Даже в темноте, нарушаемой лишь постоянными вспышками молний, я вижу совершенство его скульптурного лица: твердую челюсть, высокий лоб, темные глаза и губы, почти слишком красивые для всех остальных строгих черт, – как намек на то, что он такое. Только боги и богини могут похвастаться такой красотой. Но выдает его бледная прядь, завивающаяся надо лбом на фоне черноты остальных волос.

Каждый смертный знает историю, как некогда его пытался убить брат, обрушив ему на голову топор, пока он спал, но смог лишь оставить шрам, который изменил цвет его волос в одном месте. Недвусмысленно. Не говоря о том, что незабываемо – и невероятно неудачно для меня.

Столкнуться с этим богом – гораздо хуже, чем воплотить мой изначальный план.

«Беги». Этот рефлекс наконец доходит до меня пинком, призывая заставить ноги двигаться. Но смысла нет. И потом, инстинктивное желание застыть на месте много сильнее.

– Боюсь, одному из нас здесь не место, – острю я. Мой язык всегда опережает мысли, когда я нервничаю.

«Не помогаешь, Лайра».

Но я не так уж и неправа. Что он делает возле этого храма?

Он ничего не говорит, стоит со скрещенными на груди руками, осматривая меня так же, как я его, только с напряжением, от которого в воздухе больше электричества, чем от молний Зевса.

Я знаю, что он видит: сомнительную девицу с короткими волосами цвета воронова крыла, узковатым лицом, острым подбородком и кошачьими глазами. Единственная моя гордость. Глубокого зеленого цвета, с темным внешним ободком и золотом в центре, обрамленные длинными черными ресницами. Может, ему ими похлопать? Вот только флирт не входит в число моих навыков, так что я отбрасываю эту мысль.

Он все еще пялится.

В нем есть некая энергия, которая с каждой секундой все больше натягивает мои нервы. Я чувствую покалывание по всему телу.

Молчание заполняет расстояние между нами так долго, что я повторно обдумываю вариант с побегом.

– Ты знаешь, кто я такой? – спрашивает он наконец. Его глубокий голос был бы ровным, если бы не резкий рык в самой глубине. Как спокойное шелковистое озеро, гладь которого омрачает бурление на дне.

Он вообще всерьез задает этот вопрос? Все знают, кто он такой.

– А должна?

«Великие преисподние, хватит нести дичь, Лайра».

Глаза бога чуть сужаются в ответ на мое легкомыслие. С лицом, будто отлитым из твердой стали, он делает два медленных длинных шага, вторгаясь в мое пространство.

– Ты знаешь, кто я такой?

Все внутри меня съеживается, как будто мое тело уже поняло, что я все равно мертва, и действует с опережением. У страха более чем знакомый вкус: металлический, как вкус крови. Или я просто язык прикусила.

Боги наказывали смертных за куда меньшее, чем я успела сделать и наговорить за сегодняшний вечер.

Все мое тело сотрясает дрожь. Милосердные боги.

– Аид. – Я сглатываю. – Ты – Аид.

Бог смерти и сам царь Нижнего мира.

И он не выглядит довольным.

4

Прекрасная, дразнящая Смерть

Еле заметная улыбка Аида становится снисходительной:

– Это было так сложно?

Это слишком… нарочито. Как будто он должен вести себя по-другому. Только это бессмыслица какая-то.

Но, видимо, богам здравый смысл иметь не обязательно.

Привлекать внимание любого из них – плохая идея. Эти капризные создания могут проклясть, а могут благословить в зависимости от настроения и того, куда дует ветер. Особенно этот бог.

– А теперь давай поговорим о том, что ты тут затеяла, – говорит Аид.

Я хмурюсь в замешательстве:

– Я думала, ты уже…

– Еще и учитывая, что сегодня начинается Тигель, – продолжает он разочарованно, как будто я и не заговорила.

Я вздыхаю:

– Ты ждешь извинений перед тем, как меня покарать, или что?

– Почти все упали бы передо мной на колени. Молили бы о милосердии.

Сейчас он играет со мной. Я – мышь. Он – кот. И я его ужин.

Я сглатываю твердый комок, пытаясь заставить сердце вернуться в глотку и дальше.

– Я наверняка и так и этак покойница. – Ну разумеется. Не будем еще больше унижаться в процессе моей безвременной кончины. – А падание на колени поможет?

Его серебристые глаза – не темные, как я сперва подумала, а будто ртутные – искрятся холодным весельем. Я сказала что-то смешное?

– Ты поэтому здесь? – спрашиваю я. – Из-за Тигля?

Аид никогда не участвует, и Зевс – вряд ли его любимый брат, так почему он в принципе сейчас у храма?

– У меня свои причины оказаться здесь сегодня.

Иными словами: «Не задавай богам вопросов, безрассудная смертная».

– Почему ты остановил меня? – Я бросаю взгляд на храм, совершенно забивая на тон Аида.

Вместо ответа тот постукивает большим пальцем по подбородку:

– Вопрос в том, что мне теперь с тобой делать?

Он что, наслаждается моим затруднением? Я никогда особо не думала о боге смерти – мне бы сперва смертность пережить, – но он начинает мне серьезно не нравиться. Если бы Бун вел себя примерно так же, я бы сто лет как его разлюбила.

– Я так понимаю, ты сейчас пошлешь меня в Нижний мир.

«Серьезно, Лайра, хватит болтать».

Аид протяжно хмыкает:

– Я могу поступить и хуже.

Как и в случае с Шансом, отступить – не вариант.

– О? – Я наклоняю голову, как будто впервые об этом слышу. – А говорят, ты творчески относишься к наказаниям.

– Я польщен. – Он отвешивает легкий издевательский поклон. – Я бы мог заставить тебя остаток вечности катить камень на гору, и никогда не добираться до вершины, и повторять это каждый день.

Это уже было с Сизифом сотни лет назад.

– Я уверена, что это придумал Зевс.

Губы Аида сжимаются в линию:

– Ты была там?

Я пожимаю плечами:

– В любом случае это похоже на отпуск. Мирный, безмятежный труд. Когда начинать?

Рано или поздно мой язык доведет меня до смерти – без шанса на перерождение.

Я жду, что окажусь в Нижнем мире в любую секунду или, быть может, у Аида в руке появится его знаменитый двузубец, которым он меня проткнет.

Но вместо этого бог качает головой:

– Я не буду тебя убивать. Пока.

Серьезно? А я ему верю?

Видимо, он замечает опаску в моих глазах, поскольку его челюсть каменеет, как будто он раздражается из-за того, что я сомневаюсь в его словах:

– Расслабься, звезда моя.

Я колеблюсь, услышав ласковое обращение. Оно явно ничего для него не значит. Аид не продолжает разговор немедленно, и я как-то тоже умудряюсь промолчать, внимательнее разглядывая бога, стоящего передо мной.

Он не совсем такой, как я ожидала. Ну, помимо очевидного мрачно-задумчивого типажа.

Дело в его одежде. На нем поношенные ботинки и джинсы, Элизия ради! Джинсы низко сидят на узких бедрах, к ним в пару небесно-голубая рубашка с закатанными рукавами, и загар на его предплечьях темнее, чем я ожидала от жителя Нижнего мира. Кто бы знал, что предплечья могут быть сексуальными?

Поверх рубашки Аид носит винтажные кожаные подтяжки, которые, наверное, пересекаются над лопатками, типа как ремни кобуры. Металлические кольца на подтяжках явно предназначены для чего-то, для чего он сейчас их просто не использует. Они для оружия? Или у него спина болит?

– Я прошел проверку? – лениво спрашивает Аид.

Я резко перевожу взгляд на его лицо:

– Ты выглядишь иначе, чем я думала.

Обе брови вздергиваются.

– А что ты ожидала? Сплошь черную одежду? Возможно, кожаный прикид?

Жар проносится вверх по моей шее. Вообще-то что-то вроде того.

– Не забудь про рога. И, возможно, хвост.

– Это другой бог смерти. – Он раздраженно фыркает, а потом бормочет что-то про отвратительные ожидания.

Видимо, имеется в виду соответствие этим ожиданиям. Странно, что у меня есть нечто общее с богом. Пусть я проклята, но хрена с два я позволю проклятью диктовать, кем мне надо быть.

– Твой дом в Нижнем мире – Эреб, – подчеркиваю я.

– И?

– Он называется… Погоди. – Я поднимаю руку. – Земля теней.

Кто-нибудь, заклейте мне рот скотчем.

Аид сует руки в карманы, небрежно расслабляясь, как будто хищник на поводке:

– Я всегда считал это название неоригинальным. Это же Нижний мир. Разумеется, там есть тени.

Похоже, этот разговор немножечко сходит с рельс.

– Наверное. – А потом я действительно обдумываю его слова, потому что мой мозг не может иначе. – Ну, фактически ты не бог теней и даже не богиня ночи. – Вот теперь меня понесло. – А если фигня про огонь и серу – правда, то, похоже, там должно быть неплохое освещение.

Его глаза вспыхивают, словно блики на отточенном лезвии.

Не могу понять, оскорбляет или удивляет его мое наблюдение.

К несчастью для нас обоих, у меня хорошее воображение – и куча бесценных комментариев:

– Если так подумать, у тебя проблема с восприятием.

– У меня проблема с восприятием, – повторяет Аид.

– Да, естественно. Смертные поверят тому, что им говорят, если не увидят это собственными глазами. Мне всегда говорили, что Аид окутан тьмой, пахнет огнем и покрыт татуировками, которые оживают по его воле.

Его взгляд скользит вниз по моему телу с такой взвешенной медлительностью, что давешний жар ползет выше по моей шее и переходит на щеки.

– Но все же это ты одета во все черное и носишь татуировки, звезда моя, – указывает Аид.

Я следую за его взглядом на мою облегающую черную водолазку и джинсы: я не во всем черном. Один рукав слегка задрался и обнажает бледную кожу запястья, откуда выглядывает чернильная татуировка. Две звезды. Третья звезда на втором запястье, а когда я свожу руки вместе, получается Пояс Ориона.

Одно из немногих моих воспоминаний до того, как меня забрали в Орден: я смотрела из окна спальни на то, как по небу движется Орион. Это созвездие – неизменная, закрепленная навеки отметина в ночи.

Так вот почему он уже дважды назвал меня звездой? Я натягиваю рукав пониже.

– Что ж…

Аид подходит ближе, оставив небрежность позы. Настолько близко, что я чувствую его запах – и именно тогда понимаю, что бог смерти пахнет самым темным, грешным и горьким шоколадом.

– Как тебя зовут? – спрашивает он.

Я определенно не хочу, чтобы бог знал мое имя.

– Феликс Аргос.

Аид не ловит меня на лжи. Просто смотрит оценивающим взглядом, как будто что-то обдумывает. Возможно – новое креативное наказание для меня.

– Что ж… – Я попугайничаю, повторяя его фразу, и бросаю взгляд на стену храма и спуск с горы. Выход так близко. Только до него не дотянуться: это как открытая дверца в птичьей клетке, снаружи которой сидит кошка. – Что теперь будет?

– Что ты имела в виду, говоря, что ты проклята?

Ох. Я не хочу говорить об этом. И пытаюсь юлить:

– А ты не знаешь?

– Расскажи, как будто не знаю.

– А если я не хочу?

Аид поднимает бровь, и я улавливаю смысл послания. Пытаясь не стискивать зубы, я отказываюсь думать о том, что Аид – второе существо, с которым я когда-либо делилась этой историей.

Сделав глубокий вдох, я торопливо говорю:

– Двадцать три года назад, когда я была у матери в утробе, они с моим отцом пришли сюда принести жертву и помолиться о благословении для родов. У нее отошли воды, а твой брат, похоже, оскорбился, ведь она осквернила его святилище. В качестве наказания он проклял ее ребенка – получается, меня, – чтобы никто никогда его не полюбил. Всё. Вот и сказке конец.

Взгляд Аида холодеет и становится таким расчетливым, что я делаю шаг назад.

– Он сделал тебя недостойной любви? – спрашивает бог, как будто не до конца верит мне.

Я резко киваю.

Это из-за проклятья родители отказались от меня. Они говорили, что из-за долга, но я-то знаю. Из-за него я оказалась в Ордене воров в три годика. Из-за него у меня нет преданных друзей. Из-за него Бун…

До сегодняшнего вечера я пыталась убедить себя в том, что могло быть и хуже. Я ведь могла пойти на корм кракену или получить змей вместо волос и каменные статуи в качестве друзей.