– Вы не могли бы оставить меня одну? – повышая голос, потребовала я у портье, продолжавшего как истукан стоять около кровати с халатом в руках.

– Как скажете, аржан. – Мужчина кивнул и вышел из номера, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Закутавшись в халат, я несколько минут наматывала круги по номеру, переходя из одной комнаты в другую, чтобы хоть как-то снять напряжение.

Что это вообще было?

Возможно, здесь так принято желать гостю доброго утра, стоя рядом с его кроватью, но мне это было не по нраву. Совсем не по нраву.

Приведя себя в порядок, я взяла рюкзак, положив в него две бутылки воды, и спустилась на первый этаж. На террасе я встретилась с Яной и Мариком, вчера мы договорись, что вместе отправимся на цветной базар. Яна будет искать, по ее словам, «что-нибудь сто́ящее» для арт-галерей, а я просто глазеть.

Я с раннего детства питала особую тягу ко всяким барахолкам, сувенирным лавочкам, где можно обнаружить настоящий антиквариат или хотя бы что-то редкое. Особенно когда тебе ничего красивого не покупалось в детстве – ты будто стараешься восполнить зияющую дыру. Я до сих пор помню синее платье для школьных праздников, черные брюки, белую блузку и лаковые туфли, которые были мне велики на два размера. Я хлюпала в них, как в калошах, когда вышагивала по школьным паркетным коридорам, а одежда обычно носилась до тех пор, пока на ней не протиралась ткань. Побрякушки, которые я могла себе позволить, умещались в маленький потрепанный кошелек для мелочи. Это были цветные пластмассовые заколки, кольца и браслеты из бисера, которые я сама смастерила. Первое настоящее украшение у меня появилось в десятом классе: серебряная цепочка с кулоном в виде сердца. Я купила ее сама, отработав несколько недель в соседском ларьке продавцом. В более взрослом возрасте, начав неплохо зарабатывать, я как одержимая скупала все, по моему тогдашнему мнению, красивое и блестящее. Надев на себя сразу несколько браслетов, разномастных колец и серьги, усыпанные фианитами, я даже умудрялась чувствовать себя счастливой. Со временем голод притупился, я сняла с себя почти все украшения и перестала напоминать обезумевшую сороку. Тем не менее любовь к барахолкам и блестящему сохранилась, хоть и потеряла (к счастью) гипертрофированный вид.

Почти полностью заполненная посетителями летняя терраса с открытыми настежь окнами дышала утренним воздухом, смешанным с запахом кофе, корицы, выпечки и жареного бекона. За соседними столиками я увидела всех, кто плыл со мной на шлюпке, включая и того высокого парня, потерявшего бейсболку. Сегодня у него была другая бейсболка, белая. Она лежала на краю столика, рядом с солнцезащитными очками и телефоном. Мило воркуя и держась за руки, пожилая пара прошла в дальний уголок террасы и села за столик.

Неужели так бывает? Неужели с годами их любовь не угасла, не разбилась о быт, взаимные претензии и обиды? Интересно, сколько лет они вместе? Двадцать, тридцать, а может полвека? А возможно, они познакомились недавно и сейчас у них медовый месяц. Такое ведь тоже происходит.

– Если увидишь сусликов, не нужно их кормить и вообще трогать, – предупредила меня Яна.

– Здесь есть суслики?

– Да, они совсем потеряли страх, на базаре их вообще тьма-тьмущая, сама увидишь.

– А чем они опасны? Они вроде не кусаются…

– Зато от них можно заразиться бубонной чумой. Ты ведь не за ней приехала? – усмехнулась Яна, довольная своей остроумной шуткой.

На дороге, если ее так можно назвать, нас обогнало стадо овец с глупыми равнодушными мордами, за ними важно прошагали поджарые, переливающиеся на солнце лошади с необычной расцветкой – пегие в крапинку. Таких я еще не видела.

Я отошла в сторону, пропуская этих величественных животных. Погонщик, мальчишка лет десяти, смотрел на нас несколько минут, потом деловито ударил хлыстом о землю и поспешил за своими подопечными. Попадавшиеся по пути люди не обращали на нас никакого внимания, их лица, изможденные заботами и тяжким трудом, были напряжены и суровы. Тем не менее я про себя отметила, что некоторые молодые девушки и парни очень красивы, как с картинки: гладкие скуластые лица в форме сердца, черные, как смородинки, глаза, густые волосы, горделивая осанка. В этих людях с кожей цвета янтаря, в неброских одеяниях и необычных головных уборах было что-то дикое, необузданное, животное. Я как загипнотизированная не могла отвести от них взгляда, и Яна несколько раз ткнула меня локтем, чтобы я отвернулась.

Пробудившееся после сна солнце успело согреть воздух. Когда мы только вышли из турбазы, было прохладно, и я надела теплую флисовую рубашку. Сейчас же, разжарившись, я сняла ее и повязала на талии. Лазурное, точно озерная вода, небо предвещало прекрасный день без дождя, хотя, как я уже поняла, погода здесь менялась в один миг. Только было солнце – и уже невесть откуда грозовые тучи.

Свежий воздух, пропитанный влагой, пах хвоей и глиной. В раскидистых ветвях кедра что-то юркнуло, рыжее и шустрое. Белки, догадалась я. Под ногами бегали куры, индейки и серые в мелкую белую крапинку, с синими щеками одомашненные цесарки. Потом я увидела сусликов. Серо-бежевые создания с симпатичными мордочками прошмыгнули перед нами, издавая шипящие звуки, и оставили после себя неприятный мышиный запах. Один суслик держал в лапках что-то похожее на орех, который он наверняка стащил у нерадивого продавца. Сусличья стая, как банда налетчиков, урывками нападала на палатки и, схватив что-нибудь съедобное, сбегала с места преступления.

– Их лучше не трогать, – напомнила мне Яна, хотя я и не изъявляла желания прикасаться к маленьким разбойникам. Единственное, перед чем я не смогла устоять, так это сфотографировать их. Достав телефон из рюкзака, я осторожно подкралась к стайке сусликов, увлеченных поеданием какого-то плода, и сделала несколько снимков. От щелкающего звука телефона они будто озверели: раскрыв рты во вражеском оскале, суслики окружили меня, громко и агрессивно шипя. Несколько зверьков, наблюдавших за происходящим из кустов, бросились к своим собратьям, видимо на подмогу. Яна, вышагивающая впереди меня, резко остановилась, повернулась к животным и издала странный звук, похожий на громкий чмок, заканчивающийся покашливанием. Не знаю, как это подействовало, но звери тут же уняли свой пыл, а некоторые ретировались.

– Я же говорила, лучше их не затрагивать, – с неким упреком сказала она.

– Что это ты сейчас такое сделала? Как тебе удалось их прогнать? – спросила я.

– А, ерунда, местные меня кое-чему научили, – отмахнулась Яна.

– Познакомишь и меня с этими местными?

Она кивнула и тут же перевела мое внимание на корзины, наполненные чем-то серым, похожим на чипсы.

– Это слайсы пантов марала, – сказала моя спутница.

Сушеные, жареные, в виде порошка или даже целиком, они продавались здесь на каждом шагу. Яна купила у старухи за тысячу рублей большой пакет сушеных пантов марала и принялась с удовольствием их есть. От одного вида этих слайсов меня чуть не вырвало.

– Хочешь попробовать? – предложила она, но, заметив мое побледневшее лицо, все поняла.

– Как ты можешь это есть? – сморщилась я. – Это же рога!

– Не рога, а панты, очень полезные, кстати, и вполне даже вкусные. Напоминают мясные чипсы.

Я не стала продолжать тему, пусть ест что хочет, лишь бы меня не заставляла.

Удивительно, что в таком глухом, даже, можно сказать, диком поселке может быть такой шумный базар. Женщины и мужчины с серьезными, озабоченными лицами сновали между торговыми рядами, что-то громко выкрикивая друг другу на русском языке с сильным акцентом. Таком специфическом, что некоторые слова я даже не смогла разобрать.

Разложившись на низких столах, женщины разделывали туши птиц, лущили орехи и продавали пучки трав, которые, как мне объяснили, нужно зажигать для привлечения урожая. В последнее время он нечастый гость, и местные жители каждый день молятся жрице Марууш, чтобы она послала им земных даров. Все это мне рассказала моя новая подруга, у которой всю дорогу не закрывался рот.

Глядя по сторонам, я догадалась, почему этот рынок называют цветным, – он действительно был пестрым, как склоны Алтайских гор. Рядом с шишками, орехами, чаем, медом и плодами, название которых я не знала, возвышались холмики специй, по запаху напоминающие чеснок и куркуму. За ними простирались длинные лавки со всевозможными украшениями, перед которыми я не смогла устоять и прикупила массивные серьги, похожие на два блюдца.

Чем дальше мы продвигались в гущу рынка, тем безумнее он мне казался. Орехи и банки с вареньем сменились клыками и когтями диких животных.

– Не желаете лапу медведя? – спросил меня молодой мужчина в камуфляже. – Это приносит удачу.

– Пожалуй, нет, – ответила я, глядя на шкуры ирбиса и манула, распластавшиеся на широких столах.

Рядом со шкурами крепкий мужчина свежевал росомаху. Над окровавленной тушей зверя черной тучей кружили большие блестящие мухи, облепляя и добычу, и охотника. От этого зрелища и запаха у меня закружилась голова и стало немного подташнивать. Заметив, что со мной не все в порядке, Яна услужливо подхватила меня под руку и ускорила шаг.

– Я тоже не люблю всю эту мерзость, – сказала она, равнодушно глядя на черные, будто обугленные, головы сусликов с жуткими желтыми зубами.

Около белых, глянцевых, словно отполированных, черепов копытных с массивными изогнутыми рогами стояла кучка туристов и, видимо, выбирала самый симпатичный. Свернув в другой ряд, мы вышли к большим, пузатым, точно летающие тарелки, хангам, длинношеим топшурам и всевозможным варганам. На длинных прилавках громоздились крохотные деревянные идолы разных божеств. Большой популярностью в местном пантеоне пользовались верховные боги и духи умерших предков. Тенгри и Этуген, по словам Яны, почитались здесь примерно одинаково. Среди них явно выделялась позолоченная скульптура молодой обнаженной женщины, держащей в руках шаманский бубен. Остановившись около нее, я взяла статуэтку в руки и спросила продавца, сколько она стоит.

– Это для посвященных. Иначе она принесет тебе беду, – ответила за него Яна.

– Ты же говоришь, что не веришь во все это…

– Так и есть, но все же лучше не испытывать судьбу на прочность, – улыбнулась она, закидывая в рот сушеные панты марала.

– А кто это вообще?

– Жрица Марууш, – шепотом проговорила Яна. – Местные ей поклоняются больше всего. Ну мы-то не местные…

Меня привлекли маленькие деревянные лодочки, по размеру подходящие разве что хомякам. Черные, белые, в крапинку с различной символикой, напоминающей древние руны, или просто едва обработанные, покрытые лишь лаком.

– Для чего они нужны? – спросила я у Яны.

– Для ритуалов. Это духовная лодка или, как ее еще называют, ладья мертвых. С ее помощью кам, то есть шаман, совершает путешествие в Нижний мир.

– Чтобы вылечить человека? – уточняю я.

– Ну или наоборот, навести хворь или даже смерть.

– Ты так спокойно об этом говоришь! Это же дикость!

– Понимаешь, к смерти здесь относятся по-особенному, не как мы. Это их традиции, только и всего. – Она дернула плечами, повертев расписную ладью мертвых в руке и что-то сказав на местном диалекте продавцу, двинулась дальше. – Атрибутику, связанную со смертью, в арт-галереях не очень жалуют, современные люди, живущие в мегаполисах, до сих пор боятся ее как огня. А вот какие-нибудь побрякушки, произведения искусства или раритетные вещи улетают как горячие пирожки.

Мы передвигались от лотка к лотку, внимательно разглядывая все, за что зацепится глаз. Одежда из войлока, меха, вышивка, изделия из кожи и дерева, сверкающие под солнечными лучами клинки. Меня привлек один гобелен с изображением семиглавого уродца, пожирающего людей. Продавец – сутулый старик в расписном жилете, – заметив, что я заинтересовалась его товаром, стал с энтузиазмом рассказывать мне легенду про людоеда Дельбегена, который чуть не съел все живое на земле.