Веди меня через бури горы Химицу (страница 11)
Стараясь не представлять, какие жучки, паучки и прочие мелкие гадости могли путешествовать в темноте по коре, я ухватилась за ветку, росшую на уровне моей груди. Упираясь ногами в ненадёжные сучки и отростки на стволе, я с горем пополам смогла подтянуться и ухватиться за ветку повыше. Она уже была достаточно толстой, чтобы на неё можно было сесть. Руки, не привыкшие к таким упражнениям, сводило и ломило от боли, а нежная кожа мгновенно покрывалась ссадинами и мозолями. Внебрачная дочка графа всё же оставалась дочкой графа, воспитанной в тепличных условиях, и в диком лесу была обречена.
«Не-а. Нет. Я сейчас заберусь ещё на веточку повыше и там дождусь утра… А уж потом меня либо найдут полисмены, либо я сама набреду на какую-нибудь деревню». К счастью, исполнить первую часть этого плана мне удалось.
Оказавшись на обломанной ветке приличной толщины, я села на неё верхом, подоткнув под себя оборванный подол сорочки. Он совершенно не защищал от заноз и жёсткости, но давал мне призрачное ощущение безопасности от соприкосновения с уже названными мелкими гадостями.
Поначалу всё шло неплохо. Я сидела, прислушивалась, много думала и строила теории о произошедшем. Потом совершила ошибку – опёрлась спиной на ствол. Уставшее тело немного расслабилось, и не менее уставшую голову начал туманить сон. От падения меня спасло только то, что, засыпая, я ударилась головой о ветку, которая росла чуть левее и выше меня.
«Мина, соберись!» Похлопав себя по щекам, я немного отодвинулась от ствола, чтобы не было соблазна снова расслабиться. А между тем, ночь казалась бесконечной.
Лес полнился звуками. Под моим деревом изредка пробегали животные. Разный по звучанию вой, далёкое уханье, какое-то кряхтение и иные звуки дикой ночной жизни стали моим кошмаром наяву. Я уже не сомневалась в реальности происходящего – уж слишком сильно болело всё тело. Глаза слезились от рези, а живот голодно урчал.
Когда небо за кронами деревьев немного посерело, я думала, что заплачу от счастья, но у меня не было сил даже на это. «Утро… Утро наступает».
Мне вспомнились утра в Сакуре. Я их ненавидела. Миссис Тисл всегда будила меня слишком рано, а если не будила, то я сама по привычке просыпалась в то же время и мысленно костерила гувернантку за эту выучку. Но теперь наступление утра казалось мне самым прекрасным событием на свете.
Ночной лес засыпал, но просыпался новый – утренний, и звуки менялись. К своему ужасу, я всё ещё не слышала поблизости ничего похожего на гомон пробуждающейся деревни Флекни, а увидеть дым из домовых труб из-за густых крон было невозможно.
Зато теперь я могла лучше рассмотреть лес, в котором оказалась.
Широколиственные деревья причудливым образом смешивались с хвойными, утопая в зарослях незнакомых мне кустарников вперемешку с мшистыми проплешинами. Восходящему солнцу едва удавалось пробиваться через пышные кроны, но даже в редких тонких лучах лес становился неестественно зелёным.
Однако не этот вид заставил меня зажать рот ладонями. Не он вызвал в груди новую волну страха и непонимания.
Это сделали горы.
«Меня в Шотландию, что ли, увезли? – думала я, вглядываясь в белеющие вершины высоких гор. – Наверное, это Шотландское Нагорье… Точно оно». Такой вывод почему-то не успокаивал. Подсознательно я понимала, что была уже не в Англии и даже не в Британии, но с наступлением дня разум снова отказывался верить в невозможное. Проще было найти лёгкое и логичное объяснение.
«Миссис Тисл говорила, что шотландцы – гостеприимный народ. Нужно попытаться найти кого-то, кто сможет мне помочь». Решив двигаться к такой цели, я начала сползать с ветки.
Мышцы задеревенели, ушибы ныли, а ссадины и порезы зудели. Признаков воспаления, к счастью, не было – не хватало ещё сгореть от лихорадки в глухой чащобе.
Снова ударившись всем, чем только можно было, я всё-таки оказалась на земле. В утреннем свете моя сорочка выглядела не просто жалко, а ужасающе: окровавленные лоскуты делали меня похожей на призрака из какой-нибудь страшной и поучительной истории для детей, призванной отпугнуть их от побегов в лес. И если ночью одним из самых мучительных чувств был голод, то теперь я познала жажду. Шершавый язык прилипал к нёбу, затрудняя дыхание, и мне казалось, что, если я немедленно не сделаю глоток воды, то упаду замертво прямо на месте.
«Ну и куда идти?.. Всё же одинаковое!» Больше всего я боялась начать ходить кругами и проблуждать в лесу до темноты. Единственным видимым ориентиром были горы, и после недолгих раздумий я пошла на них – это позволило мне хотя бы идти относительно прямо.
Обувь, не предназначенная для таких приключений, начала разваливаться ещё ночью и дико тёрла пятки и мизинчики. Пару раз я порывалась снять её, но понимала, что босиком вообще далеко не уйду. Пальто, которое мне на плечи накинул полисмен, судя по всему, потерялось ещё во время снежной бури на дороге во Флекни. Возможно, эта потеря была к лучшему. Во-первых, я избавилась от лишнего веса на плечах, а во-вторых, входящий в свои права день окутывал лес влажной жарой, из-за которой с моего лба градом катился пот.
– Эй! На помощь! Помогите! – кричать я начала почти сразу.
Мне уже было неважно, кто услышит меня: бандиты, полиция или кто-то из местных жителей. Я бы предпочла оказаться в участке и быть обвинённой в убийстве – в таком случае мне хотя бы не отказали бы в стакане воды.
– Есть здесь кто-нибудь?! Ау! Ау-у-у! – эхо моих завываний разносилось далеко, но ответа не следовало.
Я шла, шла и снова шла, пока солнце поднималось в зенит и уже намного проще проникало между деревьями, напекая голову. Казалось, всё и так было против меня, так ещё и противная кусачая мошкара постоянно кружила рядом.
Наконец, когда мой путь стал совсем невыносимым, я нашла поваленное дерево и села на него, чтобы порыдать.
– М-миссис Т-тис-сл… А-а-а-а-а! Моя-я-я миссис Тисл! Прост-т-тите меня-а-а-а! Мама-а-а! Мамочка-а-а, я буду послу-у-ушной, только найд-ди меня, пожалуйста-а-а!
От солёных слёз, соплей и завываний пить захотелось только больше, и я оставила это бесполезное занятие. Если никто не отзывался даже на крики о помощи, то вряд ли какой-то здравомыслящий человек пошёл бы в лесу на плач банши[15].
«Думай, Мина, думай. Попробуй прислушаться. Если здесь неподалёку горы, то может быть и какая-нибудь горная речушка с чистой водой. Вода – это жизнь. У рек строят деревни. Найди воду и ты выживешь». Новый план казался ещё лучше прошлого, по крайней мере, с учётом жажды, ставшей моим главным мучением. Прикрыв глаза, я прислушалась, надеясь уловить журчание хотя бы ручейка. Сосредоточиться было непросто, а пение птиц и стрекот насекомых постоянно отвлекали.
В какой-то момент мне показалось, что я слышу шум речного течения, но это с той же вероятностью мог быть звон усталости в ушах. А вот шорох, раздавшийся всего в шаге от меня, явно был реальным. Я резко открыла глаза, боясь пошевелиться.
Прямо передо мной сидел зверёк. Размером он напоминал ту тень, которая спасла меня ночью от хищника, то есть походил на охотничью собаку. Какие-то собачьи черты у зверька и правда были, но серовато-чёрный окрас и круглая морда с вытянутым носом явно принадлежали еноту.
– Тише, маленький… Тише… Только не нападай на меня…
В ответ на мои слова енотобака (именно так я решила мысленно окрестить его) спокойно и очень по-человечески склонил голову. А на голове у него была странная конусообразная шляпа из соломы. «Собака-енот в шляпе, – глупо подумала я. – Или енотная (еночая?) собака в шляпе?.. Нет, я, конечно, сошла с ума, но не до такой же степени!» А между тем вежливый енотобака решил окончательно убедить меня в моей невменяемости.
Он снова опустил голову, будто кланяясь, потянулся лапкой себе за спину и достал малюсенькую флягу, привязанную к пухлому свёртку из непонятных гладких листьев. Положив всё это передо мной на землю, он отпрыгнул, махнув пушистым хвостом, и замер в паре метров от меня.
– Что это? – прошептала я.
Енотобака, конечно, не ответил. Потому что звери не умели говорить! И не носили шляпы! И не кланялись! И не давали людям фляги с какими-то свёртками!
Я истерично хихикнула, зажимая рот ладонью. «Нет, ну, если это предсмертный бред, то должна быть и иллюзия воды, верно? Значит, хоть посмертно напьюсь…» Не давая себе возможности передумать, я медленно подняла с земли подношение.
В маленькой фляге, перетянутой такой же соломой, из которой была сплетена шляпа енотобаки, действительно булькнула жидкость. Горло непроизвольно дёрнулось в глотательном рефлексе. Быстро поддев ногтем пробку, я прижала прохладное горлышко к губам. В рот полилась спасительная влага. Её было мало – всего три или четыре глотка, но эти капли возвратили меня к жизни. И ещё целую минуту я трясла уже опустевшую флягу над языком, чтобы ни одна капля не пропала зря. Енотобака неподвижно наблюдал за мной, но мне показалось, что маленькие блестящие глазки сузились в довольном выражении.
– Ты ангел? – тихо спросила я, прижимая флягу к груди.
– Ех, ех, – проворковал мой спаситель, опускаясь на четыре лапы, хотя до этого передвигался почти как человек – на двух.
Сложно было сказать, звучал ли его ответ, как утверждение или несогласие, но в нём точно не было животной агрессии. Поэтому, недолго думая, я взяла в руки и таинственный свёрток. Под гладкими листьями оказался клейкий холодный рис, слепленный в треугольную лепёшку. Принюхавшись, я не почувствовала никаких подозрительных запахов, но касаться угощения, а это явно было угощение, не спешила.