– Мы почти закончили, дорогая. Я думаю, мы отложим донесения внешней разведки, послов и визит маршала до завтра. Мне кажется, что объяснять прекраснейшим мессирам Лиэру и Ирдингу придётся уж слишком много. Наверное, не стоит, верно?

– Вот она, королевская мудрость, – я случайно хихикнула. – Не знаю, как Ирдинг, я с ним плохо знакома, а вот Лиэр точно свихнётся.

– Постепенно привыкнет, – улыбнулась Вильма. – Мессиры миродержцы же привыкли. Даже фрейлины не шарахаются от мессира Валора – а уж военные-то и подавно приноровятся. Если я что-то понимаю, нам всем придётся постоянно привыкать к чему-то довольно жуткому или отвратительному… наступает тяжёлое время.

* * *

То, что вечером принесли мэтр Фогель и Глена, удивило меня ужасно – и Вильму, кажется, не меньше.

– Я ожидала увидеть скелет, – сказала Вильма, разглядывая искусственное тело. – А это… произведение искусства… дорогие друзья, я даже затрудняюсь назвать…

– Куколка, – сказала я озадаченно. – Фарфоровая. Но не возьму в толк, как вам это удалось.

Мне показалось, что они отлили искусственное тело из фарфора целиком – только полированным серебром блестели шарниры. Я смотрела на громадную, великолепно сделанную куклу с лицом Виллемины и думала: очень красиво. Просто очень. Но как же она будет двигаться? Фарфор довольно тяжёлый, слишком хрупкий…

– Это не фарфор, – с тенью даже самодовольства объяснил Фогель. – Это тот самый новый материал, о котором сейчас все говорят: каучук. Из фарфора только лицо, леди Карла, а тело – из белого каучука. Лёгкий материал, упругий, пружинит.

Я тронула белую гладкую ногу. На ощупь она напоминала холодную человеческую кожу – мне даже стало жутковато на миг.

Я взяла куклу за руку. Скрыть серебряные шарниры, двигающие пальцы, мастера не сумели, но кисть…

Я не могла взять в толк, как они успели создать за день этот шедевр – пока не поняла, что, по всей вероятности, наши мастера потихоньку вели свои собственные разработки и экспериментировали. И вот результат такого эксперимента… неожиданный.

Чудовищно дорогой, очевидно. Потрясающе красивый. Очень странный.

Никакой загробной жути.

И всё-таки… всё-таки…

– Вот так и становятся неувядающе прекрасными, – весело сказала Виллемина. – Карла, дорогая, скажи этим гениальным мастерам, что я не ожидала. Они меня восхитили.

– Государыне очень нравится, – сказала я дрогнувшим голосом.

Фогель прослезился:

– Государыня слышит?

– И видит, – сказала я.

Я уже заставила себя смириться – и сейчас меня очень грело, что наши драгоценные кукольники нашли способ не выставлять кости Виллемины напоказ. Они сделали больше, чем в принципе возможно, думала я… и всё-таки…

Наша государыня – кукла.

Наша бесплотная государыня.

Наша самую малость овеществлённая душа.

Чрево адово.

– Мне кажется, ты огорчена, – сказала Вильма.

– Пытаюсь представить, каково тебе будет внутри этой куклы, – ляпнула я мрачно. Не хотела настолько жестоко, но сорвалось.

– Никогда не заболит зуб! – радостно объявила Вильма.

И я снова чуть не расплакалась. Но плакать, в общем, было некогда. Я отправила человека за наставником Лейфом – он мне нравился и уже один раз сделал то, что нужно. Пока ждали Лейфа, мы с Друзеллой одели… куклу…

Как ранним утром – в рубашку и нижнюю юбку.

В одежде кукла до жути походила на Вильму. На спящую фарфоровую Вильму – даже локон выбился на висок.

– Невероятно хороша, – восхищённо вздохнула Вильма. – Идеальная я.

А мне почему-то опять хотелось разреветься.

Время шло к десятому часу вечера, но Лейф пришёл быстро.

– Можно подумать, вы через зеркало пришли, как вампир, святой наставник, – сказала я. – Просто пулей долетели.

– А я не из дома, – сказал он. – Я из храма Путеводной Звезды и Благих Вод, леди Карла. Молился вместе с наставником Элией за государыню – и задержался вот… сам не понимаю почему. Показалось, что могу понадобиться.

– Скажи святому наставнику, что меня поражает его интуиция, – улыбнулась Вильма. – Может, это Промысел?

– Государыня думает, что это вам с небес намекнули, – сказала я. – Шутит, но в таких шуточках есть доля истины. Ведь нашего гонца тоже что-то толкнуло идти за вами не домой, а в храм. Может, конечно, просто перепутал, а может, и его Судьба вела, кто знает.

Но это он, кажется, уже не слушал: он уставился на куклу, сидящую в кресле Вильмы:

– Господи милосердный…

– Нет её там ещё, – сказала я. – Она рядом. Но это уже ненадолго. Пойдёмте в дворцовую часовню, наставник Лейф.

Куклу хотел поднять мэтр Фогель, но его отстранил Валор, очень деликатно, но твёрдо. И сам её поднял.

– Это чрезвычайно любезно с вашей стороны, прекраснейший мессир Валор, – улыбнулась Вильма. – Теперь между нами будет больше общего, чем раньше.

Валор чуть поклонился – и взял куклу так, будто она уже была живая и ей надо было поудобнее лечь на его руках.

– А почему в часовню, леди Карла? – спросил Лейф довольно неуверенным тоном.

– Ну… – я пожала плечами. – Не знаю. По-моему, в храме как-то нехорошо рисовать на полу. И потом, там же пол-то мозаичный, там роза ветров перед алтарём, а выстраивать звезду поверх любого рисунка – дело рискованное. Лучше в часовне, там пол гладкий.

– Но ведь в часовне или в храме – всё равно обряд… того… как его… – замялся Лейф.

– Нет, – отрезала я. – С адом я уже договорилась. Ваше дело – обратиться к Высшим силам. Я хочу… в общем, я намерена просить помощи. У Неба.

Лейф больше не спорил, только покачивал головой, как будто всё никак не мог успокоиться. И мы пришли в часовню вчетвером: я, Лейф, Валор и Виллемина.

В часовне было совсем темно, только громадная луна светила в стрельчатые окна, как небесный фонарь. Лейф принялся зажигать свечи. Я взяла свечной огарок – и принялась рисовать храмовым воском звезду с двумя Узлами, а потом третий – вокруг.

Тяпка, которая проскользнула в часовню за нами, тихонько легла в тени и наблюдала, поблёскивала из темноты глазами, в которых отражались свечи.

А Валор с куклой и Вильма стояли рядом и смотрели – зато я решила не смотреть на них, пока не закончу. Я изо всех сил старалась ничего не перепутать.

Странно так в часовне было… чувствовала я себя странно.

От полной луны, свечей и моей решимости Дар должен бы был полыхнуть стеной, но не полыхнул, а наполнил меня равномерно – не как пламя, а как свет. Такой прозрачный жар – мне казалось, что я его даже вижу: кончики пальцев у меня просвечивали, будто я ими пыталась закрыть лампу.

И когда я замкнула третий Узел, линии тоже засветились – непривычно, тем тёплым неярким светом, каким светится воск зажжённой свечи возле самого пламени.

– Что мне теперь делать, леди Карла? – спросил Лейф, вставив в подсвечник на алтаре последнюю свечу.

– Молитесь о милости Божьей для души Виллемины, – сказала я и повернулась к Вильме и Валору: – К вам это тоже относится, кстати. Хоть про себя, хоть вслух – молитесь тоже.

– Карла, милая, что ты задумала? – удивилась Вильма. – Разве так можно?

– Это с самого начала слегка безумно, – кивнул Валор. – Мы ведь знаем, деточка, что никакого третьего Узла нет. Просто не существует такого обряда. Что же ад продал тебе?

– Ад знает, – хмыкнула я. – И я знаю. И Господь знает.

Дар так сиял сквозь меня, что я сама себе казалась ламповым стеклом вокруг него.

Лейф запел – и я с ним.

Получилось неожиданно хорошо. Мы как-то сразу попали в такт – и я слышала, как тихонько подпевает Вильма. Я пела и смотрела, как ведёт себя моя звёздочка с Узлами на полу часовни, погаснет ли она от Святого Слова, – но она потихоньку разгоралась, как огонь костра.

Когда Лейф закончил, свет от моего чертежа уже освещал и алтарь, и фигуру Валора с куклой. Вильма проявилась в этом свете, такая же лунная и серебряная, как мёртвые морячки, – и Лейф тихонько ахнул. Я поняла, что и он её тоже видит.

Я секундочку колебалась, думая, можно ли капать кровью на пол, – но Дар подсказал, что надо, и я разрезала клешню между бинтами.

– Первый Узел связывает душу с искусственным телом через меня, – сказала я, капая кровью в центр чертежа. – Кровью, плотью и волей. Второй Узел закрепляет первый – и даёт душе ту же власть над искусственным телом, какая была над живым. А третьим Узлом я привязываю душу к искусственному телу через мир Божий, как силы природы привязывают её в момент зачатия – во имя Путеводной Звезды и Благих Вод, и ад не имеет власти помешать, ему заплачено. Мне необходимо, я желаю.

Валор хотел положить куклу в центр звёздочки, но я мотнула головой и толкнула его так, чтобы он сделал шаг, вошёл туда вместе с куклой сам. Он как-то охнул или всхлипнул – но сделал этот шаг – и на миг сноп света, золотистого тёплого света, хлынул на них с Вильмой откуда-то из-под купола, как водопад.

И тут же всё кончилось. Вообще всё.

Пропало это тёплое свечение, моя звёздочка погасла, свечи показались совсем тусклыми, в часовне сразу стало намного темнее. И в этом сумраке я услышала голос Виллемины, совершенно живой, знакомый, её привычный голос:

– Дорогой мессир Валор, будьте добры, позвольте мне встать. Мне очень неловко, что вы до сих пор держите меня.

А за мной что-то зашелестело и стукнуло.

Ага. Лейф в обморок грохнулся, подумала я, но тут же, сама едва держась на грани сна и яви, поняла: не в обморок.

Просто заснул. Как некроманты после обряда.

Что ж это мы такое вместе со святошами делаем-то теперь? – успела подумать я, и сон наступил, как мистический золотистый свет.

* * *

Я проснулась от солнечного света, – солнечный луч в глаз попал – открыла глаза и увидела, как перед зеркалом в спальне крутится Виллемина.

Это так меня потрясло, что несколько секунд я просто смотрела во все глаза.

Вильма любовалась собой, как девочка.

На ней были рубашка, нижняя юбка и кринолин – и Вильма приподнимала его так и сяк, будто прикидывала, как будет выглядеть на нём какой-нибудь особенно модный чехол. Волосы Вильмы, мило взлохмаченные, рассыпались по плечам.

Тяпка крутилась у неё под ногами – как всегда, со всех сторон сразу.

И я смотрела и думала: весь ужас мне приснился. Приснился.

А Вильма почувствовала мой взгляд и обернулась.

Взглянула на меня громадными кукольными глазами из-под мохнатых ресниц. Стеклянные глаза, подумала я, но взгляд показался мне вовсе не кукольным. Серые глаза Вильмы. Весёлый взгляд Вильмы.

– Ты проснулась, дорогая, – сказала Вильма весело.

И я увидела, как двигается замечательно сделанный, но всё-таки заметный шарнир, держащий нижнюю челюсть.

– Вильма… – пробормотала я. У меня голос пропал и навернулись слёзы.

– Аф! – звонко выдала Тяпка.

И Вильма, крутанув каркас кринолина, села рядом, так изящно, будто всё с ней было в порядке. Протянула ко мне руку – и я потащила её за руку, притянула к себе и обняла.

Куклу. Вильму. Куклу.

Тёплую.

Прижала к губам её ладонь – тёплую, а металл шарниров показался мне холодом от перстней. Вильма. Вильма.

Она меня обнимала, Тяпка подлезала носом под наши руки, меня колотило, я сначала ревела, потом начала рыдать, цеплялась за свою королеву, как утопающий за соломинку, слушала, как она меня уговаривает: «Всё уже прошло, Карла, дорогая, храбрая, чудесная, замечательная…» – и мне ужасно много времени понадобилось, чтобы успокоиться.

На удивление.

Я, кажется, такого не ожидала. Я смогла разговаривать, только когда прошла эта дурацкая слабость, которая поздновато проявилась, – ну вот какой смысл реветь сейчас? Всё уже, всё.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, прижимая её к себе.

Тяпка всунулась между нами, как всегда. Будто ничего особенного и не произошло.