– Я предлагаю уравнять шансы. И позволь напомнить тебе, Мерри, что, в отличие от тебя, я уже не раз бывала на встречах на высшем уровне. Я видела, как империи топчут нас каблуками. Фигурка корабля поможет нам. Все, что от тебя требуется, – это сообщить мне, когда торговый корабль окажется у побережья Нубревнии, и тогда я сама сделаю всю грязную работу.

То есть она перебьет всех. Мерику пришлось призвать на помощь все свое хрупкое самообладание, чтобы не выкрикнуть это прямо в лицо Вивии… В этом не было смысла. Между ними – два колдуна голоса и сотни лиг.

Он пожал плечами. Потом еще раз.

– Что, – наконец продолжил он, – отец говорит по этому поводу?

– Ничего. – Гермин уронил это точно так же, как сделала бы Вивия. – Отец на грани смерти, он молчит, как и тогда, когда ты ушел. Почему он решился назначить тебя посланником и адмиралом, я никогда не пойму… Но, похоже, это работает нам на пользу, ведь у нас появилась возможность, Мерри.

– Возможность, которая удачно вписывается в твою стратегию по созданию собственной империи, верно?

Пауза.

–Справедливость должна восторжествовать, дорогой младший брат. – Теперь в словах Вивии прозвучали резкие ноты. – Или ты забыл, что империи сделали с нашим домом? Великая война закончилась для них, но не для нас. Самое меньшее, что мы можем сделать, – это отплатить им, начав с благородного пиратства.

При этих словах жар в груди Мерика чуть не вырвался наружу. Он сжал кулаки. Будь парень рядом с Вивией, выпустил бы эту бурю на волю – ведь в жилах сестры кипела такая же ярость.

Когда Мерик был еще ребенком, отец был уверен, что из сына вырастет могущественный колдун, такой же, как старшая сестра. В постоянных истериках и срывах мальчика он видел проявление великой ведовской силы. Поэтому в семь лет принц был отправлен на экзамен по ведовству.

Однако эмоциональность Мерика не оказалась признаком силы. Его едва сочли достойным ведовского знака на запястье, и король Серафин едва смог скрыть свое разочарование перед экзаменационной комиссией.

В то же утро, когда Мерик ехал в карете обратно в королевский дворец и на тыльной стороне его запястья горел знак в виде несимметричного алмаза, он понял, насколько глубоким было отцовское отвращение. Слабый принц не может принести пользы королевской семье. Мерика должны были отослать к какой-то тетке, такому же изгою в семье Нихар, жившей на родовых землях где-то на юго-западе.

– Ты забываешь, – произнес Гермин все еще от лица Вивии, – кто станет правителем, когда отец умрет. Может, сейчас ты и обладаешь властью, но ты лишь адмирал и только на время. Я стану королевой и адмиралом, когда сон воды окончательно заберет отца.

– Я знаю, кем ты станешь, – тихо произнес Мерик, и его гнев отступил перед лицом холодного страха.

Королевой Вивией. Адмиралом Вивией. Вивией, отправляющей нубревнийцев на гибель, как ягнят на заклание. Крестьяне и солдаты, торговцы и матросы, они будут гибнуть от карторранских мечей или сгорать в марстокийском огне, в то время как сама Вивия будет спокойно наблюдать за этим.

И единственный план Мерика – это восстановить торговлю и доказать Вивии, что существуют мирные способы прокормить нубревнийцев… Этот план провалился.

Сейчас она поднимет флаг Лисиц и ввергнет всю страну в ад.

Пока в разговоре повисла пауза и Мерик лихорадочно искал выход из этого кошмара, в дверь постучали.

Райбер, повязанная сестра Каллена, просунула голову в каюту.

–Адмирал? Простите, что прерываю вас, сэр, но это срочно. К вам пришел человек. Он говорит, что его зовут Фон…– Ее лицо напряглось от усилий.– Фон Гасстрель – так, кажется. Из Карторры. И он хочет обсудить с вами возможную торговлю.

Мерик почувствовал, как у него чуть не отвисла челюсть. Торговать… с Карторрой? Это казалось невозможным, но Райбер продолжала вопросительно смотреть на него.

Похоже, сам Ноден вмешался в их дела и сделал это именно в тот момент, когда Мерик больше всего нуждался. Парень не мог проигнорировать такой подарок, поэтому быстро повернулся к Гермину.

– Вивия, – рявкнул он, – я помогу тебе, но при одном условии.

– Я слушаю.

– Если я смогу договориться о торговле с Нубревнией, ты забудешь про это свое пиратство. Немедленно.

Пауза.

И наконец прозвучал ответ:

– Хорошо, Мерри. Если ты каким-то образом наладишь торговлю, я… рассмотрю возможность спустить флаг Лисиц. А теперь скажи мне, где сейчас находится дальмоттийский корабль?

Мерик не смог удержаться от лукавой улыбки, глядя на карту. Мини-корабль как раз покидал болотистую бухту Веньясы.

– Еще не отплыл, – заявил он, и в груди зашевелилось что-то радостное и полное надежды. – Но я сообщу, как только это произойдет. Гермин, – Мерик хлопнул по плечу колдуна голоса. Старый моряк вздрогнул. – Можешь заканчивать разговор. Райбер? – парень бросил взгляд на дверь и улыбнулся еще шире. – Немедленно приведи эту фон Гасстрель.

После ванны Сафи последовала за незнакомой горничной с каштановыми волосами обратно в спальню и оделась в серебристо-белое платье, которое выбрал Мэтью. Потом служанка завила волосы Сафи и уложила локоны, что подпрыгивали при ходьбе и красиво блестели в лучах заката, в сложную прическу.

Сафи уже и забыла, каково это, когда тебя одевают и укладывают волосы. Такого с ней не случалось вот уже семь лет. Дядя Эрон мог себе позволить держать в поместье Гасстрель всего горстку слуг, и поэтому личная служанка полагалась Сафи только во время ежегодных поездок в Прагу.

Может, дядя Эрон и был, только боги знают, по какой причине, бывшим членом Адских Алебард в опале, может, его и приставили опекуном к племяннице, пока не найдут для нее кого-то получше, но он все равно должен был платить десятину, как того требовал Генрик. Каждый год Эрон и Сафи отправлялись в столицу Карторры, чтобы передать свои скудные средства и поклясться в верности императору Генрику.

И каждый год это было одинаково ужасно.

Сафи всегда оказывалась выше всех мальчишек, да и сильнее тоже, а другие девочки шептались о пьяном дяде Сафи и хихикали над ее платьями устаревших фасонов.

Но не стыд делал эти поездки такими ужасными. Это был страх.

Страх перед Адскими Алебардами. Страх, что они разглядят в Сафи еретичку, которой она и была,– ведьму правды.

Если бы не принц Леопольд – или Полли, как обычно называла его Сафи, – который брал ее под свое крыло каждый раз, когда она приезжала, Адские Алебарды уже поймали бы ее. В этом девочка была уверена. В конце концов, в обязанности бригады входило выслеживание еретиков – незарегистрированных колдунов.

И по приказу Короны им разрешалось обезглавливать еретиков, если они казались опасными или не желали сотрудничать.

Полли наверняка будет там сегодня вечером, решила Сафи, внимательно изучая себя в узком зеркале рядом с кроватью. Прошло восемь лет с тех пор, как она в последний раз сбежала с приема вместе с принцем, чтобы исследовать обширную императорскую библиотеку. Она все пыталась представить, как длинные бледные ресницы и ниспадающие золотистые локоны Полли будут выглядеть теперь, когда ему исполнился двадцать один год.

Сафи определенно выглядела иначе, и светлое платье не скрывало это. Туго затянутый корсет подчеркивал талию и ягодицы, узкие длинные рукава демонстрировали изящные тонкие руки, облегающий лиф приподнимал те немногие изгибы, которыми она обладала, а пышные юбки смягчали излишне прямую линию бедер, придавая им женственную округлость. Тугие локоны, обрамляющие лицо, привлекали внимание к ее точеному подбородку и сверкающим глазам.

Гильдмейстер Аликс и его подручные на этот раз действительно превзошли сами себя.

Как только горничная ушла, положив на кровать потрясающую белую накидку, Сафи бросилась к своему мешку и достала книгу Изольды о монастыре Кар-Авена. С книгой в руках девушка подошла к окну, за которым вода в каналах под лучами заходящего солнца казалась жидким пламенем.

Синяя обложка отливала розовым, и, когда Сафи с усилием открыла книгу, том распахнулся на тридцать седьмой странице. Там лежала бронзовая монета с вычеканенным на ней крылатым львом. Место, где Изольда закончила чтение в последний раз.

Сафи быстро проглядела текст – там перечислялись ранги монахов Кар-Авена.

Дверь в спальню распахнулась. Сафи успела засунуть книгу обратно в мешок, прежде чем в комнату ворвался дядя.

Дон Эрон фон Гасстрель был высоким мужчиной, мускулистым и крепко сложенным, совсем как Сафи. Но, в отличие от девушки, его пшеничные волосы успели стать серебристо-седыми, а под налитыми кровью глазами виднелись темные синяки. Если раньше он выглядел закаленным солдатом, то теперь стал просто пьяницей.

Эрон остановился в нескольких шагах от нее и почесал макушку. Волосы немедленно взлохматились и теперь торчали в разные стороны.

– Ради Двенадцати, – проворчал он, – ты чего такая бледная? Выглядишь так, словно тебя настигла Пустота. – Эрон задрал подбородок, но Сафи заметила легкую неуверенность в его позе. – Ты, должно быть, нервничаешь из-за сегодняшнего бала.

– Как и ты, – сказала девушка. – Иначе с чего так напиваться перед приемом?

Губы Эрона растянулись в улыбке – на удивление, вежливой улыбке.

– Ну вот и вернулась племянница, которую я помню.

Мужчина подошел к окну, устремил взгляд на улицу и принялся возиться с тонким золотым ожерельем, которое всегда носил на шее.

Сафи закусила губу, чувствуя, как это всегда было при виде дяди Эрона, глубокую тоску. Хотя в жилах девушки тоже текла голубая кровь Гасстрелей, они с дядей оставались чужими друг другу людьми.

И когда Эрон был пьян – а он бывал пьян чаще, чем трезв, – ведовской дар Сафи молчал. Она не чувствовала в нем ничего: ни правды, ни лжи, ни какой бы то ни было реакции – словно то, кем Эрон мог быть, смывалось, как только вино начинало течь в его крови.

Между ними всегда была и будет каменная стена молчания.

Расправив плечи, Сафи подошла к Эрону.

– Так зачем я здесь, дядя? Мэтью сказал, что вы планируете вмешаться в ход Великой войны. Как именно ты собираешься это сделать?

Эрон хрипло рассмеялся:

– Значит, Мэтью проговорился, да?

– Тебе нужен мой ведовской дар? – упрямо продолжала Сафи – И зачем? Какая-то пьяная затея, чтобы вернуть звание бригадира Адских Алебард?

– Нет. – Тон его был твердым и непреклонным. – Это не пьяная затея, Сафия. Совсем не так.

Эрон взял стакан, и старые шрамы от ожогов на костяшках его пальцев побелели.

Сафи ненавидела эти шрамы. В детстве она миллион раз видела их, например, когда дядя хватался за кувшин вина или щипал шлюху за мягкие места. Эти шрамы – единственный след прошлого, о котором знала Сафи, и, каждый раз видя их, она начинала бояться будущего. А что, если она такая же, как дядя? С такой же неутолимой тягой к тому, чего невозможно достичь?

Эрон хотел вернуть свое достоинство.

Сафи жаждала свободы.

Свободы от своего титула, от дяди и от промерзших насквозь залов поместья Гасстрель. Свободы от страха перед Адскими Алебардами и того, что ей могут отрубить голову. Свободы от своего ведовского дара и от всей Карторранской империи.

– Ты не представляешь, что такое война, – произнес Эрон задумчиво, так, словно его мысли блуждали в прошлом, где были получены эти шрамы. – Армии уничтожают деревни, флоты топят корабли, колдуны огня сжигают людей силой мысли. Всех, кого ты любишь, отнимают, Сафи… и убивают. Но ты сможешь все это увидеть. В слишком ярких подробностях – если не сделаешь то, о чем я прошу. А потом можешь уйти навсегда.

В комнате повисла пауза. У Сафи от удивления открылся рот.

– Я могу уйти?

– Да. – Эрон почти грустно улыбнулся и снова принялся возиться со своим ожерельем.