– Вспомнить все, – твердо сказал Киран. – Да только обет не позволит вам. Я знаю, о чем говорю.

– Это было одно из условий? – я выпил вторую кружку, в голове от напитка стало спокойно и тихо.

– Именно. Поэтому живите, как живется. Чудо, что после всего случившегося, вы с ней все равно нашли друг друга. Это судьба.

– Еще какая. А как же твои чувства к Любаве?

Киран отмахнулся, подтянул стул и сел на него верхом.

– Юношеская влюбленность и только. Когда Любава пошла учиться, все быстро отпустило. Да и Патроун не поддерживал мое увлечение своей протеже. Вот тогда он меня и уволил. Я попал на государственную службу, а там и… – почесал пальцем повязку на глазу, отмахнулся, – не важно. Но Любава – просто приятное воспоминание. Она мой друг, сестра, не знаю, как еще назвать, но я очень предан ей. И когда Любава страдает, не могу сдержать эмоции, хочется всех причастных голыми руками… Я, когда в тюрьме ее увидел, думал, что разнесу все в щепки, но ради безопасности девушки пришлось сдерживаться. Иначе бы нас с вами раскрыли.

– А почему она тебя там не вспомнила? Или я ошибаюсь?

– Патроун добавил в обет разрыва несколько нюансов. Я стал для нее чужим.

– Интересно, зачем он это сделал?

Киран допил вторую кружку, поставил ее на стол и пожевал губы, прежде чем сказать:

– Чтобы ее чувства ко мне не помешали… – выдохнул, – вам.

Я тоже сел, откинулся на спинку стула.

– Значит, чувства все-таки были.

– В душу не заглянешь, но Патроун, скорее всего, решил перестраховаться.

– А как же: обручение возможно только по взаимности?

– Так и есть, но никто не говорил, что в магических делах не бывает исключений.

– Исключения, – протянул я. – Занятно. Это исключение сделали только для меня?

– Не могу ответить. Обет. Но знаю точно, что вы зря беспокоитесь. Любава любит вас, по глазам же видно.

– Так любит, что чуть не придушила, – я потрогал шею, место, где была удавка, все еще горело, и смачно зевнул. – При чем уже не первый раз.

– Она не смогла бы.

– Потому что мы связаны стигмой?

– Нет, конечно, – фыркнул Киран и резко встал. – Пойдем уже отдыхать, вы за столом сейчас заснете.

– Ты ушел от ответа, – я тоже поднялся, но от усталости едва не свалился на пол.

Киран подставил свое плечо и потащил меня к выходу из столовой.

– Напротив. Я сказал слишком много.

За нашими спинами погасли люмитовые бра.

В коридоре было темно, стены подсвечивались легкой дымкой мауриса, что заглядывал в узкие окна. Мы довольно быстро добрались до одной из комнат.

– А где Любава? – сонно промямлил я, заходя внутрь.

– Не думаю, что она будет рада вас сейчас видеть. Дайте ей время.

– Ладно… Идем спать. Утро все-таки мудрее ночи, – я побрел к кровати, силуэт которой различил в темноте, и рухнул на нее, уснув на подлете к подушке.

Глава 3

Любава

Марисса выглядела очень плохо, и я не могла ничем помочь. Бледное лицо девушки осунулось, багряные глаза набрали густой темноты и углубились, потускнели, веки посерели. Обрезанное ухо, что девушка всегда прятала под пышной копной каштановых волос, сейчас торчало и пугало рваным краем.

Когда мы дошли до нужной комнаты, полукровка-эльфийка ощутимо дрогнула и, затормозив, вцепилась в мой локоть.

– Любава, ты сможешь сама? Я не в силах… Только… не вини больше Синарьена, он не виноват. Да, я ждала тебя поскорее, но… – она тяжело выдохнула, – ты бы все равно не смогла ничего сделать, поражения были ужасными. Я с трудом удерживала защитный купол все эти дни, чернота, видимо, еще до нашего перелета захватила всю эссаху бедной Кирсы. Нам тогда пришлось к Черте приблизиться, там и случилось все. И Ялик там погиб… а после Орин и Даниил…

– А что с Лимией и остальными?

– Я не знаю…

Девушка, сильно задрожала и будто выдохлась, прижалась лопатками к стене и совсем слабо пролепетала:

– Наверное, они не выжили. Как только ты исчезла, все беды вернулись назад: снег растаял, плоды и цветы сгнили. Черта лопнула, словно мыльный пузырь. Я столько нечисти никогда в жизни не видела. Синарьен нам жизнь спас, когда случайно забрал на Энтар, хотя я тоже первые мгновения злилась на него отчаянно. Там же… – девушка всхлипнула, – Орин остался. Теперь во мне словно душа высохла. Думала, что тоже подхвачу гадость и уйду вслед за всеми, ведь я соприкасалась с границей, а после много часов подряд находилась рядом с Кирсой, обмывала ее тело, меняла простыни. Я будто нарочно хотела заболеть, Любава… Это ужасно! Но, – эльфийка вытянула перед собой дрожащие бледные ладони, приложила их к груди, – как видишь, жива-здорова. Только вымоталась. Сил совсем… нет. Еще и Патроуна не стало, без него худо справляться. Он словом поддерживал, помогал всячески, не покидал нас, а когда узнал, что ты была с принцем в нашем замке, все расспрашивал о Ялмезе, Лимии и Даниле, нашей магии и истинных парах, но его хроническая болезнь прогрессировала, не выдержал старик. Мне жаль.

От упоминания опекуна у меня задрожали колени, но я смогла удержаться и даже повернуться к двери. С трудом переводя дыхание, удавливала в себе слёзы.

– Любава, мы не хоронили ис-тэ, – сказала мне в спину Марисса, – ждали тебя. Так он просил. Его последняя воля.

Я сжалась внутренне и, повернув немного голову, смогла только кивнуть.

Ступила дальше, мягко толкнув от себя дверь. Наверное, я совсем не хотела видеть реальность, потому что зажмурилась и слепо прошла вперед, пока под ногами не скрипнула половица.

Веки раскрылись, жестоко проливая на меня свет люмитовых ламп.

В широком прохладном помещении было две кровати. Обе укрытые черным прозрачным саваном. На одной лежала худенькая девушка с темными волосами, на другой – тот, кого я много лет считала своим приемным отцом. Над ними нежно переливались магические купола, что сохраняли тела от тлена.

Слез не было, хотя они душили изнутри, словно во мне проросло колючее растение, что так и не смогло выбраться наружу – издохло, зачахло. Наверное, эмоциональный взрыв в холле всю энергию из меня вытащил.

Была только горькая и колкая пустота.

Мне больше не на кого опереться в этом мире.

Я подошла ближе. Сначала к Кирсе. Мы не были слишком близки и даже не стали подругами, но печаль потери все равно сковывала грудь и стягивала руки в кулаки. Грязно-грифельный отпечаток болезни на коже изменили девушку до неузнаваемости, а черные пронзительные глаза навеки остались закрытыми.

Вспомнилось светлое личико Глории. Она тоже сгорела из-за меня… Они все страдают из-за меня. Не полети я с бала на Ялмез, все было бы хорошо. Никто б не пострадал.

– Прости, что не успела… – выдохнула я и, боясь разрыдаться и слететь в истерику снова, поспешно повернулась к Патроуну.

Он выглядел лучше, чем девушка. Его кожа была светлой, бледной. Казалось, что он не умер, а просто спит.

– Если бы я могла что-то сделать… па-па… Патроун.

Сжала ладонью горло, пытаясь сдержать крик. Не могу больше. Вокруг меня словно черная тьма крутится, я словно всем проклятия приношу.

Марисса и Синарьен правы: сейчас я смогла бы разве что букашку от пыли очистить, но никак не справиться с жуткой болезнью. Пора признать свою никчемность. Пора оставить попытки что-то изменить.

Боже, ну сколько можно?

Наверное, лучше будет отдалиться от принца, чтобы не давать друг другу бесполезные надежды на будущее. Правильно делала Лимия: не позволяла себе любить и отталкивала Данила. Я теперь ее понимаю.

Сцепив зубы, я слабо поклонилась Патроуну, поставила на пол колено и, пронзив защитный слой, что пролил на меня мерзлый холод, поцеловала его остывшую руку мокрыми от неудержимых слез губами. Я даже не заметила, как они появились.

– Я найду способ лечить черноту, – прошептала, опустив голову. – Я найду его. Слово даю.

Для кого предназначалось это слово, для опекуна или для меня, не знаю, но мне стало немного легче.

– Простите, что я так поздно все вспомнила…

Чувствуя, что истерика подкатывает под горло высоким валуном, я поспешно выровнялась и убралась в коридор. Марисса все еще стояла снаружи, прижавшись лопатками к стене и прикрыв глаза.

Услышав, что я вышла, она осмотрела меня, будто проверяя, не нужна ли помощь, а затем кивнула и позвала за собой.

Наверное, Патроун много рассказывал, потому что девушка провела меня до правильной комнаты и, слабо прошептав: «Спокойной ночи», удалилась.

И я осталась одна. Стояла напротив своей двери и не верила, что это вообще происходит.

Тянуло к Синарьену, хотелось его обнять, согреть, сказать, что я не хотела ему делать больно, но не стала. Толкнула створку и, не включая лампы, прямо у порога скинула тяжелое платье, пропахшее дворцом и дорожной пылью. Удивительно, но я здесь не была много лет, но все еще помнила каждый закуток и деталь интерьера, ни разу даже не ударилась об углы в полной темноте.

Умывшись в знакомой купальне, что была в смежном с комнатой помещении, упала на кровать в одном исподнем, замоталась в одеяло и уснула.

Мне снился Ялмез и Темный замок хозяйки, окруженный диким зверьем и монстрами. Там были жуткие грозы. С ливнями и ураганом. А еще там были Лимия с Данилом. Они стояли в том самом помещении с зеркалами, что переносили нас с Синарьеном в Междумирье. Только во сне все, кроме одного, зеркала были разбиты. Стоя на коленях, Лимия и Данил до отчаяния долго смотрели друг на друга, а стена, оплетенная лозами цветущего изайлиса позади них постепенно чернела.

Когда Лимия вскинула руку и ударила Данила кинжалом в грудь, я с криком очнулась…

– Тише, госпожа, вам что-то приснилось, – надо мной склонилось светлое лицо молодой девушки. Знакомое лицо. Черные короткие волосы, как у мальчишки, что на затылке переходили в седые пряди.

– Чильяна, помоги Любаве причесаться и одеться, – мягко попросила Марисса, проходя в комнату и распахивая тяжелые портьеры.

Лотта брызнул внутрь и заставил меня на миг зажмуриться. Эльфийка, посвежевшая и отдохнувшая, повернулась ко мне.

– Вставай, милая, сегодня похороны. Много дел. Насколько тебя здесь оставили, не знаю, поэтому поторопимся.

И тут я осознала…

– Чильяна? – вскинулась на постели, проморгалась и уставилась на служанку. – Это правда ты?

Девушка склонила голову и, испуганно бросив мое грязное платье, сжалась всем худощавым телом.

– Любава, все в порядке? – приблизилась Марисса. – Это помощница Патроуна, она здесь уже много лет работает.

– Объяснишься? – прищурилась я, пристально глядя на эту «помощницу». Она изменилась, но не настолько, чтобы я не узнала.

– Ис-тэ… – она стушевалась, но все же заговорила дальше, – нашел меня после выпуска из интерната, я тогда на улице побиралась, и предложил работу. Я… я не знаю, как загладить свою вину, госпожа Любава.

Губы ее задрожали, глаза смотрели в пол, она почти упала на колени, но я остановила. Вскочила с кровати, обняла глупую девчонку и потянула вверх за костлявые плечи. Куда делась ее холеная фигура и неудержимая смелость? Ох, какая же она высокая и худая!

– Не вздумай. Мы были детьми, и я не держу зла. – Я отстранилась, заглянула ей в лицо, не веря, что это та самая испорченная девка, что пыталась выколоть мне глаза ножницами и топталась по моему горлу сапогами.

– Простите, госпожа…

– Да какая я тебе госпожа?! – искренне возмутилась я. – Любава. И все.

Чильяна затравлено взглянула на Мариссу, та коротко кивнула, после чего черноволосая засияла щербатой улыбкой.

– Можно я продолжу уборку, пока вы умоетесь и примете утренний туалет?

– Конечно, – я смущенно отстранилась.