В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции (страница 6)
Я тоже чесал в затылке. В студенческие годы на меленьком лесном болотце в Вологодской области я почти случайно наткнулся на гнездо серого журавля. Краем глаза увидал, как с высокой желтой кочки, пригибаясь, сошла большая светло-серая птица и зигзагами стала уходить, расставив крылья и пряча голову где-то почти у ног. Сомнений не оставалось, и когда мы подошли к тому месту, были вознаграждены замечательным зрелищем. На примятой осоке, чуть попискивая и покачиваясь на согнутых пухлых розовых ножках, сидел пушистый рыжий птенец. Вокруг валялись скорлупки, а рядом лежало большое коричневое с крапинами яйцо с торчащим посередине розовым клювом. Временами клюв шевелился, исчезал и появлялся, дырка в скорлупе становилась шире. Интимный процесс вылупления журавлят был в разгаре, и мы, сделав пару кадров, поскорее ушли, чтобы не беспокоить семейство.
С гнездом канадского журавля на Чукотке проблем также не возникло. Отойдя от аэропорта Мыс Шмидта в тундру буквально на полкилометра, я едва не наступил на плоскую гнездовую постройку с двумя продолговатыми буро-крапчатыми яйцами[4] в центре и только потом заметил пару, беспокоившуюся в отдалении. С тех пор мне казалось, что найти журавлиное гнездовье не составляет особого труда. Но черные журавли сильно поколебали мою уверенность!
* * *
Сборы в дорогу – всегда хлопотное дело. Сложить палатки, собрать прочий скарб, снова упаковать вещи в рюкзаки и баулы, набить бочку продуктами в больших полиэтиленовых мешках. Надуть, спустить на воду и загрузить лодки. Лодки прочные, испытанные, сделаны по уму: носовой баллон продолжается почти на весь левый борт, кормовой баллон – на правый. Такая асимметрия лучше обеспечивает живучесть плавсредства, если один из баллонов будет пропорот. Дно – с несколькими продольными ребрами для прочности и надувается отдельно. Но все равно с лодками морока. Одна вроде подтравливает воздух, дно подкачивали несколько раз. У другой на правом баллоне плохой клапан – «лягушкой» еле надувается. Загруженные под завязку лодки сильно осели, но все равно багаж, завернутый в полиэтилен, высился горой над лоснящимися бортами, так что непонятно было, где сидеть.
От истока почти в центре плато Зева выписывает спиральную загогулину: течет сначала на юг, потом на восток, северо-восток, затем по крутой дуге сворачивает на северо-запад и, наконец, устремляется на запад и юго-запад, до далекого слияния с Бикином. Естественно, спираль осложняется меандрами[5] разной конфигурации. Мы запланировали идти по реке на восток, до впадения Перевального ручья. Тронуться в путь смогли только вечером – теплым и тихим, часов в шесть. Юра традиционно снимал с берега отплытие.
Двигались медленно и трудно – сплошные перекаты. Перегруженные лодки шоркали днищами по камням, особенно первая, груженная бочкой. За нее отвечали Николай и я. Большую часть времени мы шли по мелководью в поднятых ботфортах, опираясь на весла, – он чуть впереди, я чуть позади лодки. Регулировали ход строптивого плавсредства носовой и кормовой веревками. Навалясь, сволакивали с меляков, порой протаскивали буквально на руках, взявшись с двух сторон. Запрыгивали на баллоны в приглубых местах с сильным течением, гребли, стараясь держаться на фарватере. Отталкивались от берегов и дна, чтобы лодка не попала под опасно свисающие коряги и не наскочила на коварные каменистые ко́рги (как их называл Николай – «корчи́»). Так же поступали со второй лодкой Юра с Костей. Вероятно, идти берегом, срезая излучины, было бы проще и короче, но как перетаскать столько вещей?
Километра через три река стала глубже, но у́же и извилистей. Пошли завалы – небольшие, но полностью перегораживающие русло. Расчищая путь, Николай сноровисто перерубал стволы точными ударами топора – любо-дорого смотреть. Догорел морковно-красный закат, стремительно смеркалось, после девяти вечера температура резко понизилась. Все мы уже не раз залили болотники и намокли почти по пояс, и это оказалось чувствительно.
В наступившей темноте проскочили устье Перевального, и пришлось 400 м тянуть лодки назад – против быстрого течения. Наконец зашли в спокойный заливчик напротив ручья и еле-еле вытащили обледеневшие лодки на кочкарник заболоченной поймы. Дальше высился коренной берег, и мы, вооружившись фонариками и разойдясь для большего охвата, принялись искать в кромешной тьме безлунной ночи и почти арктическом холоде место для лагеря. Мне повезло: практически сразу обнаружил над заливчиком хорошую сухую полянку, с трех сторон окруженную густым еловым частоколом. Выискав место без кочек, почти на ощупь разбили большую палатку. Коченеющими руками вытащили из лодок вещи и накрыли их огромным куском полиэтилена. Он мгновенно покрылся инеем. Уфф, наконец-то можно развести костер, обогреться, обсушиться и хлебнуть обжигающего чаю, прежде чем заползти в холодный сырой спальник!
На следующее утро выяснилось, что вчерашнее путешествие не прошло даром. Большинство вещей, включая находившиеся в бочке, изрядно подмокли, несмотря на полиэтиленовую защиту. Надувное дно нашей с Николаем лодки, прогнувшееся под непомерной тяжестью бочки, прохудилось от контакта с острыми камнями перекатов и корг. Снизу красовалось несколько длинных порезов в толстом резиново-матерчатом слое. Спустившее после первой же пробоины дно, естественно, еще больше отвисло книзу и подвергалось все новым и новым ударам. Фактически лодка держалась на бортовых баллонах. Запасная резина и клей, конечно, были, однако площадь поражения выглядела устрашающе. Дно не столь нагруженной лодки пострадало меньше, но и там появились неприятные потертости.
Всю первую половину дня мы разбирали вещи и развешивали их на кустах для просушки. Благо было ясно и тепло, все разделись до пояса, греясь на солнышке. К счастью, видеотехника, включая генератор и запасы кассет, осталась сухой. Наиболее чувствительной потерей представлялись намокшие и слипшиеся рулоны туалетной бумаги. Подтираться лопушком мы были еще как-то не готовы, да и самих лопухов вокруг пока не наблюдалось. Однако, не поддавшись отчаянию, я вознамерился спасти ценный груз – терпеливо расчленял плотные рулоны на слои, как мог выжимал, разматывал куски и вешал их на ветки. Развевающиеся по ветру многочисленные светлые ленты на чапыжнике и еловых лапах придали нашей поляне праздничный вид и навевали ассоциации с буддистскими или шаманскими ритуалами. Высыхая и коробясь, покрываясь сероватыми разводами, ресурс потерял в презентабельности, сильно прибавил в объеме, но восстановил функциональность.