На биологии долговязый парень по имени Роджер с видом любопытства поинтересовался у мистера Гингрича, какая пчела в улье самая толстая, чем вызвал тихое хихиканье в классе. Невозмутимый ответ учителя, что самая большая в улье – королева, обратил колкость против шутника, над конфузом которого, не таясь, рассмеялись все. Даже я.

Занятие по культуре речи опять порадовало меня шпилькой, в этот раз исходящей от девушки. Женская солидарность? Нет, не слышали. Сахарным голоском она поинтересовалась: с одной или двумя Ж пишется слово «жужжание»? Надо же, какая оригинальность. Не выдержав, я крикнула: «Пожалуйста, объясните заодно милой мисс значение и написание слова аррогантный^[2]! Раз уж она с «жужжанием» разобраться не способна…» Но, судя по воцарившейся тишине, никто не оценил мой встречный выпад.

Хотела бы я похвастаться, что доблестно отражала словесные стрелы на протяжении всего дня, но увы. Перед очередным уроком случайно услышала, как один парень подначивает другого тайком подложить мне в рюкзак пчелу. В этот момент я почувствовала, как с моего лица сошли все краски, потому что к такому уровню подлостей я явно не готова. Тогда я решила взять за правило не оставлять свои вещи без присмотра, тщательно следить за рюкзаком и чаще проверять, закрыт ли он. А еще молиться, чтобы никому не пришло в голову подкинуть мне чего-нибудь в шкафчик или оснастить сиденье моего стула иглой.

Если в классе я худо-бедно контролирую ситуацию и хоть как-то могу на нее повлиять, то вне кабинетов не остается ничего, кроме как стиснуть зубы, выпрямить спину и улыбаться.

Чувствую себя громоздкой арфой, выставленной у всех на виду. Арфой с чрезмерно натянутыми струнами. Арфой, которую каждый норовит пнуть, чтобы услышать жалобный звон этих самых струн.

Это ощущение усиливается, когда я вынуждена в очередной раз посетить уборную. Когда подхожу к раковинам, возле одной из них стоит светловолосая девушка. Из-под крана течет только холодная вода, поэтому я стараюсь помыть руки как можно быстрее. Уже вытираю их бумажным полотенцем, когда моя соседка оборачивается. И я сразу узнаю ее.

– Ну, привет, Большая Брошенная Пчела, – криво усмехается Сара Браун, потому что это именно она. Меня осеняет.

– Так это ты состряпала мне прозвище?

Ее улыбка становится шире и злее.

– Неужели ты думаешь, что способна заинтересовать такого парня, как Лекс? Моего парня, хайлайтер тебя разбери! – Ее голос переходит в ультразвук. – Посмотри на себя, – она кивает в сторону большого зеркала над раковинами, – ты же бледная, как моль, и жирная. Это просто отвратительно.

Пока Сара брезгливо морщит нос, я пытаюсь собрать крошки своего самообладания в кучку, что не очень-то просто. Не поняла, при чем тут хайлайтер, но уже после первых ее слов завтрак в моем желудке резко потяжелел на тонну и похолодели руки, и виной тому вовсе не ледяная вода из-под крана. Я стараюсь пропустить мимо ушей выпад относительно моей внешности, правда стараюсь. Но нельзя уйти без ответа, тогда я точно проиграю.

Не играй по их правилам.

Не показывай то, что они жаждут увидеть.

Будь непредсказуемой.

Я натягиваю максимально дебильную улыбку, на которую только способна в сложившейся ситуации, и поворачиваюсь к Саре.

– Должна поблагодарить тебя. Не было никаких гарантий, что мне достанется приличная кличка, а ты не только придумала мне вполне сносное прозвище, но и потратила время на плакат. А ты знала, что самая большая пчела в улье – это королева? Ваша с Лексом милая проделка вывела меня из тени, я перестала быть невидимкой. Спасибо! – Я тянусь к ее руке и трясу, пока красотка не вырывается. – Можно я тебя обниму?

Сара награждает меня взглядом, полным недоумения и… опаски? Да, похоже на то. Она выпаливает: «Ты просто чокнутая!» – и вылетает из туалета.

Оборачиваюсь к зеркалу и улыбаюсь своему отражению во весь рот. Но запертая в груди обида быстро стирает улыбку моего двойника. Одинокая слеза вырывается из глаза и пробегает по щеке, подмачивая труды Кэти. Я опираюсь руками на раковину и наклоняю голову, чтобы не видеть собственного плача.

* * *

Неудивительно, что в обеденный перерыв я не желаю обедать. Во-первых, сейчас я не смогла бы заставить себя съесть даже обожаемую еду. А во-вторых, поход в кафетерий в моей ситуации – сущая пытка. Если одноклассники не стесняются потешаться надо мной на уроках, то что меня ждет в столовой? «Не нарочно» опрокинутый мне на голову томатный суп? Внезапно заканчивающиеся при моем приближении места? Пожалуй, не стоит проверять, чем милые детишки могут пополнить этот список.

Конечно, можно было пойти с Кэти, но не хочется подставлять под удар и ее. К тому же я девочка взрослая, ходить за ручку с сестрой мне давно несолидно.

И когда я уже почти настраиваюсь вплоть до урока занырнуть в электронную книгу, подоспевает кавалерия в лице моей мамы. Она звонит мне и просит выйти на парковку. А когда я чмокаю ее в щечку и, опять-таки по ее просьбе, удобнее усаживаюсь на сиденье фургона, объявляет, что не могла оставить меня в такой сложный день без поддержки, и сейчас мы поедем вкусно обедать.

На Мишн-роуд расположены две кафешки, по обе стороны от школы «Мишн Трейл». Но почти все школьники ходят в «Кленовый сироп», что на Мейпл-стрит. Все потому, что до кафе с емким названием «Укропчик» в противоположной стороне идти приходится чуть дольше. И сейчас мне это только на руку.

Пока готовится наш заказ, у меня есть возможность разглядеть помещение, в котором я оказалась впервые. Все поверхности и предметы мебели здесь окрашены в различные оттенки зеленого, кроме столов и пола, которые сохранили благородный цвет светлого дерева. На каждом столике стоит горшочек с чем? «С укропом, конечно», – скажете вы. А вот и нет. В горшки высажены небольшие кустики томатов черри. Просто очаровательно! Если еще и еда окажется вкусной, то я буду приходить сюда каждый день.

– Как дела, дорогая? Тебя совсем замучили? – озабоченно спрашивает мама, положив свою руку поверх моей.

– Есть такое, но не хуже, чем я представляла. Больше всего меня ужаснуло намерение двух парней засунуть пчелу в мой рюкзак. Тогда я решила, что ходить на обед мне лучше не стоит.

– Еще не хватало, чтобы ты начала голодать из-за этих засранцев! – громко восклицает она.

Да, моя мама не приемлет голодания ни в каком виде. Ни лечебное, ни профилактическое, ни – упаси боже – интервальное.

– Не волнуйся так, мам. Я буду приходить сюда, мне здесь нравится, – успокаивающе улыбаюсь ей я. – Тебе придется приготовить ванну ромашкового чая к моему приходу, чтобы я могла снять недюжинное напряжение. Иначе мне не уснуть сном младенца.

Она хмыкает и расслабляется.

Вскоре приносят наши тарелки с едой. Я заказала салат из свежих овощей, креп с бананом и шоколадом и кофе. Салат неплох, но именно откусив блинчик понимаю, что да, я точно буду в «Укропчике» частым гостем.

Мама не забыла о моей шутке про ванну ромашкового чая. Вскоре после того, как я, закончив учебу, появляюсь на кухне, мне вручают поистине огромную чашку, в которой угадывается бульонница. Открывают маленькую баночку меда. Ставят тарелку с сэндвичем на зерновом хлебе с начинкой из сыра, бекона и яблока.

Благодарю маму за заботу, сознавая, что какое-то время она будет поглядывать, что и когда я ем и ем ли вообще. М-да, Лилу, дернул же тебя черт за язык.

* * *

Я всегда много свободного времени проводила дома. И если раньше это было обусловлено лишь моим желанием, то теперь воспринимается как вынужденная изоляция. Стараюсь максимально занять вечера, чтобы не появилось соблазна себя пожалеть. Собственно, в один из таких вечеров я и добралась до наведения порядка в своем скромном имуществе.

Если внимательно оглядеть каждую половину нашей с Кэти спальни, можно о нас что-нибудь понять.

В моей части комнаты преобладают книжные полки и аккуратные цветные клубки шерсти. Но содержатся они далеко не в порядке: на тумбочке высится стопка книг, прочитанных и отложенных для чтения, а рядом, на краешке, притулилась корзинка для вязания с торчащими из пряжи спицами. Не говоря уж о большой прозрачной полиэтиленовой упаковке самых разных мотков ниток под моей кроватью, купленных по дешевке на распродаже. В выдвижном ящике валяется куча карандашей, фломастеров и линеров, которые я честно пыталась хранить в каком-то подобии системы. Но в пылу работы над изображением очередной забавной зверушки или над шаржем они безнадежно перемешивались опять. В таком виде я просто скидывала их в ящик до очередной сортировки.

А территорию Кэти захватили батальоны косметических средств. Но это именно батальоны, выстроенные идеальными рядами, несмотря на количество. Подозреваю, что сестра может взять любой необходимый тюбик с закрытыми глазами. Над ее кроватью висит полка с разнообразными фигурками ослов, которые стали появляться после просмотра «Винни-Пуха». Малышке Кэти было до слез жаль несчастного Иа, и она переносила эту жалость на каждого ослика, какого ей только доводилось видеть. Поэтому в нашей комнате обитают фарфоровые, пластиковые, плюшевые, восковые и даже мыльные ослики, которых она протирает от пыли каждую неделю.

Я же прямо сейчас вываливаю из ящика на стол все рисовально-писательные принадлежности, сортирую и раскладываю в специальный органайзер с кармашками, который повешу на дверцу шкафа. В освободившийся ящик запихиваю весь запас пряжи из-под кровати. Корзину для вязания втискиваю в саму тумбу.

Книги, с которыми я уже ознакомилась, убираю на подвесную полку, а новые – на специально купленную металлическую подставку. Гляжу на дело рук своих и удовлетворенно улыбаюсь. Если поставить на тумбочку рядом с книжками какой-нибудь суккулент или же вообще искусственное растение, будет просто загляденье.

Ну, теперь можно и первый сезон «Дарьи» досмотреть. Да, я засмотрела сериал до дыр. Жаль, что этот факт не способен превратить меня в стойкую sarcastic girl^[3], похожую на Дарью Моргендорффер. В школе мне очень пригодились бы подобные качества.

Кстати, о школе. Понедельник в самом деле оказался тяжелейшим днем, последующие были чуточку легче – то ли на контрасте, то ли концентрация «токсиков» вокруг меня действительно уменьшилась.

Стоило мне так решить, как я начала очень часто натыкаться на Лекса, которого не видела вплоть до четверга. Сначала я заметила его еще издали в коридоре, когда рылась в своей ячейке. Поэтому успела захлопнуть дверцу и ретироваться в кабинет, избежав нежелательного столкновения.

Во второй раз я мирно выходила из кабинета литературы, чтобы покинуть здание на время обеда. Я, как и решила ранее, теперь питалась в «Укропчике». Но на горизонте опять замаячил Батлер, и мне пришлось срочно корректировать курс в сторону столовой. Так впервые за эту ужасную неделю я оказалась вынуждена обедать в школе.

Глава 6
Лекс

Какой звоночек был первым? Стайки шепчущихся и хихикающих девчонок, тут же замолкающих при моем приближении? Но в этом нет ничего необычного, они всегда себя так ведут в моем присутствии. Такой уж эффект я на них произвожу.

Внезапно настигший меня у шкафчика Скотт Эванс, произнесший многозначительное «Мое почтение!» и пожимающий мне руку? Еще и по плечу хлопнул перед уходом. Скотт – ровный парень, компанейский. Но странности за ним водятся, тут не поспоришь. К этому я тоже привык. Поэтому не напрягся настолько, насколько следовало бы. Хотя тревожный червячок все же засел внутри.

Настоящий колокольный звон разразился, когда я, уже отобедав, спокойно допивал свой кофе за излюбленным столиком в углу. Из друзей никто не явился. Очевидно, еще один звоночек, но после переадресации звонков я решил сперва утолить голод, только потом очертя голову нестись куда бы то ни было, пусть даже случился пожар.

И тут мне довелось наблюдать, как в кафе влетает – иначе и не скажешь – разъяренная фурия с перекошенным лицом, отдаленно напоминающим лицо Сары.