Агнец (страница 8)
– Какая чушь! – усмехнулась она. – Эти бажирцы совсем свихнулись. Помнишь, я тебе говорила про местных, что они немного того. – Яна покрутила пальцем у виска.
– А кто такие бажирцы? – спросила я.
– Местные дурики, которые поклоняются кедру Бажиру, ну вот тому, что у тебя на кулоне. Они верят, что дух дерева спасет их жизни. Да кому нужны их гребаные жизни?
– А ты сама-то веришь в эти духи?
– Я верю только в дух денег, – засмеялась Яна, вставая с дивана. – Ладно, раз с тобой все хорошо и тебя не съели местные собаки, я пойду. Встретимся на ужине.
В ответ я кивнула, умолчав, что договорилась ужинать с Владом.
5
Ближе к вечеру я испытываю легкое волнение, как перед настоящим свиданием. Последний раз я была на свидании лет шесть назад, когда мы с Глебом только начали встречаться. Он приглашал меня исключительно в дорогие рестораны, мы чинно о чем-то разговаривали, словно на каком-то важном деловом приеме. Мы никогда не ходили в кино или на дискотеку, боже упаси, если мне вздумается пуститься в пляс. Один раз, по незнанию, на первых свиданиях я вышла на танцпол. Я до сих пор помню тот вечер, как Глеб отчитывал меня за неподобающее поведение.
«Моя девушка, а тем более жена не должна выглядеть как дешевка!» – заявил мне Глеб. Не понимаю, как тогда меня это не отпугнуло, ведь это уже был первый звоночек, да что там звоночек, настоящий набат. Видимо, во мне сидит от моей матери что-то рабское, готовое повиноваться воле господина.
Я больше не хочу свиданий. Не хочу, чтобы какой-нибудь новый «Паук» опутал меня своей паутиной. Мне спокойнее быть одной. А сейчас я иду просто на дружеский ужин с человеком, который помог мне и к тому же от этого пострадал. С моей стороны было бы невежливо отказывать ему в ужине.
Я надеваю длинное шифоновое платье бледно-лилового цвета и белый жакет. На моей смуглой коже этот наряд, без ложной скромности, смотрится великолепно. Подаренное ожерелье я снимаю и прячу в сейф, мне не хочется, чтобы до него кто-нибудь дотрагивался, особенно этот Калчу. В уши я вдеваю купленные сегодня серьги: круглые диски с мехом и бисером, выполненные в этническом стиле. Они тут же оттягивают мои крохотные мочки, но я оставляю серьги, с ними мой образ закончен, я почти влилась в местный колорит.
Я вспоминаю свою подругу детства Лелю. С ней мы не мыслили свое времяпровождение без переодеваний. Мы могли полдня убить на дефилирование друг перед другом в собственноручно сделанных нарядах. В лифчики, купленные на несколько размеров больше (как говорила Леля: на вырост), мы запихивали вату или обычные носки. С торчащим бюстом наши тощие нескладные тела приобретали вожделенные округлости. Мы красили губы красной помадой, неаккуратно, выходя за края, но это не имело значения. Главное, наши рты источали секс, а ватные груди торчали антеннами. Нам было тринадцать, и мы считали себя королевами. Если вспомнить, мой тяжелый пубертатный период прошел под лозунгом: склони голову, холоп, пока королева тебе ее не отсекла.
Я и Леля, не сговариваясь, решили, что мы лучше других. Мы стройные, видные и, конечно же, очень умные. Поэтому просто не могли вести себя как обычные люди. Мы были особенными, не такими, как эта серая масса, и всеми силами подчеркивали это. По улице мы передвигались исключительно на высоченных каблуках и с выражением полной брезгливости к этому бренному миру и людишкам, населяющим его. Так как туфли на каблуках у меня были в единственном экземпляре, а ходить в них предполагалось каждый день, да еще и не глядя себе под ноги, мои девятисантиметровые каблуки сбивались очень быстро и становились похожи на неотесанные колышки. Мне приходилось постоянно закрашивать их черным лаком и ставить набойки.
С одеждой у меня тоже было скудновато: одни джинсы, одна юбка, десять раз перешитое платье и две кофты с катышками. Мы с Лелей частенько обменивались своими скупыми гардеробами, чтобы хоть как-то разнообразить их. Я ей давала джинсовую юбку и голубую блузку, а она мне – обтягивающие кожаные брюки. Конечно, они были не кожаные, а из дерматина, но я считала их крутыми. Мой отец жутко злился из-за этих обменов, принимая все на свой счет, и за каждую обменянную вещь я получала словесную оплеуху и какое-нибудь наказание. Какое именно, решал отец, а мама, как и положено послушной жене, во всем соглашалась. Когда отец был совсем зол, оплеухи получала мать за то, что воспитала такую непутевую дочь. Только уже наказание было не словесным. После него мать неделю замазывала лицо тональным кремом «Балет», который ничего не скрывал, а только подчеркивал сине-зеленые синяки. В такие дни мне было ее очень жаль и я ластилась к ней как котенок, но она с холодным равнодушием отталкивала меня, повторяя слова отца, что я непутевая.
«Отец с тобой слишком мягок, нужно бы ему стать построже, только тогда из тебя и выйдет толк», – говорила она. Мне кажется, она до сих пор так думает. Бог с ними. Я давно уже не считаю себя королевой, не обмениваюсь вещами и не общаюсь с Лелей. Я даже не знаю, где она сейчас живет. После того как она закончила одиннадцатый класс, ее семья переехала куда-то на север, в Мурманскую область.
Первое время мы переписывались, даже договаривались о встрече, но потом все общение стихло и полностью прекратилось. По прошествии лет, если вспоминаю Лелю, мне делается грустно: в моей жизни больше не случилось настоящей дружбы, какая была у нас. Поначалу я сильно переживала Лелино отсутствие в своей жизни, но потом началась учеба в университете, появились новые подруги, случилось знакомство с Глебом. От одного воспоминания о бывшем муже меня передергивает, вмиг портится настроение, но я беру себя в руки. Его здесь нет, он в холодной Москве – как обычно, выигрывает очередное дело.
Я спустилась по лестнице на первый этаж и из просторного вестибюля с деревянным ресепшеном и такими же панелями на стенах направилась на террасу, где накрывали столы для постояльцев. Ужин начинался в шесть часов вечера, но я специально опоздала на пятнадцать минут, будто этот ужин и впрямь был настоящим свиданием, где девушке положено немного задержаться.
Влад сидел в кресле около бара, расположенного перед двустворчатой дверью террасы, и пил кофе. На нем были лиловый джемпер (мы сегодня в одной цветовой гамме, как настоящая пара) и темные джинсы. Легкая щетина, небрежно уложенные волнистые волосы и задумчивый взгляд сделали свое дело, и мое сердце екнуло, как много лет назад, когда я впервые влюбилась. Увидев меня, он встал и сделал джентльменский комплимент моей внешности. Я же в свою очередь поинтересовалась судьбой его покалеченной ноги.
– Все нормально, это просто царапина, – отмахнулся он, – местный доктор сказал, что это не смертельно.