, где уже вовсю суетилась бабушка, не зная, куда бы меня посадить, да чем повкуснее угостить. Казалось, она ставит на стол всё, что есть в доме, доставая из тайников припасы, отложенные для особых случаев.
Этим особым случаем и дорогим гостем сейчас была я. Приятно до слёз.
– А где Джина? – огляделась я.
Как по заказу, рыжая кошка выскользнула из-под стола и лениво потянулась.
– Вечером курник спеку, баньку затопим, – строила бабушка планы на вечер. – Хочешь, Тоську позови? Всё веселее.
Тося – местная девушка, с которой мы дружили в детстве. Она собиралась после школы в город, но потом вышла замуж за своего одноклассника. Так наши пути разошлись. Наверное, у неё уже куча детишек, не то что у меня. Конечно, я бы хотела её увидеть и узнать, как она поживает.
Я глянула на телефон. Связи не было.
– Если тырнет надо, то возле собачьей будки ловит, – сообщила бабушка, заметив, что я зависла в телефоне.
– Нет, не нужен, – рассмеялась я.
Вот он, настоящий отдых – без интернета, без офиса, без Данилова.
9. Данилов
GPS вёл меня по ухабистой дороге, больше похожей на маршрут танковых учений, чем на нормальный подъезд к населённому пункту. Может, тут война была, а я просто не в курсе?
"Через 500 метров поверните направо", – бодро сообщил навигатор, как будто предлагал свернуть в райский сад, а не в эту богом забытую дыру.
Я притормозил на мосту, потому что дико захотел ссать. Железобетонная конструкция 60-х годов с трещинами, сквозь которые просматривалась речушка шириной с бассейн. Я выключил двигатель и вышел из машины.
В нос ударила ядерная смесь запахов: навоза, свежескошенной травы и чего-то затхлого.
Я осмотрелся по сторонам, убедился, что вокруг ни души, и расстегнул ширинку. Струя ударила по ржавым перилам, зажурчала в воде. Я смотрел, как желтоватая жидкость растворяется в течении, и ловил себя на мысли, что это, пожалуй, самое интеллигентное, что сегодня попало в эту реку.
Лучше нету красоты, чем пописать с высоты!
– Эй, мужик! Ты чё совсем охуел? – раздалось откуда-то снизу.
Я нагнулся и увидел, как из-под моста выплывает рыбацкая лодка. В ней сидел мужик с удочкой и, задрав на меня голову, отряхивал свою куртку.
Вот же блять! Как неловко вышло!
Извиняться я, конечно, не стал, чтобы ещё больше не палить свою рожу. Слава богу, я здесь не надолго. За такое и отпиздить могут. Не стоит забывать, что народ тут дикий.
Стряхнув последние капли, я спрятал член в брюки и быстро прыгнул в машину, чтобы поскорее скрыться с места преступления. Достал из бардачка влажные салфетки, чтобы протереть руки.
– Я что, виноват, что тут нет нормального туалета? – оправдывался я сам перед собой.
Салфетка вкусно пахла бергамотом. Последний штрих цивилизации перед погружением в этот сельский ад.
Внезапно где-то рядом раздалось мычание. Со мной поравнялась корова – худая, с облезлыми боками. Над несчастной вился рой огромных мух и оводов. Фу, какая мерзость! Она остановилась в пяти метрах от меня и уставилась влажными глазами, полными немого осуждения.
– Что? – огрызнулся я. – Не видела, как человек справляет нужду? Ну, теперь видела! Иди, куда шла!
Корова ничего не ответила. Просто пошла дальше по своим коровьим делам, оставив за собой шлейф из лепёх.
Она ушла, а мухи остались. Они набились ко мне в салон, прежде чем я успел захлопнуть дверь.
– Эй, корова! – крикнул я ей в открытое окно. – Друзей своих забери!
Но она даже не обернулась.
Отлично! Сейчас эти мухи обосрут мне весь салон!
Я честно пытался объехать коровьи лепёшки, но мост был слишком узким, а шлейф из говна слишком широким, так что у меня ничего не получилось.
Вид на деревню открылся ещё более удручающий. Покосившиеся сараи с прогнившими крышами, огороды, больше похожие на братские могилы картошки, деревянный сортир на краю оврага, который, похоже, служил местной достопримечательностью.
И как здесь можно жить?
Особенно меня позабавил местный "автопарк" – пара "Жигулей" шестого десятка лет жизни и трактор, который, кажется, помнил ещё Хрущёва. Мой "Кайен" смотрелся здесь как космический корабль на палеолитической стоянке.
Дорога становилась всё уже, а моё презрение к этим местам всё глубже.
Ну держись, Ксюша. Твой босс едет спасать тебя из этой помойки, – подумал я, сворачивая на улицу с гордым названием "Центральная", где единственным признаком главенства был покосившийся почтовый ящик и вывеска с надписью: "Добро пожаловать в Лужки".
Когда навигатор, наконец, объявил "Конец маршрута", я увидел тот самый дом – покосившийся, но ещё бодрый. Возле него стояла развалюха Лисичкиной, так что сомнений в том, что я прибыл куда нужно, у меня не было.
Откинув козырёк, я хотел посмотреться в зеркало, чтобы убедиться, что я неотразим, но потом вспомнил, что выгляжу ужасно, и захлопнул его обратно. Пригладил волосы рукой, закинул в рот драже "Тик-так", чтобы освежить дыхание. Хоть что-то здесь должно пахнуть приятно? Пусть это буду я.
Решительно открыв дверь, я шагнул из машины. Нога приземлилась неожиданно мягко. Я догадался, в чём дело, но было слишком поздно. Я наступил в коровье дерьмо! Эта корова и тут отметилась? Когда успела?
Мои итальянские туфли, боже!
Хорошо, что не поскользнулся. Просто отошёл в траву и попытался обтереть об неё туфлю.
У меня ничего не вышло, только размазал ещё сильнее.
Как же я ненавидел всё вокруг! На машину даже смотреть было больно. Меня на автомойке засмеют.
Ну, Лисичкина! Тебе пиздец! Я припомню тебе каждое мгновение моих унижений и страданий!