– Но ныне нет на то времени, – отрезал Шакир Доев, снова принимая командный тон. – Я расскажу, что пожелаете, как и обещал, но потом, после потехи, когда договор брачный будет подписан, да клятвы произнесены.

– Когда? Во время брачной ночи? – с издёвкой уточнила я, пытаясь разрядить нарастающее напряжение своим фирменным сарказмом. – Кстати, что насчёт неё? Она же после церемонии? – Меня уже порядком заносило, но это было от нервов и волнения. Хотя вопросы не были лишены смысла. Мне же предстоит играть роль новобрачной.

– Нет, – слегка опешив, словно я сморозила несусветную чушь, мотнул головой казначей. – Потеха бракосочетания проходит здесь – в вашем Замке, а ночь брачная – в родовом замке мужа, куда вы отправитесь сразу же после заключения брака. Я буду вас сопровождать до владений князя, куда ехать почти неделю. Вот тогда мы и побеседуем! Там будет время и возможность.

Я несколько секунд обдумывала услышанное и всё же кивнула. Неделя дороги… Время есть.

– Хорошо. Но я правильно понимаю, что мне придётся выживать в гадюшнике? – уточнила на всякий случай, желая услышать подтверждение своих худших опасений. – И начинать прямо сейчас?

– Увы, то так, – виновато кивнул Шакир Доев. – Не ведаем, кто именно пытается Вас устранить, слишком много супротив брака Вашего… Но думать надобно на всякого!

– Миленько, – прикусила губу, путаясь в сумбурных мыслях. А они таранили голову как очумелые птицы, сбившиеся с пути и врезающиеся в окно. Яд? Утопление? Заговор? Гадюшник? Отлично! Прямо клуб по интересам собрался. – Что ж, пошли, – выдохнула я, пытаясь стряхнуть с себя навалившуюся жуть. – Порадуем гостей и жениха. Познакомимся. Им такое счастье на головы свалилось, а они ещё не в курсе, – попыталась приободрить сама себя, но получилось довольно жалко.

– Надобно всё отменить пока не поздно! Она не справится, – вновь пошёл на попятную казначей, отметая прочь пучину неутешительных дум и срывая с губ вопрос, аккурат вопросу ведуньи.

– Почему? – с недоумением спросила ведунья, глядя на меня с ожиданием.

– Почему это? – с вызовом спросила я, уперев руки в бока. Меня, актрису, обвиняют в том, что я не справлюсь с ролью?! Да это оскорбление профессионального уровня!

И я его принимаю. Ещё нет роли, которую бы я не осилила!

– А эта… – продолжил Шакир Доев, словно не услышав моей реплики, – дерзкая, прямая, язвительная, наглая! Она принесёт немало хлопот, потому как, стерва, какая-то…

– А может и не принесу, – перечила я, нахохлившись от негодования. И да, он попал в точку. – И стервой быть неплохо! Порой, очень даже полезно… Особенно в гадюшнике, как вы выразились.

– Конечно, – кивнул гневно казначей, – а может именно то и привело вас к вот этому! – язвительно вернул он монету, намекая на вашу погибель.

Да как он смеет?!

– Меня не убивали! – всхрапнула возмущённо, но почему-то уверенности в голосе не было.

Меня же не убивали… вроде. Не топили…

Я сама… Или нет?

Вот только, что я делала в воде?

В воде, зная, что плавать не умею…

Сама бы ни за какие коврижки не полезла и, уж тем более, не прыгала. А по ощущениям… меня будто толкнули… или я внезапно ухнула в воду.

Даже поёжилась новым-старым чувствам на лопатках, будто там до сих пор чьи-то ладони.

– Не убивали, – шептала я мыслям. – Быть не может. Я же… кто… – И тотчас взяв себя в руки, встряхнула головой. – Теперь я точно обязана вернуться, чтобы всё выяснить. А значит, чего бы мне это ни стоило, не позволю принести вред телу Айлинэ! Это мой билет домой.

– Мне нравится настрой ваш! – хмыкнула ведунья, от удовольствия сверкая тёмными глазами. И опять обратилась к Шакир Доеву: – Нет у Вас иного выбора, казначей. Вы должны идти до конца! Так или иначе, в случае вашем, возможно, стерва – будет даже лучшим решением! – Она вступилась за меня, убеждая его. – Айлинэ её благоразумие и нрав мягкий не уберегли, – звучало внушительно, не без толики здравого смысла. – Так может пришлая осилит? Она сильная, бойкая, отважная, наглая. Наглость, меж прочим, второе счастье. Наглость… города берёт…

Мне не очень нравилось слово «пришлая», но я на нём не акцентировала внимания.

Ведунья была на моей стороне. Она в меня верила. Она обещала помочь. Баш на баш. Я помогу им, они мне. И все будут жить! Или хотя бы попытаются.

– Я справлюсь! – В моём тоне не было ни капли сомнения. Я сама решительность. Меня никто и никогда не сломит.

Парочка обменялась задумчивыми взглядами, пока Шакир Доев, наконец, не сдался.

– Быть может, Вы и правы. Вместе мы будем сильнее, а теперь ещё и готовы. Главное держаться друг друга да доверять…

– А то, – ухмыльнулась я. – Я справлюсь. Это почти как выживать в театре, – а это уже бормотала себе под нос, сжимая букет обеими руками.

Ох, дорогие мои гадюки, вы ещё не в курсе кого призвали. Я вам такую жизнь устрою, о смерти молить будете!

Твёрдо чеканя шаг, пошла к «светлому» будущему.

Была не была! Где русская женщина не пропадала?

В какое только тело не попадала… Да мы же!.. Да я ж… больше двадцати лет в театре работаю. Человек-оркестр! Я привыкла выживать: при необходимости по головам ходить. Да одна моя чокнутая семейка чего стоит – лучший институт по выживанию.

Отец – ведущий специалист в области мануальной терапии и остеопатии. А мать всю жизнь на сцене провела: танцевала и пела. Они такие разные, но всю жизнь вместе! Вечно на работе и своими делами заняты, а я с детства сама по себе, но рядом с ними и как-то выживала… Выживание – мой главный образ жизни!

И раз я теперь в другом мире и теле, мне необходимо выжить любой ценой, чтобы вернуться в свой. Не люблю чужие проблемы на себя тянуть, – мне бы со своими справиться, – но раз проблемы Айлинэ теперь мои, значит я… в деле!

ГЛАВА 4. Жених-мечта… или нет?

Ноги под свадебным платьем, этим тяжёлым, многослойным сооружением из парчи, шёлка и, кажется, накрахмаленного полотна, дрожали. Не от слабости – черта с два! – а от зубодробительной смеси нервного напряжения, абсурдности всего происходящего и давящего осознания, что я иду на собственную, – чужую, – свадьбу к неизвестному мне князю. Я, Алина Бережная, шла под венец в теле какой-то местной маркизы Айлинэ, в другом мире, к человеку, о котором знала лишь то, что он князь и… что-то ещё, о чём мне толком не сказали.

Шакир Доев, чей лик выражал такую степень тревоги, будто я вот-вот должна была явить что-то совершенно дикое да скандальное, шёл слева.

Его нервозность ощущалась даже сквозь плотную ткань платья, передаваясь дрожью малой.

Справа же… справа шёл Он. Видный незнакомец. Тот, кто встретил нас в конце коридора, чьё присутствие мгновенно выдернуло меня из трясины паники и заставило мозг судорожно перебирать варианты, кто бы это мог быть.

Неужели… неужели это мой жених?

– Рад, что с вами всё ладно, княжна Айлинэ, – голос его был низок, глубок, словно рокот грозы далёкой, что принесла долгожданный ливень в степь засушливую. Мелодичный, но с той самой металлической ноткой, что моментально заставляла собраться, как на первой потехе с новым, очень требовательным скоморошником.

Я едва заметно кивнула, стараясь сохранить на лице выражение смиренной благодарности, присущее, по моим смутным представлениям, юной княжне на выданье.

Ага, конечно, рад. Особенно после того, как Айлинэ отравили перед церемонией, а меня выдернули из моей жизни, засунули в чужое тело, вынудили идти на «эшафот замужества»! Да вы, батенька, издеваетесь, или просто не в… курсе?.. заговора, о котором и я пока только краем уха наслышана, но уже по самое не балуй вовлечена.

– Спасибо, – выдавила я, стараясь, чтобы голос звучал мягко и немного робко. Краем глаза посмотрела на Шакира, ища хоть какой-то подсказки в его поведении – что мне говорить, как себя вести дальше? Но его лицо оставалось непроницаемым, как стена Кремля. Я решила не рисковать и просто потупила взгляд, сделав небольшой, насколько позволяло сковывающее движение платье, книксен.

– Ну раз вы готовы продолжить, – незнакомец уважительно склонил голову и протянул мне руку.

Я замерла на мгновение, чувствуя, как волнение нарастает, словно перед выходом на подмостки в премьерном спектакле, к которому ты абсолютно не готов – не знаешь текст, не видел партнёров, а декорации падают прямо во время действия.

Но многолетний инстинкт актрисы, привычка к стрессу и внезапным изменениям сценария, умение импровизировать и держать лицо, даже когда внутри всё кричит от ужаса, злости или восторга – всё это сейчас работало на меня, как хорошо отлаженный механизм.

Актриса я, чёрт возьми, или нет?!

Ныне главное – играть. Играть так, чтобы никто не заметил фальши. Не выдать себя ни единым неосторожным движением, ни одним лишним звуком, ни одним взглядом. Слушать. Запоминать. Анализировать. Всякая деталь может оказаться ключом.

Мой спутник справа шёл рядом, высокий, широкоплечий, абсолютно невозмутимый. Лик его, казалось, высечен из камня – ни единой эмоции не дрогнуло на нём, даже когда толпа особенно активно начинала шептаться или когда жрец начинал что-то выкрикивать. Тёмные волосы, собранные в хвост аккуратный на затылке, подчеркивали строгие, сильные черты. Ему точно не больше сорока. Скорее всего, около тридцати пяти, как и мне в той, прошлой жизни. Может, даже чуть младше.

Вот он, мой «жених-мечта»! – пронеслось в голове, отчаянно цепляющейся за любые «нормальные» мысли посреди этого безумия. Если уж суждено остаться в этом мире и стать женой какого-то местного шишки, пусть это будет кто-то… такой.

С ним можно будет договориться. Его можно будет очаровать. Уж что-что, а пудрить мужские мозги я умела виртуозно. Особенно тем, кто мнил себя властным и недоступным.

Мой Андрей Свировский был ярким тому примером.

Сердце, до этого сжимавшееся от страха и безысходности, теперь забилось чуть быстрее. Появилась крохотная искорка надежды. Не всё потеряно! Идеальный кандидат на роль того, с кем придётся строить отношения. Или хотя бы использовать его для своих целей. Я прикинула в уме пару сценариев, как можно было бы начать “обрабатывать” этого красавчика.

Улыбнуться? Потупить взгляд? Сказать что-то умное?

Мы остановились перед алтарём. Нас встретил жрец – древний старец с длинной седой бородой, почти до пояса, в простом одеянии из ткани грубой, расшитом теми же рунами, что и алтарь. От него пахло травами, землёй и чем-то ещё, неуловимо древним и сильным, словно самой историей этого места. Он начал говорить. На языке, которого я абсолютно не понимала. Голос его был низок, гулок, словно исходил из самых глубин земли, заставляя вибрировать воздух и, казалось, камни алтаря. Обряд начался.

Я стояла и почти не дышала, изображая благоговение и смирение, стараясь впитать всякую деталь происходящего, всякий жест жреца, всякое движение моего спутника. Мой спутник справа стоял так же, невозмутимо, лишь иногда кивал жрецу в ответ на некие реплики или вопросы, кои, видимо, понимал. Рука его, всё ещё лежащая на моей, была тёплой, сухой и сильной. Чужая теплота. Чужая сила.

По коже пробежали мурашки – то ли от страха, то ли от чего-то другого, пока непонятного, но очень сильного. Чёрт, а он горячий! – пронеслось в голове.

Жрец взял наши руки, – мою и спутника, – и связал их широкой красной лентой. Произнёс ещё некую долгую, монотонную фразу, поднимая интонацию на слова некие. Я чувствовала, как нарастает напряжение в воздухе. Атмосфера сгущалась, становилась почти осязаемой. Толпа притихла, наблюдая с почти религиозным, заворожённым трепетом.

Затем жрец склонился, взял с алтаря чашу деревянную, поднёс сначала ко мне. Я замерла, глядя на жидкость тёмную, густую внутри.