И тут ее осенило. Труф вовсе не изменилась. Просто, когда она вошла в столовую, Полин наконец-то смогла взглянуть на нее непредвзято. У нее перехватило дыхание. Правда была как на ладони: Труф Мэлоун, ее обожаемая дочурка, выросла в точную копию своей бабушки – такой, какой та была изображена на старых фотографиях, сделанных в дни ее юности. Однако в остальном Труф ни капли не походила на Эвелин – во всяком случае, так считала Полин. И очень хотела, чтобы так оно и оставалось.

В свое время она приложила немало усилий, чтобы воспитать Труф независимой, современной, чуткой молодой женщиной. Оставалось надеяться, что поездка в Дублин не выбьет ее из колеи. Конечно, Тристан, рассказывая Труф про Эвелин, нарисовал ей более оптимистичную картину. Но Полин еще раз напомнила себе, что Труф имеет право познакомиться с бабушкой поближе. О том, что из этого выйдет, можно было только гадать. А повлиять на последствия Полин, увы, могла, лишь поступившись своими принципами и нарушив правила своей же игры.

Глава 4

Мора повернула ключ в замке и медленно толкнула дверь. На мгновение она задержалась на пороге, полная предвкушения. Наконец-то она сможет во всех подробностях изучить квартиру Эвелин! Вернее, апартаменты, тут же напомнила себе Мора. Эвелин предпочитала выражаться именно так. Оно и понятно: «апартаменты» звучит гораздо более гламурно, чем какая-то занюханная «квартира», а внешний блеск всегда был для Эвелин превыше всего.

То, что она увидела, ее не разочаровало.

Она прошла по короткому коридору (дальше него она раньше никогда не заглядывала) с темными полированными полами – местами они были покрыты ковриками – и тихонько прикрыла за собой дверь, едва удерживаясь от того, чтобы встать на цыпочки. Слева располагалась спальня, а справа – небольшая гардеробная.

Присмотревшись, Мора поняла, почему Эвелин так полюбила эту квартиру. Гостиная была просто великолепна. Через высокие окна с одной стороны открывался прекрасный вид на море, а с другой – на сад возле дома и на Дублинские горы вдалеке. Мора медленно обошла всю комнату, отмечая про себя каждую деталь.

Надо отдать должное, у Эвелин хороший вкус. Никто другой не решился бы так смело отделать стены. На первый взгляд почти черные, при ближайшем рассмотрении они оказывались темно-серыми. В блестящих золоченых рамах висели картины самых разных размеров, и темный фон дополнительно подчеркивал их яркость. Попадались среди них и фотографии – Мора решила, что рассмотрит их позже. Над мраморным камином висело огромное, богато украшенное зеркало, отражавшее льющийся в окна свет. Море показалось, что она попала в какое-то тайное место… вроде пещеры Аладдина.

Окна были задрапированы темно-розовыми шелковыми шторами. Таким же шелком были отделаны роскошные диваны с мягкой обивкой, усыпанные множеством подушечек. На некоторых подушечках были вышиты какие-то остроумные изречения. Все это казалось очень дерзким и одновременно безукоризненным.

Мора задумалась. Что-то подобное она уже где-то видела раньше. Наконец она вспомнила, где именно – в отеле «Блейкс» в Лондоне. В 1978 году его открытие вызвало в народе огромный ажиотаж. Правда, Мора никогда не бывала там лично, однако из журналов о светской жизни – эти журналы она покупала и хранила много лет – она знала, что это очень популярное место. В тех же журналах подробно описывалось внутреннее убранство отеля: смелое, экзотичное, оформленное в темных тонах.

Она вернулась в спальню, где все было наоборот: стены темно-розовые, а шторы серые. Из окон спальни тоже открывался вид на море. Белье на кровати было простого белого цвета; сверху лежало серое шелковое покрывало, подвернутое возле подушек – больших белых и маленьких серых, в тон покрывалу. На двери висел на крючке шелковый китайский халат.

Почти всю дальнюю стену занимало очередное большое зеркало, и Мора на мгновение задержала на нем взгляд. В зеркале отражалась опрятная невысокая, по-прежнему стройная пожилая женщина в белом халате. Подкрашенные светлые волосы были завиты в локоны, зачесаны назад и закреплены двумя черепаховыми гребнями – такую прическу она носила уже больше двадцати лет. На густо подведенные брови спускалась небольшая челка. Губы и ногти Мора всегда красила одним цветом, а еще она до сих пор наносила полный макияж, отчего ее щеки, нарумяненные и напудренные одновременно, казались кукольными. Конечно, с годами у нее прибавилось морщин, но, с другой стороны, никуда не пропали ямочки на щеках. Они появлялись всякий раз, когда Мора улыбалась. Ее отец очень любил эти ямочки. А ее саму он называл «мой цветочек».

Впрочем, в последнее время Мора улыбалась редко. Так уж сложилась ее жизнь, а жизнь, как известно, может быть очень жестокой. Когда-то давно Мора Финли, как и многие другие люди, была юна и полна надежд. Но эти надежды оказались растоптаны.

Лицо в отражении нахмурилось. Мора отвернулась от зеркала и подошла к шкафу, встроенному в противоположную стену. Внутри висела самая разнообразная одежда, от простой повседневной до цветастой и красочной. Мора провела рукой по вешалкам и остановилась на броском платье-кафтане. Вынув платье из шкафа, Мора приложила его к себе и повернулась к зеркалу. Конечно, она не так высока ростом, как Эвелин, да и те фасоны, которые носит Эвелин, ей вряд ли подойдут… «Впрочем, большинство этих вещей я бы себе даже не взяла», – подумала Мора и повесила платье обратно.

Хватит витать в облаках. Конечно, у нее впереди еще неделя – или когда там Эвелин выпишут из больницы? – но все же слишком долго блуждать по квартире ей нельзя. Нужно поскорее найти то, что она ищет. Но сначала она сделает то, о чем ее попросил доктор Эд.

Все жильцы («фан-клуб Эвелин», как их про себя называла Мора) пришли в ужас, когда узнали, что случилось. И с кем – с Эвелин, такой подтянутой и подвижной, несмотря на ее почтенный возраст! Первой ее обнаружила Несса, когда вернулась с утреннего купания, и немедленно вызвала скорую. Когда известия о произошедшем дошли до доктора Эда, он тут же помчался в больницу и не отходил от Эвелин, пока ее состояние не стабилизировалось и ей не назначили курс лечения. С тех прошла уже неделя.

Море, в свою очередь, поручили приглядеть за «апартаментами» Эвелин и сделать все необходимые приготовления. У нее хранились запасные ключи от всех квартир, кроме ключа от квартиры Эвелин: эта привилегия принадлежала исключительно доктору Эду. Но в то утро он наконец отдал ключ Море и попросил ее застелить там кровать. А просьбы доктора Эда для Моры были священны. Когда-то он не дал ей окончательно сорваться в пропасть, и теперь она была обязана ему по гроб жизни.

Она ушам своим не поверила, когда доктор Эд предложил ей эту работу около десяти лет назад. После того как ее настигла депрессия, она вернулась в Дублин, и доктор Эд стал ее лечащим врачом. Нервная и хрупкая, она была просто в ужасном состоянии и даже не заглядывала в другую часть города, туда, где раньше жила с одной семьей и с детьми, которых так нежно любила.

Милая Сьюзен, милый маленький Джоуи! Сейчас они, наверное, уже совсем взрослые. Она часто вспоминала их. На ее тумбочке до сих пор стояла их фотография.

Доктор Эд был так добр к ней, что постепенно она доверилась ему и рассказала все: как ей указали на дверь и с позором отправили обратно к престарелым родителям, как погубили ее доброе имя. Больше всего она жалела, что ей пришлось оставить своих подопечных, особенно Джоуи, который был еще слишком мал, чтобы понять, почему она уехала.

Но на этом ее несчастья не заканчивались, а только начинались. Ей кое-как удалось объяснить родителям, почему ее выгнали с любимой работы в большом городе и что она ни в чем не виновата. Разве она, которая так любит детей, могла допустить, чтобы они оказались в опасности? Но потом в родном городе Моры поползли слухи и в конце концов дошли до ее родителей. Те, конечно, любили дочь, но легко поддавались мнению большинства.

А большинство пребывало в уверенности, что Мора Финли всегда считала себя выше других и выше своего городка в частности, что она мнила себя слишком большой космополиткой для такого захолустья, как Лергенберри. Море припомнили все ее, казалось, давно забытые грешки: как ее и еще одного местного парня застукали за велосипедным гаражом, когда они курили и пили пиво, и как ее за это временно отстранили от занятий в школе; как она первой начала посреди зимы щеголять в коротких шортах, пускай и поверх темных колготок; и, наконец, как парни открыто называли ее «шалавой».

Никто даже не подумал, что она всегда очень любила детей и они отвечали ей тем же, что она всегда готова была сидеть с ними за гроши, а то и вовсе бесплатно; никто не вспомнил, как безропотно и самоотверженно она ухаживала за парализованной бабушкой, пока та не скончалась, и как послушно она помогала своей матери в работе по дому и на их крохотной ферме, в то время как ее отец и брат пьянствовали и кутили на местных ярмарках. Все это было забыто в один миг.

Мора пыталась отсиживаться дома, но это оказалось еще тяжелее. Вскоре ее настигла депрессия, затем случился нервный срыв, и, после того как ей чудом удалось избежать заключения в местную психлечебницу, Мора вернулась в Дублин, надеясь там выжить хоть как-нибудь, как Бог на душу положит. И Бог положил так, что Мора оказалась у доктора Эда. Тот выслушал ее, подобрал все необходимые лекарства, направил ее в группу поддержки, а потом пристроил на курсы ассистентов врача, где она смогла научиться полноценно помогать пожилым людям и людям с ограниченными возможностями.

Когда второй из ее подопечных отошел в мир иной, доктор Эд рассказал Море о своих планах поделить дом на квартиры, а также о том, что ему понадобится домоправитель и что этот домоправитель может сам занять небольшую квартирку. Уже во второй раз он спасал ей жизнь. Все это казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой. Она очень привязалась к дому, к своей работе и к арендаторам. Но потом один из них уехал, а его место заняла Эвелин Мэлоун, женщина, разрушившая ее жизнь.

И хотя Мора была в ужасе, она вовсе не собиралась сдаваться. Она никому не позволит снова отобрать у нее все: ее идеальную жизнь, работу и милую маленькую квартирку-студию. Тем более той, кого ненавидит больше всего на свете. Эвелин и так уже успела натворить достаточно, хотя их пути тогда пересеклись совсем ненадолго.

В тот день, когда Эвелин снова ворвалась в ее жизнь, она была слишком занята раздачей указаний рабочим, чтобы заметить, какое впечатление произвела на Мору. Мора же, со своей стороны, догадалась, что Эвелин так и не поняла, кто открыл ей дверь. Она не узнала Мору. Да и как она могла ее узнать? За это время внешность Моры сильно изменилась, и виной тому был не только солидный возраст. Теперь она красилась в блондинку и аккуратно одевалась. Ее некогда пухлое лицо осунулось, и на нем появились новые морщины – следы многолетней внутренней борьбы. Кроме того, Мора относилась к категории «прислуга» и поэтому в любом случае не представляла для Эвелин никакого интереса. Она не удостаивала Мору вниманием ни в день переезда, ни во все последующие дни. Гораздо больше ее занимали другие жильцы – вот на них она как раз всячески старалась произвести приятное впечатление.

Итак, Эвелин даже не догадывается, кто такая Мора, и, что еще важнее, не подозревает, что Море про нее кое-что известно. И это очень хорошо.

Эвелин предстояла реабилитация после эндопротезирования тазобедренного сустава, и поначалу Мора расстроилась, когда узнала, что к той приедет внучка. Она надеялась, что уход за Эвелин поручат ей (кому же еще, в конце-то концов?), и у нее появится больше возможностей исследовать квартиру. Но, с другой стороны, это неизбежно привело бы к неловким, если не сказать – опасным, ситуациям. Напротив, хотя сейчас ее время ограничено, она, по крайней мере, находится в квартире одна, без лишних свидетелей, и может спокойно делать, что хочет. Мора ждала такой возможности пять лет – с тех самых пор, как Эвелин поселилась в квартире № 3, – и не собиралась ее упускать. Она твердо намеревалась найти хоть что-нибудь, что поможет ей отомстить за ту чудовищную несправедливость, а еще точнее, за то, какую роль во всем этом сыграла Эвелин.