Это цена, которую я готова заплатить. Любовь для меня в любом случае запретна. Настоящая любовь. Жизнь Аны будет разделена между нами двумя. Из-за меня Ане придется пожертвовать всем, чего она по-настоящему заслуживает. Она будет вынуждена отказаться от близких друзей, семьи.

Мое горло сжалось, я с трудом сглотнула. На какой-то миг мне показалось, что я задыхаюсь. Нельзя сейчас допускать эти мысли.

– Удачи. – Сотрудница открыла портьеру, и я оказалась на сцене.

Свет ослепил меня, и понадобилось время, чтобы сориентироваться. Через зал, мимо столов, все места за которыми были заняты, петлял извилистый подиум. Я глубоко вздохнула и медленно пошла вперед. Вокруг все стихло.

Казалось, мои ноги разучились двигаться. Намерение идти, покачивая бедрами и непринужденно улыбаясь, забылось. Я словно оказалась в тоннеле. Я видела перед собой только подиум и надеялась не споткнуться и не упасть в зрительный зал.

Взгляды скользили по моей коже. Мне стало дурно при мысли, как сидевшие за столиками люди оценивали меня и представляли, что бы могли со мной сделать. Нет. Нельзя об этом думать. Я здесь ради денег. Они нужны мне как можно скорее. Я спасу Ану, чего бы это ни стоило. Она делит со мной жизнь, и это меньшее, что я могу для нее сделать.

Все слилось у меня перед глазами, и голоса, казалось, слышались издалека. Каким-то чудом я смогла дойти до конца, не оступившись. Вернувшись на сцену, я встала рядом с аукционистом.

Он не обращал на меня внимания, и я подумала, знает ли он вообще, что я нахожусь рядом. Его взгляд метнулся в зрительный зал, и, проследив за ним, я увидела двух фейри, подавших ему знак. Он выразительно кивнул и откашлялся.

Собравшиеся напряженно перешептывались. Но все смолкло, как только заговорил аукционист:

– Это была Авиана Блум. Видимо, умения слышать было достаточно для присуждения класса, но в целом дар неудовлетворительный.

По залу прокатился смех. Мои плечи обдал жар, поднимаясь вверх по шее и охватывая лицо. Я сдержалась и промолчала, испытывая одновременно стыд и облегчение, потому что такая оценка могла быть мне только на руку.

– Впрочем, потенциал довольно большой. Владение телом и симметрия преобладают над мышечной массой. Оценка: семь из десяти.

Я застыла, не представляя, что это означает. Высокий или низкий балл? Он ни словом не упомянул мой браслет, и мне хотелось уступить искушению спрятать его, опустив рукав. Стук сердца отдавался в ушах, и я боялась что-то пропустить. Насколько мне было известно, теперь должно обсуждаться время, на которое предлагались мои услуги.

– Две тысячи монет за пять лет.

Я вздрогнула. Это максимальный период, который мог назначаться во время торгов. Две тысячи монет – это много, но они не стоят пяти лет.

Яркие прожектора ослепляли меня, но я увидела, что в воздух поднялись несколько белых табличек. На мгновение все замерло. А потом началось!

– Три тысячи монет за четыре с половиной года.

– Четыре тысячи за четыре года и три месяца.

– Пять тысяч за четыре года.

– Шесть тысяч за четыре года.

С каждой новой ставкой я нервничала все сильнее. В горле пересохло. Браслет пережал запястье. Кожа зудела, больше всего мне хотелось сложить руки на груди. Но вместо этого я стояла, вытянувшись по струнке. Тем временем торги продолжались.

Время тянулось, пот градом катился по моей спине.

– Семь тысяч монет за два года и четыре месяца.

Ставки не прекращались, и мне следовало радоваться, ведь срок моей работы сокращался. Но мне становилось хуже, потому что я знала, чего от меня потребует тот, кто предложит больше денег, – то, что предложила я сама, и не меньше.

Вдруг чей-то крик прорезал зал:

– Десять тысяч монет за десять дней.

У меня перехватило дыхание, когда я услышала этот голос. Он был глубокий и тяжелый. Голос, которым привыкли отдавать приказы, не терпящий возражений. Я уже слышала его раньше. Но этого не может быть. Или все-таки может?

В зале воцарилась тишина. Задвигались стулья, присутствующие пытались разглядеть, кто сделал эту невообразимую ставку. Аукционист подождал, но никто не собирался перебивать ее.

– Лот Авиана Блум достается участнику номер двадцать семь по цене десять тысяч монет за десять дней.

Раздались аплодисменты.

У меня вдруг подкосились ноги, и мне чудом удалось не упасть. Сквозь ослепляющий свет я пыталась разглядеть, кто приобрел меня на этих торгах. Но лица были различимы только в первом ряду. Это не может быть он. Только не он.

Воспользовавшись суматохой, аукционист повернулся ко мне:

– Теперь вам следует покинуть сцену.

Развернувшись, я едва дошла до портьеры, где меня ждала другая сотрудница. Она была старше, ее взгляд неодобрительно скользнул по моему белому браслету. Испытывая омерзение, я опустила рукав. Пусть осуждает меня сколько угодно. Никому я не отвратительна настолько, как самой себе. Но важны только деньги, которые я получу. Я решительно схватила рюкзак.

Цокнув языком, она повела меня по коридору, пройдя по которому мы оказались на другой стороне зала. Еще за одной дверью находилась комната вытянутой формы со скамьями, на которых ждали те, кто участвовал в торгах до меня.

Никто не поднял глаз. Никто мной не интересовался.

– Вас вызовут, – сообщила мне сотрудница и, бросив напоследок уничижительный взгляд, вышла.

Дрожа всем телом, я без сил опустилась на скамью подальше от остальных. Мои руки похолодели, к горлу подкатывала тошнота.

Все позади.

При этой мысли мне сделалось еще хуже. В голове снова и снова звучит голос покупателя. Я сильно сжала ногу, пытаясь проснуться, потому что это не могло быть правдой! Только не это. Для меня это равносильно смертному приговору.

Наверняка я ошиблась.

Каких-то пять слов. Расслабив пальцы, я провела рукой по юбке. Нана убьет меня, когда я вернусь, но даже она в конце концов поймет, что это был наш единственный шанс. Когда меня вызвали, комната уже наполнилась новыми ожидающими. Я встала и пошла к стойке, как это делали люди передо мной. Сидящий за стойкой мужчина, плотно сжав губы, пролистал документы. Потом он поднял взгляд:

– Покупатель требует, чтобы вы сейчас же отправились с ним.

Потрясенная, я открыла рот, но не смогла произнести ни звука. Мужчина, видимо, воспринял это как знак согласия, потому что принялся спокойно пересчитывать монеты и банкноты и засовывать их в мешочек. Нет. Нет. О нет! Я откашлялась, но мой голос все равно дрогнул:

– Но я думала, что смогу сначала занести деньги домой.

Он пожал плечами, будто хотел сказать, что это его не касается.

– Возможно, ради вас он сделает крюк, но я бы не стал на это надеяться.

Внутри меня все похолодело. Десять дней – это немного, но для Аны в ее состоянии – целая вечность. А что, если мы опоздаем с лечением? Мне захотелось встряхнуть мужчину, хотя я и понимала, что в этом нет его вины.

Он передал мне потяжелевший мешочек, и на звон монет несколько ожидающих подняли глаза. Я спрятала мешок в рюкзак, поймав еще несколько любопытных взглядов.

– Просим вас подождать, пока за вами придут. – И он указал на скамейки, а потом вызвал следующего. Обо мне сразу забыли.

Деньги в рюкзаке были очень тяжелыми. Казалось, что я выиграла и сразу потеряла их. У Аны уже недостает сил, чтобы сесть на кровати. Значит, ее состояние будет только ухудшаться. Не имея денег, Нана не сможет заплатить доктору, который сделает вид, что ничего не заметил. Доктору, молчание которого стоит дорого. Присев на скамью, я стала разглядывать плитку на полу, внушая себе, что обязательно найду выход. Возможно, мне удастся кого-то подкупить. Или однажды ночью уйти тайком.

Вскоре открылась дверь. Я подняла глаза, и стоило мне взглянуть на вошедшего мужчину, как все во мне превратилось в лед. Мой взгляд приковали коротко остриженные темные волосы, резко очерченный подбородок, прямой нос и темные глаза. Я неотрывно смотрела на униформу, украшенную серебряными погонами и застежками, а еще на его серебряный меч, висевший у пояса.

Я видела перед собой мужчину, который десять лет назад спас мне жизнь. Тогда он понял, кто я на самом деле. У меня перехватило дыхание, и мне показалось, что мое сердце замерло секунды на три. Я не могла отвести взгляда от него, первого солдата князя. Это был Рен Таман.

Невидимая рука сдавила мне горло. Я чувствовала себя так же, как тогда, когда упала в реку и течение подхватило меня, а вода залила легкие. Я умирала, и в тот момент он возник рядом и вытащил меня на берег. Удар по груди, и вода хлынула из легких. В тот раз я не осознала, что чуть не умерла. Но поняла, что этот мужчина может стать моим смертным приговором.

Прежде чем один из нас понял, что произошло, я бросилась бежать. Я бежала, пока не подкосились ноги и я не рухнула на землю в каком-то переулке. Придя в себя, я поплелась домой, к Нане. Увидев меня, она лишь спросила: «Доставать тревожный чемоданчик?» Это была наша единственная возможность уехать из Княжества и попытаться выжить в ужасном мире по ту сторону стен. Но, собравшись с силами, я покачала головой. В тот день я дважды спаслась, оставшись в живых.

Мое сердце замерло, когда мужчина за стойкой указал на меня и солдат повернулся. Его темные глаза уставились на меня, я задержала дыхание, ожидая, что он поднимет руку и вызовет свою гвардию. Ожидая, что он убьет меня, воспользовавшись силой фейри. Но он смотрел на меня так, словно видел впервые, а потом шагнул вперед:

– Авиана Блум, вы идете со мной. – С этими словами он повернулся, будто больше было нечего сказать, и направился к двери.

Несколько секунд я смотрела ему вслед, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от облегчения. Он не узнал меня. Конечно, не узнал. За свою долгую жизнь фейри он повидал множество людей. А тогда я была ребенком лет восьми, не старше. Выдохнув, я последовала за ним.

Мы оказались на парковке позади здания. Здесь стояли самые разные кареты, запряженные роскошными лошадьми. Такое могли позволить себе только самые богатые граждане, и все они практически без исключения были фейри. Мы, обычные люди, ходили пешком, ездили на велосипедах или трамваях.

Солдат шагал впереди, будто у него не было ни времени, ни терпения дожидаться меня. Мне пришлось почти перейти на бег, чтобы догнать его, и мы одновременно оказались у шикарной черной кареты, украшенной гербом князя. Герб был золотой, по центру располагалось изображение сокола с широко раскинутыми крыльями. У меня снова сжало горло – на этот раз от внезапно возникшего вопроса: прибыл ли он сюда с личными целями или по поручению князя?

Кучер в черно-красной ливрее, спрыгнув на землю, открыл дверь. Солдат протянул мне руку, и я несколько мгновений нерешительно смотрела на нее. Он настолько превосходит меня по своему положению, но подает мне руку?

Я не стала больше мешкать, ведь это было бы невежливо, и оперлась на его руку, поднимаясь на ступеньку. От прикосновения сильное чувство, темное и мощное, разлилось внутри меня. Что-то закололо, и я отдернула руку, прежде чем покалывание добежало до кончиков пальцев, и запрыгнула внутрь кареты.

Я смотрела на свои пальцы, но ничего не заметила. Сердце бешено колотилось, и я радовалась, что повернулась спиной к Рену Таману. Что это было? Я никогда прежде такого не ощущала. Откуда неожиданно возникло это чувство? Я тихо вдохнула и выдохнула. Нужно успокоиться. Наверняка это просто волнение, и если я не соберусь, то умру раньше, чем придумаю отговорку.

Внутри кареты стены были выкрашены в черный цвет, а сиденья обиты красным бархатом. Сняв рюкзак, я поставила его на колени, стараясь не смотреть на солдата. Карета, без сомнения, принадлежала князю. Надежда, что мне удастся передать Нане деньги, угасла. Я не смогу ни улизнуть из княжеского дворца, ни подкупить кого-нибудь, чтобы мне помогли. Осознав это, я расправила плечи и подняла голову.