Раздался стон. Одно из тел пошевелилось – по качнувшейся копне волос сразу было понятно чьё. Оливия и Артур мигом оказались рядом, оставив осмотр двери на потом.

– Саманта!.. – на всякий случай шёпотом сказала Флоренс. – Это я, Оливия. Со мной Артур. Как ты?

– Что, вашу мать, случилось… – Саманта сжала виски, приложив к ним мягкие подушечки ладоней. – Почему я на полу?

– Пока не знаем, – ответил Артур. – Сами только что очнулись.

Неожиданно, напугав всех до полусмерти, резко сел, приняв вертикальное положение, качок Альфред.

– Оу! – выкрикнул он одновременно с действием.

– Привет, Альфред! – помахал ему Артур. – Как ты? В порядке?

– Я? Наверное, – качок удивлённо потряс головой и попробовал проморгаться. – А что такое?

Даже на такой общий вопрос ответить было нечего. Следом пришёл в себя Дух Джим. Он тоже сжал на несколько секунд ладонями виски, после чего, не сказав ни слова, уселся медитировать – с закрытыми глазами.

– Джим! – с облегчением поприветствовал его пробуждение Артур. – С ним тоже всё в порядке.

– Профессор! – Оливия увидела на матрасном полу седую голову Лаймса.

Вместе с Самантой они перевернули учёного на спину и попробовали придать ему сидячее положение. Это помогло. Несколько раз кашлянув, Бенджамин Лаймс задышал глубже и, наконец, открыл глаза.

– Слава богу… – с облегчением произнесла Оливия, а Саманта даже чмокнула профессора в щеку.

– Оливия? Саманта? – профессор выглядел потрясённым, что, впрочем, учитывая обстоятельства, нельзя было назвать удивительным.

– Мы в каком-то подвале, док, – сказал Саманта. – Были в отключке, но вот, все потихоньку просыпаемся.

– Не все, – с тревогой сказал Артур, и указал на угол комнаты, в котором лежали близняшки. Над их телами, всё ещё бесчувственными, не щадя сил, трудился Альфред, пытаясь растормошить сестёр любыми способами. На данный момент он принялся делать им искусственное дыхание – ту его часть, что называется «рот в рот».

– Эй, мачо! Они что, не дышат? – окликнула его Саманта.

– Дышат. Но во сне, – ответил Альфред. – Я подумал, их надо разбудить.

– Ну, так покричи: «Кукареку!». Зачем ты засовываешь в них язык?

Альфред смутился.

– У бедняжек самая лёгкая масса тела, – заметил профессор. – В относительных единицах они надышались больше нас.

– Надышались? Что вы имеете в виду? Чем? – спросила Саманта и тут что-то вспомнила сама: – Чёрт, точно…

Она закрыла глаза и наморщила лоб, приводя воспоминания в порядок.

– Какой-то баллон… Из него бил газ… – глаза её вспыхнули, Саманта повернулась к Лаймсу. – Что это было, док? Зачем вы с Фрэнком закинули нам эту дрянь в кузов?

Вот что это было за шипение – поняла Оливия. Точно! В крытый кузов грузовика, в котором они ехали, через перегородку с водительской кабиной кто-то просунул открытый газовый баллон. Оливия даже помнила его цвет – голубовато-серый. Такие она не раз видела раньше в лаборатории «Розы» – их применяли для полной анестезии мышей, крыс и кроликов при опытах с очередными версиями «Адеквата».

– Это Фрэнк, – ответил Лаймс, и глаза его заблестели от слёз. – Он приставил пистолет к моей голове, заставил сделать вдох и отключиться. Наверное, потом он разобрался с вами.

– Сучий потрох! Мерзотная тварь! – Саманта по привычке не выбирала выражений. – А где он сам? Я оторву ему башку!

Лишь в этот момент все поняли, что Фрэнк действительно был единственным из покинувших с ними базу, кого сейчас с ними в подвале не было.

Артур всё-таки попробовал открыть двери, подёргав за ручку.

– Заперто, – сообщил он результат.

– Фрэнк нас предал, – сказал профессор. – Простите меня. Я не мог себе представить, что он на это способен…

– Роза, Майкл, Фрэнк… – качая афро, Саманта загибала пальцы. – Что у вас с Маклиннером было с безопасностью, профессор? Церковь засылала к вам своих агентов пачками!

– В случае с Фрэнком Церковь ни при чём, – раздался голос Джима.

Все обернулись. Дух сидел всё так же, с закрытыми глазами. Все ждали продолжения, но больше Джим не сказал ни слова.

До Саманты дошло первой.

– Мы у мафии… – сказала она. – Ну, конечно… Вот с кем был связан этот сукин сын! Как с самого начала и говорил про него Маклиннер.

Фрэнка действительно подозревали в связях с мафией и даже арестовали, обвинив в краже готового «Адеквата» – как раз перед визитом президента. Оливия вспомнила, что Маклиннер даже называл какую-то фамилию или уголовную кличку, на кого Фрэнк скорей всего работал. Что-то, от чего веяло Диким Западом двухсотлетней давности. Типа Джесси Джеймса или Билли Кида³.

– Ну вот! А вы говорите «кукареку»! – воскликнул Альфред, трудившийся над «воскрешением» близняшек. Та, которой он делал искусственное дыхание, наконец, ответила на него – типичным для себя способом: обвила шею качка рукой и закинула на его поясницу ногу.

– Привет! – сказал он ей радостно. – Ты Анна или Пэтти? Сейчас и твою сестричку разбудим…

Неожиданно лампы под потолком, загудев, замерцали и погасли, погрузив подвал в полнейшую темноту. Но через мгновение вспыхнули – таким ярким светом, что все были вынуждены зажмуриться.

В дверях загрохотали ключи.

Оливия Флоренс легко различала категории Алков и Ников. Как учительница, работающая со всеми детьми без разбора, она научилась видеть их отличия по поведению и даже простому внешнему виду. Начиная с трёхлетнего возраста, каждый Алк и Ник оценивались по шкале Большого изменения, имевшей четыре категории (у Духов она была единственная). Первая – «лёгкое опьянение». Её представители были нарасхват среди профессий, требующих повышенной концентрации внимания: операторы сложной техники, пилоты самолётов, руководители на ответственных постах. Конечно, они не шли ни в какое сравнение с Нормами, но ограниченное количество времени могли проработать почти на их уровне.

Вторая категория, самая многочисленная, соответствовала опьянению «средней тяжести». Значительную и опасную для здоровья работу её представителям старались не поручать. У самой Оливии, например, была вторая категория, но недалеко от третьей – на должность педагога она попала по крайнему пределу. Теренс был Ником второй категории, но в самом её начале, и его карьерные перспективы, благодаря этому, были гораздо лучшие.

В третью категорию попадали Алки и Ники с опьянением «выше среднего» – и тут уже были проблемы. В основном их использовали в малоквалифицированных профессиях, не требующих участия в сложных мыслительных и физических процессах – наподобие курьеров, клерков низшего звена и разнорабочих.

Представителям же четвёртой категории (и тем более четвёртой с пометкой «плюс») время от времени нужно было напоминать, как их зовут и что они вообще тут делают.

Двое появившихся на пороге подвала пошатывающихся мужчин – высокого роста, с бычьими шеями и квадратными подбородками, по которым легко читалась их принадлежность к криминалу, – явно представляли собой Алков четвёртой, самой тяжёлой из категорий. Один из них был с бородой, второй – без, и эта деталь была самой очевидной в их различии.

– Очнулись, – глядя на Предтеч, сказал верзила с бородой верзиле без бороды, подтвердив догадку Флоренс. Язык у него сильно заплетался, а глаза сонно хлопали.

Бородач занял позицию у двери, придерживая её и не сводя глаз с Предтеч, а второй, безбородый, стал один за одним заносить в подвал увесистые картонные ящики.

– Джентльмены! Послушайте… – обратился было к ним профессор, при поддержке Саманты и Оливии поднимаясь на ноги. Но верзила у дверей поднял руку в легко читающемся жесте: «Застынь на месте!». Его бородатая сопящая морда при этом насупилась так грозно, что вступать с ней в пререкания совершенно не хотелось.

После того, как последний ящик был занесён, безбородый добавил к нему большое пластиковое ведро. Затем они ушли, заперев за собой дверь и переведя свет обратно на дежурный режим.

– Эй! Что это значит?! Вы кто вообще?! – закричала Саманта, барабаня по двери. Ни на слова, ни на стук никто не ответил.

Артур и Альфред присели у картонных коробок и вопросительно посмотрели на товарищей, словно не решались действовать без их одобрения. Профессор пожал плечами – этого оказалось достаточно. Артур осторожно открыл первый ящик.

– Еда, – констатировал толстяк, достав из ящика консерву с тунцом.

Во втором ящике оказались бутылки с водой, в третьем – предметы гигиены: от рулонов туалетной бумаги до влажных салфеток и женских прокладок. Зачем нужно было ведро, тоже было понятно.

– Ну что ж, кто бы это ни был, морить голодом нас не собираются. Это хорошая новость, – сделал вывод Артур, отрывая зубами обертку шоколадного батончика.

– Отпускать на свободу тоже, – сказала Оливия. – И, по-моему, это важнее.

Глава 3. Лаборатория

Прошло четыре дня. Раз в сутки двери в подвал отрывались, и двое бугаев, внимательно следя, чтобы пленники не выкинули чего-нибудь для них опасного, вносили в подвал новые продукты и вещи, забирали мусор, меняли полное ведро на пустое – и уходили, заперев за собой двери. Все попытки заговорить с ними, не увенчались успехом, хотя Саманта и старалась изо всех сил, провоцируя их и даже опасно оскорбляя – лишь бы они открыли рты и сказали хоть что-то, кроме той единственной фразы, которую им, видимо, было разрешено произносить.

– Ждите, – вот и всё, чего удалось от них добиться.

Ситуация изменилась на пятый день. Неожиданно, уже после обычного визита охранников, в дверях подвала снова загрохотали ключи. Сначала на пороге появились все те же бородатая и гладковыбритая версии Годзиллы и Кинг-Конга, но следом за ними в распахнутые двери вошёл ещё один мужчина. Заметно уступающий первым двум в размерах – обычного среднего роста. В то же время он очевидно превосходил их в уверенности и в буквально исходящей от него властности.

«Вот чем отличается первая категория от четвертой» – подумала Оливия, нагляднее примера было не найти.

– Всем привет! – громко и весело произнёс мужчина и рассмеялся. – Рад приветствовать вас у себя в гостях! Простите, не сразу нашёл минутку на знакомство, но… Таковы были обстоятельства!

Предтечи и профессор с интересом смотрели на вошедшего. Сейчас, наконец-то, им хоть что-нибудь объяснят.

– Гости? – выкрикнула Саманта. – Не сильно похоже! Как по мне, с гостями так не…

Мужчина поднял указательный палец, останавливая Саманту – при этом на неё даже не глядя.

– Все претензии позже, – продолжил он всё так же громко. – Оцените: я пришёл познакомиться с вами лично! Так я поступаю не со всеми. Но вы – интересны мне. Предтечи!

Как показалось Флоренс, мужчина произнёс свои слова одновременно с презрением и уважением. «С завистью» – наконец поняла Оливия, сложив эти два взаимно отталкивающихся компонента.

Он был довольно крепко сбит, подтянут, широкоплеч, лет ему было за сорок, но ненамного. Чёрные кучерявые волосы с небольшой, но заметной долей седины. Орлиный, с горбинкой нос, немногочисленные, резко очерченные морщины. Вздёрнутый, придающий заносчивости подбородок, украшенный «эспаньолкой». Одет мужчина был довольно просто: в джинсы, цветастую рубашку, распахнутую на груди, и лёгкий пиджак светло-голубого цвета. Рукава пиджака были закатаны по локоть. Волосатые руки мужчины покрывали татуировки, а пальцы украшали перстни – из белого и жёлтого золота – штуки по три-четыре на каждой руке. Ещё он обладал жёстким и быстрым взглядом, от которого – даже по первому, мимолётному впечатлению – казалось, трудным что-либо утаить. Делать этого, впрочем, и не хотелось – опасностью от хозяина этого взгляда веяло так же ясно и чётко, как уверенностью и властностью.

– Вам известно, кто я? – спросил мужчина, разведя руки в стороны. – Конечно, нет! Но я о вас знаю много.