Древняя Русь: имидж-стратегии Средневековья (страница 3)
Не менее интересной оказывается история, связанная с наречением старшего сына Владимира Мономаха, ставшего следующим киевским князем – Мстислава (1125–1132). Казалось бы, все просто. У Владимира Святого был сын Мстислав и у Мономаха такой же. Однако логика старшинства здесь ломается. Ведь Мстислав Тмутараканский (?–1036) не был старшим сыном святого князя. А вот у Изяслава Ярославича такой первенец был – его отец готовил к тому, чтобы занять княжение в Новгороде. И пусть князь Тмутараканский известен в нашей истории гораздо больше, Владимир Мономах, судя по всему, в плане выбора имени для старшего сына больше тяготел к дяде, чем к прадеду. Хотя полное совпадение с известным предком старшему сыну Мономаха было только на руку.
У самого Мстислава с сыновьями все тоже было схвачено. Общим числом их было шесть: Всеволод, Изяслав, Ростислав, Святополк, Владимир и Ярополк. При этом у князя получилось создать цельную именную систему, где учитывались как родовые связи настоящего, так и традиции вечного и нерушимого.
Первый сын – Всеволод – назван в честь прадеда, Всеволода Ярославича, великого князя киевского (1076–1077, 1078–1093). С вполне конкретным заделом на то, что и Всеволод Мстиславич киевский стол однажды сможет заполучить. Кстати, не вышло.
Второй сын – Изяслав – получил имя в честь дяди, Изяслава Владимировича, убитого в 1096 году во время битвы с черниговским на тот момент князем Олегом Святославичем (1093–1096). Из интересных совпадений можно отметить, что Изяслав-старший княжил в Курске, и именно его Изяслав Мстиславич получит в качестве своего первого владения. Кроме того, Изяслав Владимирович был вторым сыном в семье, как и Изяслав Мстиславич. Историки, изучающие принципы имянаречения у русских князей, не раз и не два сталкивались с ситуациями, когда имя будто бы предрекало судьбу ребенка. Однако никакой мистификации тут нет. Просто времена политической раздробленности и княжеских усобиц не способствуют долгой жизни и стабильности. Так, князь Изяслав Владимирович погиб в ходе борьбы с князем Олегом Святославичем, который также стал причиной гибели его дяди с тем же именем.
Третий сын – Ростислав – был назван в честь Ростислава Всеволодовича, брата Владимира Мономаха, что утонул в 1093 году после поражения от половцев. Есть также мнение, что Ростислав-старший носил такое же крестильное имя, как сын Мстислава Великого – Михаил. Другим вероятным претендентом на использование имени для третьего сына был еще один Ростислав Мстиславич – внук князя Изяслава. Связи с ним в семье Владимира Мономаха, судя по всему, старались чтить, а Мстислав Великий уподоблялся в этом деле своему отцу.
Имя четвертого сына – Святополка – также восходит к семейству Изяслава, в котором в свое время также появился свой Святополк (1093–1113). Именно от него, кстати, Владимир Мономах унаследовал киевское княжение. Тут появляется вопрос о самом имени Святополка, ведь после правления Святополка Окаянного его статус должен был несколько потеряться. Однако с убийством Бориса и Глеба на деле все было не так уж и просто. А сам Святополк являлся для своих родственников прежде всего вполне себе настоящим киевским князем. Поэтому его имя не предали забвению, а продолжали использовать для своих детей в надежде, что ребенку повезет больше.
Пятый сын – Ярополк – был назван в честь еще живого дяди Ярополка Владимировича (киевский князь в 1132–1139), брата Мстислава Великого. С ним Мстислав заключил договор о дружбе. И новорожденное дитя, названное в честь дяди, должно было скрепить эту самую дружбу, ознаменовав новое начало для обоих родов.
И наконец, шестому сыну – Владимиру – досталось имя его деда, Мономаха, умершего незадолго до его рождения. Так замыкался родовой круг, где старший сын получал имя в честь прадеда, а младший – в честь деда.
Христианские имена: от андеграунда к мейнстриму
Родовые имена вошли в обиход древнерусских князей очень и очень давно. Однако время шло, и кроме чего-то знакомого, восходящего к временам язычества, на Руси появились и имена заимствованные – христианские. Крещение стало важной вехой, разделившей процесс имянаречения на до и после. Начиная с 988 года у русских князей было два имени: родовое и христианское. И новые принципы поиска имен оказались довольно крепкими.
Уже начиная с XI века у нас появляются князья, что остались известны лишь под своими христианскими именами – внуки Ярослава Мудрого, такие как Давыд или Роман Святославичи. В XII и XIII веках число князей, которых летописцы фиксируют лишь под христианскими именами, растет. А уже к XV столетию традиция старых родовых мирских имен практически полностью вымирает, оставляя историков с целой кучей исключительно христианских имен, где одно становится крестильным, а второе – обыденным и обиходным.
Понятное дело, что выбор христианского имени у конкретного князя тоже не происходил случайно. Нужное имя надо было выбрать среди целой кучи святых и уважаемых людей христианской веры, подходящих тебе по дню рождения, именинам или политическим нуждам. Многие христианские имена вроде Ильи или Евстафия так и не смогли прижиться, оставаясь «маргинальными» среди целой кучи более статусных и популярных.
Первыми известными князьями с христианскими именами были Борис и Глеб – они же Роман и Давид. Вопрос о том, как именно были канонизированы два брата, смерть которых была возложена на Святополка Окаянного, оставим историкам. В реалиях Руси XI века точной процедуры приобщения мертвецов к сонму святых не было. Однако это не помешало Ярославу Мудрому сначала восславить младших братьев, а позже дать начало культу, который уже к концу XI века станет общерусским.
Борис и Глеб становятся для новых поколений не только уважаемыми и приятными родовыми предками, но также святыми, равняться на которых определенно стоит. Поэтому появление в числе внуков и правнуков Ярослава Мудрого Романов и Давидов вполне обосновано. Тут сливаются воедино как родовые представления о благости предка, так и христианская святость, которая от мертвого князя должна перейти к живому.
Конечно, немного странно получается, что Бориса и Глеба мы сейчас знаем именно под их родовыми, а не христианскими именами. Однако это уже дело времени. Сначала почитание шло по христианским именам, а после откатилось обратно к более привычным и мирским. То есть, если взять какого-нибудь Давида Игоревича, то его небесным покровителем становится, конечно, царь Давид. Но называют его Давидом именно с оглядкой на прославленного предка, который уже носил такое имя.
К XIII веку почитание двух святых князей уже утверждается в форме поминания их мирских имен, которые и раздают новорожденным. Плодящиеся в семье великого князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо (1176–1212) различные Борисы несут уже двойное значение – и родовое, и христианское. Более того, мирские имена князей спустя пару веков начинают восприниматься, как христианские, превращаясь в крестильные имена для новорожденных. Так, в семье князя Новгород-северского Олега Святославича единственный сын Святослав становится в крещении Борисом, хотя корни этого имени уходят в праславянский и тюркский языки.
Особенно забавно смотрятся ситуации, когда все четыре имени в паре Бориса-Романа и Глеба-Давида становятся отдельными частями, которые отец раздает своим сыновьям. Например, у полоцкого князя Брячислава Изяславича (1003–1044) помимо прочих были четыре сына, носивших соответственно имена Роман, Давид, Глеб и Борис. И это даже не единичный случай!
На примере Бориса и Глеба можно наблюдать своеобразный дрифт, где родовые имена превращаются в христианские, а изначально христианские крестильные – в княжеские родовые. Это означало изменения во всей системе имянаречения. Ведь если у ребенка есть вполне христианское имя Роман, то ему не нужно давать второго – крестильного. Оно становится и тем и другим одновременно, исключая необходимость придумывать второе со своим особым смыслом. Именно под таким христианским именем ребенок растет и вступает в перипетии родовой жизни. Поэтому и в летописях иные прозвания такого князя и не упоминаются – их просто нет.
Еще одна партия имен, что «заслужила» подобную трансформацию, соотносится с князьями Владимиром Святым и Ярославом Мудрым. Первый в крещении стал Василием, второй – Георгием или же Юрием. Можно еще вспомнить такого важного для древнерусской истории персонажа, как апостол Андрей – первоначального крестителя Руси, по тексту «Повести временных лет». Все эти имена тоже начали воспроизводиться не сразу, уступив первенство Борису и Глебу. Однако уже с конца XI века они постепенно входят в пространство общей традиции, повторяя те же паттерны, что относились к Роману и Давиду.
А на примере сыновей уже упомянутого Владимира Мономаха так же просто показать, как князья отходили от традиций двуименности. Имена его старших сыновей отражали повиновение родовой традиции, воспроизводя устойчивую систему, что жила к тому времени уже не один век. Однако Владимир довольно рано потерял первую жену – Гиту Уэссекскую – и вскоре женился вторично. Беда была лишь в том, что все популярные и статусные родовые имена князь уже раздал сыновьям от первого брака. Поэтому с детьми от второго пришлось менять стратегию.