Вернулась бедняжка только к ночи, измученная, с перевязанной головой. Мужик сначала все допытывался, что с ней стряслось, потом заставил мать показать ему рану, чтобы обработать. Когда повязку менял, опешил. Ухо матери было порезано. Дважды. И ровно так же, как он пометил свинью.

Я открыл рот от удивления. Успел ведь нафантазировать кучу финалов истории, но в бабушкином рассказе было все не так уж и жутко. Странно, конечно, но с моей выдержкой таким не возьмешь.

– Не знаю, чего добивалась бабуля, рассказав мне эту историю, – пожала плечами бабушка. – Может, в ней какое-то нравоучение есть, но я в детстве его не поняла. Только бояться свиней стала.

– Да уж, и правда странная история. Но тут мужика ведь стоило бояться, а не свинью.

– Так-то оно так, но бабуля подлила масла в огонь. Она была суровой женщиной и шутить не любила. На полном серьезе сказала, что раньше люди умели оборачиваться в зверей. Туда и обратно. С тех пор я в это слепо верила. Со временем, конечно, сообразила, что все это враки, но боязнь свиней так и осталась со мной.

Я почувствовал, как начинает сдавливать грудь и дышать становится сложнее. Все происходящее вокруг меня вдруг ушло на второй план, а в черепной коробке забухали одни и те же фразы: «люди умели оборачиваться в зверей», «умели оборачиваться», «демоны-перевертыши».

Я постарался совладать с собой, чтобы не испугать бабушку. Только что проглоченный блин так и норовил вырваться наружу. Залпом выпив воды, я с силой поднял себя с кресла, выдавил улыбку для бабушки и вышел из дома.

Со всех ног несся к дому Зои, чтобы в сотый раз прочитать письмо Федора Ильича Андропова про демонов-перевертышей. Неужели все, что написал старик, было сущей правдой?..

Глава 6
Демоны-перевертыши

– Зой, мне срочно нужна коробка Федора Ильича!

– И тебе привет, – опешила Зоя. – Ты чего такой взмыленный?

– Кажется, кое-что нащупал, – с придыханием ответил я. – Бабушка только что рассказала мне историю про свинью; думаю, она напрямую связана с письмом Федора Ильича про перевертышей.

Зоя приподняла брови еще сильнее, но все же встала из-за стола. Ушла в гостиную, а затем вернулась уже с коробкой в руках. Поставила ее на стол и молча взглянула на меня.

– Я не съехал с катушек.

– Знаю. Просто не понимаю связи между свиньей и перевертышами.

– Жил-был один мужик, на свинью охотился, – быстро начал я, подлетая к коробке и начиная перебирать ее содержимое. – Мать отговаривала его от этой затеи, а он все равно за свое. И вот однажды поймал свинью и сделал ей пару надрезов на ухе, потом домой пришел, а там мать покалеченная. Короче, когда мужик рану ее проверил, у нее два надреза на ухе оказалось. Прям как у свиньи.

– Зачем он свинью-то покалечил?

– Метку поставил, чтобы своей считать. До этого она бесхозная была… Да это и неважно.

– И-и-и? Я все равно связь что-то плохо улавливаю.

– Ну мать и была той свиньей. Он мать свою покалечил, когда та перевертышем стала… Или она всегда им была, – немного завис я, затем выкинул лишние мысли из головы и добавил: – Да какая разница, как это работает. В общем, вот такая история.

– Думаешь, правда?

– Отпечатки тебе ведь тоже байкой казались. Нам всем. В итоге – самая настоящая правда.

Я нашел нужное письмо и быстро развернул его. Зеленые чернила на желтой от времени бумаге немного расплывались, но текст все равно нормально читался. Я уже мог наизусть пересказать все записи Федора Ильича, но боялся упустить какую-нибудь важную деталь. Поэтому начал читать вслух:

Я думал Гнездо уже мало чем может меня напугать но каждый раз как узнаю новое, страх сковывает печенку. Демоны живут с нами по саседству, и одного я сабираюсь изничтожить. Они савсем не похожи на отпечатки памяти патаму что живые. Но я до конца не решил кто страшнее – первые или втарые.

Эти демоны могут обращаться в животных и только бог знает каким силам они служат. Что они преследуют и как связаны с праклятьем деревни я толком не знаю но раз и демоны-перевертыши это что-то не всамделишное значит они есть зло. А зло надобно изничтожать.

Наверное это последняя мая запись ведь мне предстоит противостоять неваабразимому. Даже мертвецы пугают меня меньше этих существ. Они притворяются людьми ведут с нами разговоры и марочат головы. Пытаясь прикинутся нармальными наверняка планируют кошмары.

– Так ведь и отпечатки памяти обычно выглядят как живые люди, – перебила меня Зоя. Она пожала плечами и добавила: – Это я так, к слову.

– Ты права, – кивнул я. – Это письмо Федора Ильича вообще отличается от других. Видно, что его пугало все, о чем он писал, но к демонам-перевертышам у него явно была особая неприязнь.

– Мы можем называть их просто перевертышами? – поежившись, спросила Зоя. – От слова «демоны» меня как-то корежит.

– Называй как хочешь, сути это не изменит.

Зоя согласно кивнула, поджав губы, и я продолжил читать:

Я так привык жить рядом с чертовщиной перестал почти замечать отпечатки а может они и сами стали скрыватся от меня что обнаружив демона-перевертыша чуть не аполоумел. Гатов был испустить дух но видимо сначала должен сделать дело и патом только помирать.

Я долго готовился к ахоте много кумекал да только все оказалось зря. То ли демон-перевертыш понял что я гатовлю на него управу то ли с ним что-то приключилось в конце концов он прапал. Почти что испарился прямо у меня перед носом аставил после себя адин след – нож торчащий в земле. Так что я и знать не знаю как баротся с этой напастью. Один только совет есть – наблюдать за всеми кто живет в Вороньем Гнезде.

– И дальше есть приписка, – сказал я.

Нож забрал себе падумал пусть будет как улика или даказательство что я еще в сваем уме. Читал кагда то книгу про невозможности и аттуда узнал что с помощью ножей демоны умеют переварачиваться в животных. Ваткнут в землю сделают прыжок через него и уже зверь.

Паэтому нож для меня даказательство всамделишности того что праизошло. Не мог же я все это выдумать.

– Самое бредовое письмо из всех, – фыркнул я. – В письме про отпечатки памяти Федор Ильич рассказал историю Митрофана и описал, как упокаивать призраков, в письме про утопленниц перечислил имена девушек и даже предполагаемые места, где люди видели их отпечатки. А здесь ничего нет! Ни имени перевертыша, ни информации, в какое животное он превращался.

– Может, это и неважно, – задумчиво откликнулась Зоя. – Смотри, письмо датировано двадцать вторым апреля одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года.

– И что?

– То, что Федор Ильич умер в мае того же года. Он мог написать это, находясь в бреду.

– Или демон-перевертыш все же объявился, – возразил я.

Зоя поморщилась, словно выпила неразбавленный лимонный сок. Забрала из моих рук письмо и уставилась в текст.

– Когда Федор Ильич писал это, он был зол, – резюмировала Зоя. – Мало конкретики, куча негатива и ни капли жалости. К отпечаткам памяти он испытывал жалость. Мне кажется, такой образ жизни, который был у него, отразился на его душевном состоянии. Возможно же, что он что-то преувеличил. Или ему просто это почудилось.

– Ты опять за свое, – покачал я головой. – Ни капли доверия к старику, хотя именно он и помог нам с отпечатками.

– Ты не совсем понял мою позицию, Слав.

Зоя отложила письмо в сторону, взяла чайник и поставила его на плиту. Пузатый железный старикан тут же недовольно заскулил, когда конфорка начала разогреваться.

– Я считаю это письмо не совсем логичным и достоверным, но не шуткой. Есть в нем что-то, с чем стоит разобраться, но думается мне, что это не перевертыши.

– А кто же тогда?

– Отпечатки памяти, конечно. – Зоя замолкла на несколько секунд, вероятно думая, как лучше мне все объяснить, и все же продолжила: – Я хорошо запомнила Катину фразу: «Мы – ваше проклятие». Если предположить, что перевертыши на самом деле существуют, то какой смысл их искать? Каждый отпечаток памяти отвечает за нечто мистическое, как, например, Катя за забвение, так? Мы это выяснили. Стало быть, и барьер – это дело рук отпечатков. Но перевертыши, по словам Федора Ильича, живые люди и провинились только в том, что могут превращаться в животных… Нам-то что с этого? Пусть себе превращаются дальше.

– Хочешь сказать, даже если это правда, стоит просто забить?

– А что, устроишь охоту на всех животных в деревне?

– Ну нет. Но…

Я не придумал, что сказать после «но», и просто умолк. Зоя была права. Я так воодушевился зацепкой про перевертышей, что не задумался: а надо ли нам в это лезть? Быть может, в мире куча всего сверхъестественного, зачем ворошить осиное гнездо?

– Вот только об одном я подумала, до чего не дошла в первый раз после прочтения письма.

– И о чем же?

– Если предположить, что Федор Ильич прав во всем и действительно видел перевертыша, но обманулся? Вдруг вся эта чушь – не отдельная чертовщина, а созданная отпечатком памяти иллюзия?

– То есть призрак мог водить старика за нос?

– Почему бы и нет? – пожала плечами Зоя. – Тебя вон вообще мертвячка душила… Кто знает, на что вообще способны отпечатки?

Я крепко задумался. Зоя снова могла оказаться права. И Катюхины слова, и то, что мы видели в Гнезде, – все крутилось вокруг отпечатков памяти. Так почему ни я, ни Федор Ильич никак не связали перевертышей с ними?

– Федор Ильич написал здесь, что перевертыши живые, – подал голос я. – Он как-то отличал их от отпечатков и, ты думаешь, мог обмануться?

Зоя снова пожала плечами, отвернулась и подошла к плитке, потому что вскипевший чайник заголосил дурниной. А я в очередной раз уставился на письмо. Еще одна никчемная зацепка, которая привела меня абсолютно в никуда. Еще один зря прожитый день.

Отчаяние во мне копилось и копилось.

Глава 7
Библиотека

После разговора с Глебом я решил примерить лидерскую шкуру. Никому об этом не сказал, просто пытался думать как Глеб. Постоянно спрашивал себя, как поступил бы друг, с чего начал бы, и мысли привели меня к сельской библиотеке. Сначала долго уговаривал себя сходить туда, потому что библиотека находилась в одном здании с клубом. Значит, так же как и клуб, стояла на руинах старой церкви. Но в конце концов я посчитал, что поход туда может быть полезным, и, кажется, не ошибся.

По крайней мере, почти сразу я нашел старые записи об истории церкви и ее сносе. Они находились в разделе «Все о родной деревне». Библиотекарь Валентина Иосифовна, приятной наружности круглолицая женщина с улыбающимися глазами, любезно показала мне записи, прочитала небольшую лекцию об основании поселения и даже налила ароматного чаю. Такого сервиса я не видел даже в городе, о чем не забыл упомянуть. За это к чаю мне были предложены еще и карамельки.

Несколько часов я провел за чтением записей. Пил чай, время от времени засматривался на советские стеллажи, заставленные книгами, – чистые, но слегка потрепанные временем, – любовался поделками детей, которые проводили здесь свободное время, и обменивался улыбками с Валентиной Иосифовной. Здесь царила волшебная атмосфера. Не жуткая и мистическая, как во всей деревне, а именно волшебная. Уютная и теплая-теплая. На подоконниках стояли фиалки и другие комнатные растения, на полу в нескольких местах лежали вязанные из лоскутов половички, на стенах висели фотографии местных жителей в нескольких поколениях. Ламповое местечко, как сказали бы мои одноклассники.

Историй в записях было немало, знать только, какие могли привести к новому отпечатку памяти… Я сфотографировал на камеру телефона те, что показались самыми печальными, – хоть в чем-то мой электронный друг помог. Облокотился на спинку стула и снова принялся перечитывать то, что выделил.

– Простите, здесь написано, что Мещанов ключ до сих пор функционирует, это правда?