Мое горло сковывает паникой, я вот-вот разрыдаюсь. Потому что я понимаю, что все это значит. Что говорит его едва слышное хриплое дыхание, и это взгляд… будто на меня и одновременно мимо. Он пострадал очень серьезно.

– Илья… Илья, пожалуйста, – я даже не знаю, что прошу, просто тяну к нему единственную работающую левую руку, чтобы коснуться. Не дать ему уснуть.

Нет! Не вечным сном! Просто… просто потерять сознание!

Он не умрет!

Илья приоткрывает губы и делает протяжный влажный вдох, вздрагивает и я вместе с ним, на его лице такая мука, что вместе с кровью с меня капают слезы.

– Воронов! Ты слышишь? Открой глаза! – я не согласна. Он будто держался из последних сил, чтобы убедиться, что я жива. А теперь перестал стараться. – Не спать! Слышишь меня?

Тянусь изо всех сил и касаюсь кончиками пальцев его щеки, размазываю по ней кровь. Его кожа холодная. Вокруг нас ведь зима, ледяной ветер задувает в разбитые окна, снег падает откуда-то сверху и розовеет, приземляясь в кровь.

А она все растекается и растекается лужей под его головой.

– Илья! Не смей умирать! Ты же мне предложение сделал! Ты будешь отцом! Пожалуйста! – дергаюсь, превозмогая боль, тянусь к нему рукой.

Это все звучит как бред, но пусть он зацепится хоть за что-то, ради чего стоит прийти в сознание. Ради чего стоит жить!

Чудом хватаюсь за воротник рубашки, дергаю на себя, чуть встряхивая. От старания хриплый стон вырывается вместе с дыханием.

Илья медленно и с трудом приподнимает слипшиеся ресницы, его зрачки большие и темные, но не от гнева, как было раньше. Его взгляд словно уже не со мной, но я чувствую касание пальцев на своем запястье.

– Вот так! – вцепляюсь сразу же в его чуть приподнятую руку, – держи меня. Держись! Я сейчас! – панически оглядываюсь. Надо позвать на помощь! Должен же здесь хоть кто-то быть!

Я не понимаю, где находится машина, вроде бы не на дороге, но откуда-то льется очень яркий свет, будто от фар другой машины. Он так слепит меня, что все, что за бывшим лобовым стеклом это черные тени на фоне ослепляющего белого пятна.

Дальний свет.

– Помогите-е-е! Кто-нибу-у-удь! – кричу что есть сил, но это негромко и сипло, грудь так сдавливает ремнем, что я толком вдохнуть не могу.

Но я чувствую, как вздрагивают пальцы Воронова на моей руке.

– Помогите! Мы зде-е-есь! – мне кажется, или я слышу голоса, рядом есть какие-то люди, нас обязательно найдут. Нам помогут! Ему помогут!

– Ли…на, – еле слышный выдох.

– Я здесь, я с тобой, – сжимаю его слабеющую руку, – держись, не отпускай меня. Сейчас придет помощь.

– …лю.

– Что?

– Лю… блю… – короткий вдох, – вас…

И сейчас я вижу, что смотрит он прямо на меня, не мимо, уверенно держит взгляд. Ровно одну секунду. А потом вдруг снова плывет, ресницы дрожа начинают опускаться, будто он изо всех сил борется со сном.

– Нет. Нет. Нет! Илья! – пытаюсь дергать его за руку, но почти не могу сжать, не достаю. Его пальцы соскальзывают с моих. – Пожалуйста! Держись! Я тоже тебя люблю! Прошу тебя! Илья! Ты должен стать папой! Ты должен быть живым! Останься! – я паникую, я вижу, как он уходит, прямо у меня на глазах! Я так не хочу!

– Я согласна! Я согласна! Воронов, ты слышишь! Я согласна! – это уже не просто слова, я рыдаю, слезы текут из глаз и падают вниз, прямо на его лицо, и это теперь его слезы. Чертят чистые дорожки на красном. – Илья!

Я умираю заживо, подвешенная над любимым, который не может остаться, он словно тает в моих руках. А я вишу и ничего не могу с этим сделать! Я наказана самым страшным образом, что мог со мной случиться!

Его рука падает безвольно, выскользнув из моей, глаза закатываются и смыкаются веки.

– Илья-а-а-а! – кричу изо всех сил, лишь бы разбудить.

– Здесь люди! Сюда! – раздается рядом, шум, скрежет, еще голоса, но в моей голове все пульсирует и перед глазами пляшет чернота.

Я сейчас умру прямо здесь!

Не могу оторвать взгляда от лица Ильи, я не хочу без него!

Я люблю его!

Кто-то загораживает яркий свет.

– Тут двое! Скорую, быстро! – кто-то ловит меня и пытается придержать, но я и так не упаду, я сдвинуться не могу. – Все хорошо, помощь идет, сейчас мы вас вытащим.

– Помогите ему, – хриплю с надрывом. – Не мне! Помогите ему! – кричу громче.

– Сейчас, сейчас! – темные тени против яркого света, но руки пытаются меня приподнять, – надо срезать ремень.

– Ему! Его доставайте!

– Все будет хорошо, девушка, – кто-то успокаивает меня, но я толком не вижу лиц, только рукава с полосами. – Проверь мужчину.

Я вижу, как еще одна пара рук тянется к Илье, щупает пульс на шее, приподнимает веки.

– Помогите ему! Вытащите его!

– Тяжелый, пульс слабый, ЧМТ.

– Надо снять ее, острожно, – все руки снова на мне, а я против. Вытащите сначала моего… сознание мечется, цепляется за подходящее слово – мужа!

– Мой муж, вытащите моего мужа! – дергаю за рукав рядом с моим лицом.

Но руки разрезают ремень и вытаскивают все равно первой меня, придерживают острожно, а я внезапно могу дышать. Делаю глубокий вдох, но внутренности прорезает невыносимой болью. Как со стороны слышу собственный стон.

Чувствую, как относят меня куда-то на руках, держат за плечи, фиксируют шею, кто-то несет ноги. Укладывают на что-то, а я упорно пытаюсь повернуть голову в сторону машины, где остался Илья.

Так как туда светят фары еще одной разбитой машины, я вижу, как теперь очень осторожно вытаскивают и его, укладывают на снегу на каком-то брезенте и склоняются над ним, щупая и наклоняясь щекой к лицу.

– Что с моим мужем? Он жив? Скажите мне! – пытаюсь встать, кто-то давит на меня, боль пронзает живот. – Ай, ай! – сгибаюсь, хватаюсь за него машинально. Теперь боль прошибает еще и руку.

– Здесь болит? Не трогайте, а здесь? – кто-то щупает мой живот, синяя форма, врачи.

– Везде… у меня ребенок, – морщусь я, осознание, что он мог пострадать, тоже меня захлестывает ужас.

Я не могу потерять всех и сразу! Так нечестно! Так нельзя!

– Вы беременны?

– Да! Где мой муж? – я ползком к нему отправлюсь, я должна знать, что он жив.

Сквозь толпу вокруг Ильи почти ничего не видно, кто-то над ним, ритмичные рывки, красный чемодан, шприцы, трубки. Господи, только спасите его! Я на что угодно согласна!

Ну пожалуйста!

Меня заносят в машину скорой.

– Куда? Куда? Там мой Илья! Я без него не поеду!

– Увози! – стучат по борту, – ЧМТ, вывих и угроза беременности! В ближайшую больницу! Срочно!

– Нет! Илья! Он жив? Где он? Илья!

Но безжалостные двери машины скорой помощи захлопываются, отрезая меня от любимого.

И это словно обрубает между нами невидимую нить, что держала меня как марионетку на весу. Без этой связи я падаю на кушетку, мне словно отключают свет.

Только бы он был жив.

Глава 5

Я почти не помню путь до больницы, он пролетает как в кошмарном сне, врачи скорой пытаются меня о чем-то спрашивать, прижимают повязкой правую руку, ставят какой-то укол. Больше всего их волнует, что я чувствую, болит ли у меня живот.

У меня болит душа и сердце! Илья остался там! На снегу! Они не вытащили его первым, хотя ему было намного хуже, чем мне!

Даже когда мы приезжаем в больницу и попадаем в водоворот людей, меня интересует только одно. Где Илья. Я вижу, что скорых прибыло несколько штук, они стоят в очереди перед приемным отделением. Он ведь может быть в одной из них!

Не выдерживаю я в очередной раз в смотровой, когда какой-то санитар заходит и зовет доктора, потому что привезли еще одного тяжелого с аварии. Тяжелый. Так, они сказали. Это Воронов!

– Пустите! Пустите, где он? – хочу встать и сама пойти его искать.

Два врача, что пытались меня осмотреть, укладывают меня обратно, совершенно не понимая, что я должна пойти туда, это вопрос жизни и смерти.

– Лина! Лина! Все хорошо! – внезапно успокаивает меня знакомый голос, но я не сразу понимаю, чей он, – успокойся, все хорошо, ты в безопасности!

– Где он?! Пустите меня к нему? Он живой?! – мне нужно его всего лишь увидеть, убедиться, что он…

– Кто? О ком ты? Полина? – не унимается голос. – Что с ней?

– Черепно-мозговая, вывих плеча, ушибы, шок… – перечисляет врач, и я вдруг осознаю, что это Глеб, друг Руслана, – и беременность под угрозой! На вопросы не отвечает, успокоительное выбила из рук!

– Чего?! Какая еще беременность? Поля! – этот кто-то разворачивает меня к себе, и я, наконец, фокусируюсь на нем. Это Руслан, мой старший брат! Боже, как я рада его видеть, он ведь мне поможет. – Ты беременна? – звучит от него самый ненужный сейчас вопрос. – Какой срок? Скажи, детка, врачи должны тебе помочь!

– Где он? Пожалуйста, отведите меня к нему! – да не могу я сейчас думать ни о какой беременности. Как? Когда он там! Быть может, умирает! А я здесь!

– Да к кому? – уже почти кричит на меня. Он ничего не понимает!

– К нему! – показываю мне руку, а на безымянном пальце кольцо.

Медсестра так не вовремя вкалывает мне что-то, боль утихает, но в то же время и мысли становятся более мутными и тягучими, словно в голове вата. Хочется прилечь.

– Теперь хоть осмотреть сможем, – выдыхает второй врач.

– Лина, – Руслан склоняется надо мной. – Кого ты ищешь?

– Его… – показываю колечко, ну неужели совсем непонятно. Мысль формируется с трудом, но кажется такой правильной. – Отца и… мужа, которого ты должен убить…

– Убить? – Руслан замирает, смотрит как на сумасшедшую, – о чем ты?

А в моей голове все так логично, ведь я именно это сказала Илье, как только он войдет на порог дома моего брата, тот его…накажет за все мои страдания.

– Руслан, – падаю без сил на смотровую кушетку, – я должна знать, где он.

– Ты попала в аварию, ты понимаешь, что происходит? Скорая привезла тебя в больницу, – разъясняет мне брат, видимо, считая, что я совсем не в себе и ничего не соображаю.

– Он был со мной в машине, – берусь за его руку и сильно сжимаю, – когда меня достали, он остался там лежать, весь в крови! – в конце мой голос срывается, перед глазами ужасные картины.

– Хорошо, – Руслан, смотрит на врачей, – ты ехала с ним в машине, он тоже пострадал.

– Да.

– Значит, его тоже должны привезти сюда.

– Да!

– Нам нужно отвезти ее на рентген и срочно вправить плечо, – влезает Глеб, – и УЗИ прямо сейчас! Если есть внутреннее кровотечение или отслоение плаценты мы должны обнаружить его как можно раньше!

– Хорошо, хорошо, – Руслан выпрямляется, всех успокаивает своим низким хриплым голосом. Его всегда все слушают, это очень помогает. – Сейчас вы заберете ее на рентген и все остальное. Полина, – ловит мой уплывающий взгляд, – ты сделаешь снимок и будешь слушаться Глеба, потом посмотрите все ли в порядке с ребенком. Хорошо? – киваю, моргаю пьяно, – а я пойду, разузнаю, где твой спутник. Привезли его уже или нет. Договорились? Как его зовут? Возраст, приметы?

– Он… – облизываю пересохшие губы, – Илья Воронов, ему тридцать четыре, высокий шатен, каре-зеленые… глаза, – на последнем слове я вспоминаю, как эти глаза закрывались, будто в последний раз. – Ему было очень плохо, весь в крови, тот… тот врач сказал, что он тяжелый! – хватаюсь за одежду Руса.

– Я понял, он может быть уже в реанимации, я все узнаю, – сжимает здоровую руку, наклоняется к моему лбу, прижимается на миг губами, и, мне кажется, я чувствую волну облегчения, исходящую от него. – Только никуда не убегай, будь с Глебом, он о тебе позаботится. Все будет хорошо, кнопка, – целует в макушку.

И уходит.

А меня будто размазывает по кушетке. Он назвал меня как в детстве, когда я падала или расстраивалась, мне было больно или страшно, а меня спасал мой большой и сильный старший брат.

Я для них маленькая и хрупкая, меня надо защищать и…