– Мне бы несколько звонков сделать…

– Черт, я надеялась, что ты замолчал!

– Давай не будем давать повод тем, кто придет меня добивать, пристрелить и тебя? Если не можешь со мной расстаться, подожди в коридоре.

– Ты думаешь, что твое собранное из кусков сердце железное? – вытянула она шею, глядя на монитор. – Я не шучу, когда говорю, что тебе нельзя нервничать. Будешь дергаться, сердце не выдержит, и снова ляжешь на операционный стол. И так по кругу. Только шансов у тебя…

– Я понял, – перебил ее. – Тогда верни мне ту сестричку в преклонном возрасте. С тобой мы угробим мое сердце быстрее, чем я мобильник в руки возьму.

– Придется научиться терпеть меня, – отрезала ведьма. Но все же поднялась и сосредоточенно подошла ко мне. – Запиши мой мобильный. Если будет плохо…

– Я позову престарелую сестричку, – уперся я. – А если скучно – попрошу позвать тебя.

И зачем-то скосил взгляд на ее задницу под халатом, когда она развернулась к двери.

Глава 2

Я собралась и выбежала из больницы так, будто за мной черт гнался. Понимала, что нужно успокоиться, но не выходило. А хуже всего – сердце младшего Князева разгонялось не от того, что нервничал он! Такому матерому волчаре наши перепалки никогда бы не пошатнули ни одного нерва.

Я продолжала его убивать. Медленно. И неизвестно, успеет ли восстановится его сердце прежде, чем не выдержит моего чувства вины. Пришлось принять успокоительного и добавить адреноблокатор, чтобы дать нам обоим передышку. А мне – время все выяснить.

У палаты Стаса дежурила охрана больницы и те, кого выставил следственный отдел. Князев вызвал следователей сразу, но те пока что колупались на территории больницы и за ее пределами, хоть и предупредили, что будут приглашать врачей на беседу. Но Стаса я не стала ставить в известность, чтобы не закатывал глаза. В то, что на такую занозу в заднице могли покуситься, я ни капли не сомневалась. Похоже, его послужной список лишь начинается тем, что он сволочь и плохой брат. Стоило выяснить о нем больше, чтобы понять, кому именно я отдала свое сердце.

Но сначала следует разобраться с тем, что именно я натворила с этим заклятьем.

Лужи захлюпали под ботинками, зачавкали мокрым снегом. Перед глазами все смазалось в серую бетонную массу. Я не стала садиться за руль. Машину в центре не бросить даже с ведьминскими способностями. Там даже дорожные камни не гарантировали возможность проехать. Теперь, вжатая в стенку троллейбуса, я смотрела на то, как распластанные по стеклу снежинки неминуемо обращаются в капли и стекают вниз, оканчивая свой бесславный путь где-то в грязном резиновом желобе.

Как я до этого дошла? Сейчас следователи начнут разнюхивать произошедшее, а если подключится Горький, то мне не уйти от ответственности. Уж он точно размотает, что это я стояла в тени здания и стреляла в Князева-младшего. Может, прийти с поличным?

Нет. Я замела следы отлично…

Стало тошно. Будто и правда профи-киллер.

Картинка перед глазами погрузилась в темноту, и я не сразу поняла, что спрятала лицо в ладонях.

Нельзя признаваться. Игорь плохо переносит чувство вины. А в том, что я такая идиотка, он не виноват. Вот же Князев-младший позлорадствует, когда узнает, что не его враги уложили его в холодную лужу с пулевым на пару сантиметров от сердца…

– Девушка, вам плохо? – поинтересовался кто-то позади.

– Нет, – покачала я головой и оттолкнулась от стекла. – Пропустите, пожалуйста…

На улице начал трезвонить мобильный. Привезли новых пациентов, и привычная круговерть решений помогла мне донести ноги до Исследовательского центра без нового витка самоуничижения. Только когда вдруг на экране мобильного высветился номер Горького, ноги подкосились. Я тяжело сглотнула и прижалась к стенке коридора перед проходной.

– Давид?

– Ива, привет.

– Привет, – хрипло каркнула я.

– До меня тут докатилось дело о покушении на Стаса Князева.

– Да. Я так и думала, что ты узнаешь…

– А почему ты не сказала?

– Не было времени. Он то умирает, то снова восстает. Тяжелая вышла ночь.

– Понятно. А прогнозы?

Если бы я знала. Только в груди вдруг все сжалось до визга, застрявшего в горле. Пришло осознание, что я не вывезу сама. Захотелось признаться во всем Давиду и сдаться на милость. Собиралась же нести ответственность…

– Пока сложно говорить, – выдавила кое-как.

– Ива, что с тобой? – насторожился Давид.

– Устала. Очень… – просипела я.

– Может, увидимся? Беспокоишь…

– Князев уже взял меня в оборот. – Я кое-как отлепилась от стенки и прошла в сторону проходной. – Так что я под присмотром. Назначил капельницы…

– Мне все равно ехать к вам. Хочу тебя увидеть.

– Ладно…

В аудитории оказалось пусто, и я, звонко постучав в дверной косяк костяшками пальцев, привлекла внимание преподавателя, сидевшего у стола.

– Карл Алексеевич…

– Ива, – поднял он взгляд от бумаг, – проходи.

Мой преподаватель по вспомогательным манипуляциям, как мы называли использование способностей, профессор Карл Алексеевич Видальский был ведьмаком в летах. Я написала ему утром, и он, к счастью, нашел время со мной увидеться. Мы встречались регулярно. Я любила собирать для профессора интересные случаи и обсуждать их за чашкой чая в тишине стен института. Область вспомогательных манипуляций постоянно развивалась и совершенствовалась благодаря сотрудничеству с практикующими врачами. Карл Алексеевич давно не практиковал, но занимался историей заклятий и собирал техники заклинаний, изучая древние записи и расшифровывая старинные дневники.

Собственно, то, что я сделала со Стасом – недоказанное по эффективности заклятье, нерекомендованное к применению и находившееся на стадии разработки и изучения. Оставалось только убедить старика, что я не всадила это заклятье в умиравшего, а просто заскучала настолько, что решилась на изучение. Дерьмовая идея, конечно, но выхода не было.

– Ты будешь как обычно черный с бергамотом? Или покрепче?

– Покрепче, – улыбнулась я вымученно, чувствуя прилив усталости. Бессонная ночь давала о себе знать. – Можно кофе с коньяком. У меня сегодня выходной.

– Что, нет перерыва у полевых бойцов? – крутанул он колеса инвалидного кресла и направился к дверям сбоку.

– Не предвидится. – Я поплелась я следом.

В небольшой комнате все было завалено книгами, и только стол у окна еще держал место для электрического чайника и подноса с чашками. У каждого посетителя чашка была своя.

– Ты не надумала преподавать? – Профессор потянулся за белой фарфоровой чашкой в дальнем углу подноса.

Давно меня не было.

– Не знаю, – пожала я плечами, освобождая стул от книг.

– Может, позже?

– Да, наверное.

– Так что случилось?

Я поставила стул и стянула куртку.

– Пациент был один. В общем, я вдруг вспомнила ту энергетическую манипуляцию, когда целое сердце является проводником для поврежденного. Помните? Мы много с вами его изучали…

– Да-да, помню, – прищурился он пытливо. – Ты его использовала?

– Нет, – мотнула я головой. – Я даже не помню правил его наложения. Вопрос не в этом…

– Пациент тебе дорог.

– Да, – кивнула я, усаживаясь. – Был.

– Соболезную. Понятно, почему ты такая вымотанная…

– Спасибо. Но я подумала…

– …Что могла бы спасти и дать время? Ива…

– Именно.

– Послушай, таким как ты свойственно предъявлять к себе завышенные требования. Ты всегда была такой. Но чтобы не свихнуться, нужно принять, что всех спасти невозможно. Ты не сможешь себя расходовать на всех.

– Он – не все. – Я опустила плечи, напряженно вздыхая. – Карл Алексеевич, я вам наврала. Он жив. И я применила это заклятье. Только это – секрет. Никто не в курсе.

– Вот как, – нахмурился профессор.

– Я не могла позволить ему умереть. Простите, что взваливаю это на вас.

– Ива… – покачал головой профессор, задумчиво хмурясь. – Ну, что ж. И теперь ты хочешь знать, что дальше.

– Он не знает. Тоже, – прошептала я. – И о чувствах моих не знает. Я ему просто друг.

Удивительно, как сплелись оба Князевых в моем вранье. Как же легко разбежаться по наклонной…

– Хорошо. Я принимаю твою тайну на хранение. Тем более, тепеорь у нас волею случая есть прецедент применения метода. Уверен, заклятье ты сплела качественно.

– Да, – с готовностью кивнула я.

– Сейчас какая ситуация? Расскажи подробнее.

– Разгоняем сердца друг друга. Я чувствую его переживания, он – мои. Оба на адреноблокаторах и седативных.

– Ну, по идее, бьется сейчас твое сердце… – Профессор азартно тер подбородок. – Мне нужна история манипуляций. Видишь ли, в зависимости от ситуации, может случиться так, что твое сердце не поможет восстановиться его сердцу. Если повреждения необратимые…

– Нет-нет, сердце уже запускали к тому моменту, и меня попросили помочь стандартным щадящим импульсом, – почти уверенно возразила я.

То, что Игорь спасал собственного брата и мог быть необъективен, я решила не принимать во внимание. Откуда мне знать, что было не так с сердцем Стаса и почему оно не хотело биться? Просто не хватило небольшого толчка или это был полный отказ функционировать?

– Тогда, возможно, твое сердце действительно сейчас перенимает часть нагрузки, которая неподъемна для травмированного. Но как оно повернется дальше…

– Вроде бы, когда сердце наберется сил, заклятье само разрушится?

– Это только предположения. Мы не изучали эту методику на практике.

Профессор тяжело вздохнул, раздумывая. По его взгляду читалось сочувствие.

– А можно попробовать расплести заклятье? – осторожно поинтересовалась я, еле сдерживая нервную дрожь.

– Сложно предсказать последствия, – вздохнул он. – Ты рискнула. А он может умереть без связи с тобой.

Я потерла виски и отвела взгляд на полки, заваленные книгами. Никогда эти стены еще не давил на меня настолько.

– Теперь этот твой пациент обязан тебе жизнью, – тихо заметил профессор. – Ты – очень отважная, Ива.

– Я – очень идиотка, Карл Алексеевич.

– Нет-нет, ты просто живая. У тебя есть чувства, и, видимо, ты давно не давала им волю, раз все вышло из-под контроля. Ива, когда-то оно бы все равно вышло, но уже с разрушающими последствиями. А сейчас ты спасла жизнь.

И разрушила свою.

– А почему не говоришь ему? – поинтересовался профессор после короткого молчания.

– Ему ни к чему это чувство вины. И так несладко…

– Нет шанса для вас?..

– Нет.

– Понятно.

Показалось, что грудная клетка лопнет от переполнявших чувств. По щеке скатилась слеза, и сухая теплая ладонь накрыла мою, лежавшую на столе. Я вздохнула и протерла щеку:

– Спасибо…

* * *

Уже через несколько минут я осознал, что без взбалмошной ведьмы мне тут неуютно. Я даже пожалел, что не взял ее номер, и даже обозвал себя за это идиотом в тишине палаты. Пульс, правда, успокоился и стал пиликать на приборе ровнее, без скачков.

В следующие полчаса я позвонил в отдел и выяснил, что по покушению на меня уже всех подняли на уши – завели дело, вызвали следователей, а больница предоставила охрану. И даже ведьмаки заинтересовались в лице, а, точнее, морде Давида Горького. Неймется этому ведьмаку в инквизиции, по привычке лезет в следовательские дела.

– Так Горький теперь председатель следственного комитета. Не знал? – вяло сообщил мне коллега.

– Нет, – нахмурился я.

А я-то думаю, какого хрена он мне везде дорогу перебегает. Полагал, что по дружбе с Игорем. А, оказалось, все еще хуже – полномочия у него есть.

– Поэтому жди. И к тебе лично заявится.

– Черт бы его подрал, – пробурчал я. – Ладно. Есть что-то по делу?

– Ничего пока. Ты сам-то что видел?

– Ничего я не видел. Стоянка, улица, фонарь. Что тут увидишь? Я же не ведьмак.