– Художественное произведение – это произведение, отражающее в художественных образах окружающую действительность, внутренний мир вымышленных героев, творческую и жизненную позицию самого автора. Различают три рода художественных произведений: эпос, лирика и драма. К эпическим произведениям относятся такие жанры, как роман, рассказ, повесть…

С задних парт доносится первый зевок. Кошусь на Лину, но её, кажется, вообще не волнует то, что её хвалёный Вячеслав Горелов оказался занудой.

– …Роман – это художественное произведение большого объёма, в котором развёрнуто повествуется о событиях в жизни…

В воздухе стоит разочарование. Неужели теперь все наши мастерские будут проходить именно так? Неужели ради этого я поступала в литературный?

– …Исторический роман, роман-эпопея…

И тут по аудитории эхом разносится звук рвущейся бумаги. Горелов разрывает листы, по которым читал, надвое, и резким движением сдирает с себя шарф.

– Вы серьёзно думали, что наши пары будут проходить вот так?

Мастер хитрым взглядом проходится по всем нам, а затем, сняв пиджак и тем самым продемонстрировав обтянутые тонкой тканью водолазки рельефные бицепсы, запрыгивает на стул и садится на его спинку.

В аудитории повисает гробовая тишина, но уже через мгновение её сменяют громкие аплодисменты и восторженные улюлюканья.

– Я в нём не сомневалась, – шепчет Лина, с такой гордостью смотря на Горелова, словно мать на занявшего в соревновании первое место сыночка.

– Вячеслав Горелов, для вас Вячеслав Романович, будем знакомы, – заново начинает свою речь мужчина. – Вижу, тут собралась не только моя группа. Мои студенты, поднимите, пожалуйста, руку, чтобы я хотя бы понял, кто есть кто.

В воздух поднимаются пятнадцать рук, среди которых и наши с Линой. Зачем-то оборачиваюсь посмотреть, не поднял ли руку тот парень с ноутбуком. Но его руки всё так же лежат на парте. Он не с нашей мастерской. Я так и думала.

– Мг, – Вячеслав Романович снова оглядывает аудиторию, – хорошо. У нас сегодня с вами две совмещённые пары. Предлагаю сейчас оставить всё как есть, а после первой пары попрошу остаться только моих студентов. Договорились?

Кто-то разочарованно цокает, и мастер, улыбнувшись чуть виновато, пожимает плечами и затем вдруг задумчиво смотрит вдаль и произносит:

– И отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов ^[1].

Удивлённо смотрю на Горелова. Только что он назвал нас избранными.

Время до конца первой пары проходит незаметно. Горелов оказался едва ли не самым харизматичным и интересным рассказчиком, которого я когда-либо слушала. Ребята задают ему вопросы, и он с готовностью отвечает на каждый. И делает это с такой отдачей, что даже парень с ноутбуком оторвался от экрана. Лина, конечно же, тоже поднимает руку, правда, в отличие от остальных, бойко задаёт вопрос, не касающийся литературного процесса.

– Вячеслав Романович, а вы относитесь к неформальному стилю общения?

Что. Она. Делает.

– Что ты имеешь в виду? – Горелов наклоняет голову, выражая крайнюю заинтересованность.

– Можно ли вам писать в соцсетях, например? Вам же всего тридцать четыре. Вы же не почтой пользуетесь?

– Как тебя зовут? – спрашивает Горелов.

– Лина, – звонко отвечает девушка.

– Лина, – повторяет её имя Горелов. – Конечно, будет лучше, если мы будем общаться с вами не через почту. Создайте общую беседу там, где вам удобно, и добавьте меня туда. – Интересно, он прикидывается или реально не понимает, что Лина имела в виду личные переписки? – С понедельника по пятницу с десяти до шести вечера я весь ваш.

Последним предложением Горелов словно ставит точку, развеивая все сомнения, – всё он прекрасно понял.

С наступлением перерыва аудитория пустеет.

– Сходим за кофе? – спрашиваю я у Лины.

– Ну уж нет. Я займу нам места на первой парте! Возьмёшь мне латте на банановом?

– Хорошо, – соглашаюсь я, уже перестав удивляться её попыткам завоевать внимание Горелова. – Ты вообще как?

Возможно, ответ мастера мог как-то её задеть. Но этой девушке снова удаётся меня удивить.

– Он запомнил меня, – довольно произносит Лина. – Теперь он знает, как меня зовут.

Купив Лине латте на банановом и себе яблочный капучино с корицей, возвращаюсь в институт. У входа студенты, разбившись на маленькие кучки, все до единого обсуждают прошедшую мастерскую и перформанс Горелова. В отдалении от всех замечаю и самого мастера. Он словно специально отошёл подальше, чтобы хотя бы немного побыть в одиночестве.

Однако стоит об этом подумать, как в ту же минуту, показавшись из-за угла, к нему подходит тот самый брюнет с серебристым ноутбуком. Они с Гореловым приветствуют друг друга, пожав руки, и начинают о чём-то разговаривать. Никто из студентов не решился нарушить кратковременный покой преподавателя. Кроме этого странного брюнета. И судя по расслабленной позе, этот парень чувствует себя рядом с Гореловым довольно уверенно. Да и Горелов явно не против его компании.

Открываю дверь и захожу в институт. Остальные тоже начинают потихоньку подтягиваться. До второй пары остаётся несколько минут, и я должна на неё настроиться. Однако мысли почему-то снова возвращаются к этому загадочному студенту.

Кто же он такой? И почему мне кажется, что я не успокоюсь, пока это не выясню?

Глава 4

Теперь, когда все, кто не относится к нашей мастерской, ушли, я могу нормально рассмотреть одногруппников. Большинство, как и мы с Линой, сидят парочками. На третьем ряду вообще собралась компашка из четырёх человек: три девчонки и один парень. Есть и аутсайдеры. В аудиторию влетает однокурсник со словами «Идёт, идёт!» и присоединяется к компашке.

Дверь открывается, но вместо Вячеслава Романовича заходит тот самый старшекурсник. Несмотря на наличие свободных мест, он так же садится почти в самом конце аудитории.

– Он же не с нашей мастерской, – шепчу я Лине. – Что он тут делает?

Но девушка успевает только пожать плечами, ведь в аудиторию на этот раз входит уже Горелов.

– Итак, раз уж теперь мы остались без лишних ушей, давайте сразу договоримся. – Горелов вальяжно облокачивается на кафедру, поправляя платиновые волосы. – Всё, что будет происходить на нашей мастерской, остаётся только между нами. Ничем и ни с кем не делимся. Договорились?

Просьба мастера вызывает удивление, но мы все без исключения киваем.

– Вот и отлично, – широко улыбается мужчина. – А теперь приступим. Насколько вы знаете, вы у меня первый курс, и я построил на вас весьма грандиозные планы. По статистике, к сожалению, всего один человек со всего курса после выпуска реально связывает свою жизнь с писательством. Меня такая статистика не просто расстраивает, но и не устраивает. И я намерен с этим что-то делать. Я не хочу просто научить вас писать, я хочу, чтобы вы ещё и зарабатывали на этом. Можете обвинить меня в том, что я слишком мелочный, но, поверьте, нет никакой мотивации в том, чтобы раз в год выплёвывать из себя какой-нибудь рассказик, пусть даже гениально написанный, и затем складывать его в стол.

Не знаю, как у остальных, но мне слова Вячеслава Романовича очень откликаются. Отец воспримет меня всерьёз, только когда я получу на руки первые деньги за свои книги.

– К следующей неделе жду от вас первые тексты на обсуждение. Выберите старосту, создайте беседу и, кто хочет обсуждаться, пусть скидывает текст до пятницы, чтобы все успели его прочитать. Окей? Так, а теперь давайте познакомимся. Кто о чём писал на вступительных?

Благодаря Лине и её желанию сидеть перед носом у Горелова Вячеслав Романович начинает с меня. В горле мгновенно пересыхает, и прежде чем ответить, делаю глоток уже остывшего кофе. Софа, соберись же.

– Софа. Я писала про лагерь. – И чуть откашлявшись, добавляю. – Про вожатых.

– А! – вспоминает Горелов. – Янг эдалт! Море, дискотеки, рок-н-ролл. Помню. Куда-то выкладываешь?

– Да.

– Сколько подписчиков?

– Около четырёхсот.

– Ум-ни-ца! – по слогам хвалит меня Горелов и поворачивается к ребятам. – Берите пример с Софы. Я хочу, чтобы вы все выкладывали в сеть свои тексты. А ещё начните активно вести свои странички. Хотя бы «тележку». Раскачаем эту древнюю посудину под названием «Лит». Лина. – Теперь он переводит взгляд на однокурсницу. Готова поспорить, мастер даже не догадывается, насколько сильное пламя загорелось внутри девушки после того, как он без напоминания назвал её имя. – О чём писала ты?

– О смертельно больной девочке, которая мечтала увидеть Большой каньон.

– Но это было невозможно, и её парень отвёз её посмотреть на Сулакский. Помню. Неплохое импортозамещение, кстати. Актуалочка.

К концу пары благодаря этому опросу мне удаётся чуть лучше узнать своих одногруппников. Наконец очередь доходит до загадочного парня с ноутбуком, и я ловлю себя на мысли, что с нетерпением жду, когда он расскажет о себе.

– Амир, – представляется тот. Про себя повторяю его имя, и оно остаётся на языке металлическим привкусом.

Горелов кивает и задаёт наводящий вопрос.

– Что ты пишешь, Амир?

«Что ты пишешь, Амир?» – мысленно повторяю слова мастера. Что же ты печатал там в своём ноутбуке?

– Фэнтези, – отвечает тот.

Конечно, это фэнтези. Это было очевидно. Что ещё может писать человек, похожий на главу тёмных магов или какого-нибудь принца демонов, захватившего трон? Даже в его улыбке с двумя чуть выступающими белоснежными клыками есть что-то вампирское. Интересно, он их сделал или родился таким?

После мастерской решаем с Линой немного прогуляться до её любимой кофейни на Патриках. Она берёт нам два авторских напитка, и мы занимаем маленький круглый столик, выставленный прямо на узкую дорожку для пешеходов.

– Я хочу обсуждаться на следующей мастерской, – подытоживает та свой двадцатиминутный спич о харизматичности и горячести Горелова. – А ты? Пришлёшь на этой неделе свой текст?

– Думаю, не в этот раз. – Делаю глоток медово-орехового латте. – Мммм, какая вкуснятина!

– А я говорила, что у них отменный кофе, – довольно улыбается Лина. – Могу я текст тогда сначала тебе прислать? Что-то страшно.

– Конечно, засылай, – с готовностью соглашаюсь я и делаю ещё один глоток этого умопомрачительного напитка.

Интересно, а Амир вообще захочет обсуждаться? Кажется, что ему нет дела до мнения каких-то там перваков.

Вернувшись в общежитие, первым делом, словно сталкер, пробиваю имя Амира на всех известных мне сайтах самиздата. У Ани, моей соседки по комнате, мастерская начинается на несколько часов позже моей, но вместо того, чтобы полноценно наслаждаться одиночеством, я трачу время на этого вампирюгу. И, видимо, зря – даже спустя час никого с таким именем среди авторов найти не получается. Телефон, стоящий на беззвучном, вибрирует, и, проведя по экрану, вижу, что ребята создали общую беседу. Недолго думая, жму на «участники беседы», и на экране появляются чужие аватарки.

Горелов в насыщенно бордовой водолазке смотрит с фотографии с лёгкой улыбкой, его платиновые волосы чуть взлохмачены в творческом беспорядке, медово-карие глаза направлены прямо в камеру. Но не он завладевает моим вниманием, а участник с ником «Тёмный эльф». Кликаю по аватарке, и на весь экран открывается фотография Амира. Он, как и Горелов, смотрит в объектив. Вот только, в отличие от Горелова, от взгляда парня веет не теплом, а многовековым холодом. Чёрные глаза словно сканируют меня насквозь, и я, как и на мастерской, будто заворожённая, не могу отвести от них взгляда. Точно демон.

Звук открывающейся двери всё же возвращает меня в реальность. Аня сбрасывает кроссовки и плюхается на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

– Всё в порядке? – настороженно спрашиваю я соседку.